Когда Леонхард узнал о запросе на эксгумацию трупа Линдси, первой реакцией была почему-то радость.
Известие об этом застало его в постели. Коэн дрых без задних ног в свой выходной, видел десятый сон про отличную оргию на четверых; и дрых бы себе дальше, да вот незадача — от Капральского: "Они запрашивали разрешение на эксгумацию", произнесенное тоном революционером, которого привели на виселицу, волосы вставали дыбом. Даже у такого много повидавшего на своем веку молодого человека, к коим смел причислять себя Леонхард.
Маршалл всегда держался подчеркнуто спокойно, не позволяя себе срываться на эмоции. То, что в его голосе, помимо боли от заново растревоженной раны, слышалась сталь, свидетельствующая о плохо скрываемом раздражении — это было однозначным ЧП.
Вскочив с постели, он на автомате прошел на кухню, механически, не отдавая себе отчета в том, что делает, сварил кофе — и выпил, что называется, о натураль, без сливок и сахара. Голове надо было проснуться и начать соображать.
Ему самому это тоже не помешало бы, черт возьми.
Маршалл прекрасно отдавал себе отчет в том, что эксгумация будет проведена и без их с Леонхардом согласия. Он варился в среде законников, полицейских и прочих служителей Фемиды достаточно долго для того, чтобы понимать: при необходимости на их протесты управление поплюет с высокой колокольни, — и коротким звонком дал понять это Леону. Конечно, согласие испросили и у него, но он в тот момент был в состоянии алкогольного опьянения и валялся на полу в каком-то загородном доме. Лыка не вязал. А у него спросили про Линдси. Коэн быстро завелся, рявкнул короткое "нет", бросил трубку и продолжил  предаваться гедонизму.
Кажется, после того злополучного звонка он надрался чистым виски.
Уже протрезвев — вот примерно сейчас — он, наконец, сообразил, чем ему грозит эксгумация трупа Линдси. Бросил взгляд на часы. Утро, приближался обед. Наспех натянул на себя джинсы, толстовку, обулся в кеды и рванул на свою старую квартиру.

Взлетев по лестнице как ошпаренный индюк, он как сумасшедший принялся колотить в дверь. Прошло несколько минут прежде, чем дверь открылась и Леонхард увидел знакомое лицо. Лицо это выглядело тревожным.
— Ты чего колотишь в дверь как дурной? — Старый-добрый знакомый Роб Занелли отъехал от двери, пропуская Леона в квартиру. Тот мотнул головой, махнул рукой и широкими шагами пересек коридор. По дороге он услышал гул голосов, бурно обсуждавших общественные вопросы, связанные с защитой прав колясников, — и только тогда, тяжело опустившись на единственный оставшийся на кухне стул, понял, что начинает успокаиваться.
— Воды бы хлебнуть минеральной, — облизнув губы, произнес Леон. Роб, хмурясь, протянул ему бутылку "Эвиан". Леон быстро отвинтил крышку, бросил ее в дальний угол и пил с минуту. Опустошив бутылку примерно наполовину, утер уголки рта. — Сойдет! Спасибо, дружище. Спас, можно сказать, от страшной смерти. С ума сойти, я готов выпить все, что не допили господа заседающие. Как у вас дела, кстати? Назаседали уже что-нибудь?
Несколько дней назад он передал эту квартиру во временное пользование Робу и его организации. Жалко ведь, когда помещение простаивает без дела, а до середины следующего месяца так бы и произошло, не возникни у Занелли-младщего потребности в помещении для проведения пары-тройки заседаний своей инициативной группы. При посильной помощи общих знакомых, комната, в которой Леон ранее спал, куда водил компании, пьянствовал и ловил глюки в компании Сета Йонссона и Аластера Ханта, была перевернута вверх дном. Из нее исчезла широкая кровать, места стало значительно больше. Чистоплотность одного из заседающих вынудила еще и пройтись по всем углам тряпкой с чистящим химсредством.
Роб мотнул головой.
— Нет еще. Точнее, да... Общие вопросы мы обсудили еще вчера вечером, но потом кто-то помянул недобрым словом "Соль". И завертелось. — Он посмотрел на настенные часы, висевшие прямо над головой Леона. — С двенадцати ночи так сидим. У тебя, кстати, вид не очень... здоровый. Не знай я тебя, то мог бы высказать предположение, что ты этой самой солью ширнулся. Не буду ходить вокруг да около. Спрошу прямо: в чем дело, Леон?
Коэн вздохнул. Качнул головой, потом скрипнул зубами. Он не должен был выдавать внутреннее волнение, но не был способен его скрыть. Это злило. Сковывало рот, мысли, движения.
— Честно? В заднице я. В глубокой. Если могилу Линдси раскопают...
— А с чего ее должны раскапывать?
— "Соль", — Леон сделал еще несколько крупных глотков из бутылки. — "Соль", понимаешь? Если они начнут копать... то найдут то, чего видеть не должны.
— Что найдут?
В этот момент раздались новые удары по двери. Роб с подозрением покосился на Леона.
— Ладно, не смотри на меня так. Сам открою. Вдруг просто буйные соседи...
Дойдя до двери и широко распахнув ее, он понял, что по его надеждам прошлась рота солдафонов в армейских ботинках. Перед ним стояла хорошо знакомая женщина. Не столько лично, сколько заочно... Леон провел пару бессонных ночей за чтением ее личного дела и нашел, что она — самый проблемный страж закона, какие только могут быть в Галифаксе.
Она грозила ему психологическим осмотром. Он ответил на это более дерзко, чем требовалось.
Леонхард широко улыбнулся. Он смотрел на Анну Орсини понимающим и нагловатым взглядом человека, который знает, о чем сейчас пойдет речь, зачем в его квартиру пожаловал чуть ли не отряд спецназа при полном параде. Знает, и поэтому будет отчаянно сопротивляться, отбрыкиваться от любых обвинений.
Они нашли еще один труп в могиле Линдси. Сомневаться в этом не приходилось.
Коэн отвесил Анне низкий поклон и отошел, пропуская гостей.
— Увы, пройти в комнату предложить вам не могу. — Поприветствовал он её, и, махнув приглашающе рукой, первым вернулся на кухню, где их встретила спинка инвалидного кресла Роба — тот грел себе кофе в микроволновке, но обернулся на звук шагов. — Там сейчас немного многолюдно, и, если вы хотите кое-что у меня некуртуазно спросить, то, боюсь, господа заседающие будут скорее помехой, чем сопутствием в такого рода процедуре... буду рад предложить вам кухню и стул, сам могу постоять. А вы все-таки дама, пусть и из тех, кто противится заботе со стороны мужчин... увы, еды тоже предложить не смогу. Зато есть кофе. Я даже вашу кружку оставил нетронутой. Идемте, идемте! Вы отлично выглядите! Ну, что вы хотите?

нтуиция подсказывала, что испытывать одновременно холодящий, сковывающий конечности страх и разбирающее грудную клетку веселье — это не вполне нормально для среднестатистического канадского гражданина с кучей татуировок по всему телу.
Леон поднял раскрытые ладони, демонстрируя отсутствие оружия, но отнюдь не готовность играть по предложенным полицией правилам. Взгляд побродил-побродил по лицам присутствующих стражей закона, да и вернулся к Анне. Леон заговорил с улыбкой на лице, сумев наконец синхронизировать внутренние эмоции с мимикой:
— Господа полицейские, ну вы бы хоть этикет проштудировали. Хотя бы разок. Для общего развития, так сказать. Вам не кажется, что врываться в помещение, где находится некоторое количество встревоженных, не спавших сутки людей, это... гм... несколько нетактично? Вам должно быть сты-ыдно. Я помогаю этим людям не для того, чтобы из-за ваших неосмотрительных действий заслужить среди них репутацию... хреновую, в общем-то, репутацию. Так что попросил бы вас обождать с пять минут, пока мой друг, — он хлопнул по спинке инвалидного кресла. — Не сообщит господам заседающим, что же тут будет происходить.
Леон бросил взгляд на Роба. Тот хмурился и выглядел мрачнее, чем аналитики после последней презентации яблочной продукции. Новости об обыске ему естественно не понравились. Они и не могли прийтись ему по душе — Занелли был инвалидом, но никак не дураком, и поэтому в скором времени в его мозгу соединятся все фрагменты многоходовой комбинации Леона. И тогда один Стив Джобс, царствие ему небесное, знает, как сильно подорвется его доверие к младшему Коэну.
— Если хотя бы один из вас войдет, я буду расценивать это как акцию, направленную против общественной организации, играющей в жизни города не последнюю роль, — Роб с раздражением хлопнул дверцей микроволновой печи, чтобы прекратить писк, сообщающий о готовности разогреваемого блюда. — Ищите что хотите, но после того, как мы покинем помещение. — Взявшись за колеса, он покатил в комнату. — Пропустите меня! — Отрывисто бросил он. Заехав в комнату, он громко хлопнул дверью.
Леон демонстративно вздохнул. Анне и ее коммандос плевать на единичные желания. Обыск они в любом случае произведут. Коэн надеялся лишь, что им хватит ума дать необходимую отсрочку. Никто ведь не препятствует следствию. То есть, обыску. Лишняя паника и эмоции Анне не нужны, Леону не нужны лишние свидетели его падения, так что все будет честно.
— Я ваш не весь, — ухмыльнулся Коэн. Он достал из микроволновки кофе Роба, понюхал содержимое и со смехом вылил в раковину. На его одежде остались темные брызги. — Но частично. И то, смотря с какой стороны посмотреть. Как  я вам больше нравлюсь? Анфас? Или профиль?
Леон извлек из недр кухонного шкафчика кружку, из которой Анна пила кофе, щедро сыпанул в нее кофе. Налил воды из графина с фильтром, сунул в микроволновку и поставил таймер на полторы минуты. Обернулся, оперся руками на раковину. 
— Мы ведь хотим закончить все это как можно быстрее, правда, детектив Орсини? — В интонацию прокралась ничем не прикрытая издевка. Леон выставил одну ногу перед другой, наклонившись вперед. — Иначе вы того и гляди искрить начнете. Отчего же не поговорить? Я так давно хотел побеседовать с кем-нибудь из вас. Детективу Куперу я, признаться, обрадовался бы больше, но нас с вами тоже кое-что связывает... тяжелая эмоциональная травма, например... общая тайна... "Соль"... ну и другая полезная информация, которой вы лишитесь, заключив меня под стражу.
Как и ожидалось, сопровождение Анны исполнило свой служебный долг с достойным рвением. Инвалиды покидали квартиру один за другим. Последним, махнув Леону рукой, уехал Роб.
— Что сказать Маршаллу? — вместо прощальных слов спросил он.
Леон пожал плечами. Отдав Анне ее кружку с кофе, он сказал одно-единственное слово. Роб не поймет, что в нем заложено и останется в безопасности. Зато Капрал поймет.
Леон сказал:
— Юстас. Скажи ему "Юстас".
"Юстас — очередная неприятность. Манипулирование людьми. Проблемы с законом. Возможно, чья-то смерть спустя время"
Роб кивнул и уехал. Дверь за ним закрылась.
— Люблю этого парня, — с очередным демонстративным вздохом сказал Леон. Он открыто улыбнулся, потом согнулся пополам от смеха. В течение минуты по всей квартире отголосками отскакивали от стен его смешки. Утерев уголки глаз, он выдохнул и заговорил: — Ой не могу, не могу, вот умора. Не сколько то, что вам меня жалко, скорее то, что вы собрались засадить меня в тюрьму. Я знаю, как это делается. Каждый этап. Всех деепричастных. принципы их работы. Игра, где правила постоянно меняются — сложная игра! И кабы вы не возжелали засадить именно меня, я бы вам помог. Ведь вы в полной заднице, да, детектив Орсини? Сэр Марш не дает разрешения на эксгумацию, зацепок по делу тех трех трупов до сих пор не шибко-то и есть.
Леон отвернулся. Что удивительно, он довольно быстро смирился с будущим заключением. Но он был готов к этому и поэтому мог позволить себе не нервничая, не совершать прошлых ошибок.
— Я, в самом деле, могу рассказать вам пару сказок, детектив Орсини. Вот только к тому моменту как ваши мальчики закончат их слушать, боюсь, что ничего интересного в полицейской базе вашего управления по интересующему вас вопросу ничего не останется... Кончали бы вы дурью маяться. Тратите время на меня, тогда как обратить свои взоры вам следует совсем на другого человека. — Пожав плечами, Леон сел на стол лицом к Анне.

Леонхард далеко не впервые присутствовал при обыске, однако ситуация, в которой он оказался, отдавала новизной хотя бы потому, что доблестные стражи закона шарились не где-нибудь, а в его собственной квартире. Слегка наклонившись вперед, упершись ладонями в жесткое покрытие столешницы, Коэн наблюдал за той частью процесса, что была доступна его взору. Конечно, мысленно он уже давно попрощался с этим местом. Фактически, лишь остаточный фантом в памяти считал своей собственностью крохотную комнатку, полную теперь незваных гостей, кухню, где вот-вот состоятся события исторического масштаба, коридор, стены, полы и прочую мелкую шелупонь типа остатков паршивого "копского" кофе, кружек и кухонных принадлежностей. Но расставаться с этим местом все-таки хотелось не так. Как-то более красиво, что ли.
Леонхард улыбнулся, довольный своей смекалкой. Он самолично проконтролировал, чтобы здесь не осталось ни единой подозрительной улики, хоть как-то связывающей его с чем-либо подозрительным. Копы ничего не найдут. В этой битве с полицией он уже считал себя победителем. Но не мог не задать себе вопрос: выйдет ли стать победителем в предстоящей войне?
— Ой, ладно вам! Вздумали попрекать в добропорядочности! И кого? Меня? Уму непостижимо, вы в самом деле работаете в полиции в должности детектива, а не полы в участке моете? — Коэн позволил себе быть самим собой и не особенно заботился о том, как Анна воспримет его слова. Всплеснув руками, он изобразил на лице досаду, граничащую с крайней степенью разочарования. Словно это не он вскоре станет допрашиваемым лицом, а, может быть, и вовсе главным подозреваемым. Словно на его месте находится сейчас детектив Орсини, и это он ей недоволен. — С таким уровнем следствия неудивительно, что вы все прохлопали. Шли бы вы с такой фекальной доказательной базой...
Леон мотнул головой, побарабанил пальцами по столешнице. Вопреки ощущению собственной неуязвимости он начинал нервничать. Обыск затягивался.
— Вы же не дура, детектив Орсини, — повернулся к ней Леон, заговорив спокойно, почти вкрадчиво, что было несвойственно ему. — Вы же не дура, правда? Во всяком случае, сейчас мне хочется думать о вас хорошо. Так вот, вы в самом деле считаете, что после вашей угрозы я с радостным гиканьем побегу к вам в участок с докладной по поводу всего, что слышал, видел и читал? Вы грозились психиатрической экспертизой, если я начну болтать о... — он осмотрелся, и, найдя взглядом полицейских, понизил голос до шепота. — О  людях со способностями дальше собственной головы. Я принял эту информацию к сведению. А уж то, что это именно я раскрыл всю, простите за каламбур, соль в проекте с "Солью" — так это были слегка не мои половые трудности. Это был ваш геморрой. Ваша головная боль, с которой вы не справились. Скажите, Анна, вы в самом деле поверили бы мне, приди я к вам с поличным?
Убрав волосы с лица, он посмотрел на руки Анны. Если у нее есть способности, то руки должны быть  одновременно самым сильным и самым слабым местом. Леон присвистнул, на мгновение замерев. Ведь если дать Анне "соль", то она... она тоже...
Коэн открыто улыбнулся детективу. Он был близок к тому, чтобы захлопать в ладоши и подпрыгивать на месте словно ребенок.
— Наконец-то вы задаете правильные вопросы, — сказал Коэн, подмигнув детективу. Он слез со стола, забрал кружку и кинул ее в раковину. Достал хозяйственную тряпку из выдвижного ящика рядом с плитой и принялся приводить в порядок все вертикальные поверхности на кухне. — То есть, вы ничего не спрашивали, но я ясно вижу, что по его душу вы и пришли! Анна, можно же было проще сделать. Я добропорядочный гражданин. Вы могли просто позвать меня в участок на куртуазную беседу, и я ответил бы на все ваши вопросы. Зачем все так усложнять?
Покончив с уборкой, Коэн бросил тряпку в мусорное ведро, вернулся к Анне и навис над ней, глядя ей в глаза. Он возвышался над сидящим детективом как железнодорожная шпала, воткнутая в землю. Хлопнув ее по плечу, Леон развернулся и быстрыми шагами направился прочь из квартиры.
— А давайте прокатимся, Анна! Только с одним условием: вы мне задаете вопрос, а я на него отвечаю. Лады? Ну же, идемте!

Коэн замер. До заветной двери он всего полтора шага не дощел. Леон предпочёл не поворачиваться к Анне лицом. Ну так, на всякий случай. Вдруг ему опять захочется, по-дурацки улыбаясь, сообщить что-то такое, о чем она знать пока не должна? Или ещё какая реакция спонтанно выскочит, а над головой и без того дамокловым мечом висит арест.
Ни к чему злить полицию, даже если они дурачки.
Опершись левым плечом о коридорную стенку, Леон усмехнулся:
– По вашей логике выходит, что все к нему имеют отношение! Не спешите меня, уважаемая Анна. Вы все ещё сохраняете в моих глазах уважение лично к вам и лояльность к полиции и, знаете, не очень хочется это ломать. Вот это все. Пока ещё. – Театрального всплеснув руками, Леон счёл за лучшее все же обернуться. Во-первых, до его ушей донеслось «мы кое-что нашли», что означало либо соответствие действительности, либо подтасовку фактов. Слишком знакомым был этот уверенно-отстраненный тон неизвестного полицейского...
Во-вторых, ему предлагали сотрудничество.
– Черти, вот же черти, – Леон показал головой, подходя к Анне. Другие члены касты стражей порядка доверие, конечно, внушали, но все же оно было недостаточным, чтобы держать свои руки в зоне досягаемости их наручников. Коэн сунул ладони в задние карманы брюк во избежание неожиданного ареста. – Окей, признаю ваш профессионализм. Удивительно. Нет, правда! Я никогда бы не подумал, что доживу до дня, когда правосудие в нашем славном Галифаксе будет твориться по велению левой пятки стражей закона... — Он наклонился к уху Орсини и прошептал: — Анна, ну что ж вы меня за дурачка держите, я прекрасно знаю как работают эти полицейские штучки.  Хотите впаять мне срок – подождите еще пару месяцев, пока я не совершу убийство! У меня совсем скоро друг по УДО выходит...
Но события развивались, а он покорно плелся за ними. Леон прошел за Анной, затем пронаблюдал явление на свет пластикового пакетика, очевидно, с наркотиком, смиренно выслушал все, что ему сказали и на лице его в который раз нарисовалось понимание.
Ну и улыбка именинника, перед которым из торта выскочила голая девушка, куда же без этого.
— Ага! — торжествующе вырвалось у него. — Ага! — Раздалось спустя пару секунд повторно. Часть про права Леонхард пропустил. Не имело смысла слушать, если его через пару минут все равно закатают хотя бы временно, но все же он автоматически кивнул.
А торжество вызвала названная Анной фамилия.
Леона снова охватил азарт. Совсем как в тёмном переулке, когда его праведным трудами один из неудачливый наёмников, едва не лишивший жизни Маршалла, был распилен на две ровные половинки и  погребён по христианскому обычаю.
Мэйсон.
— Ведите меня куда угодно, цветы души моей! — преувеличено бодро воскликнул Леон, поднимая ладони вверх, будто сдаваясь. Он вовсе не выглядел испуганным или удивлённым, ошеломленным или застигнутый врасплох. Он не врал, когда говорил, что знает все эти коповские штучки. — К нему — хоть на край света!
В конце-концов, точно такой же пакетик с наркотиками Леон в своё время подбросил убиенному Юстасу.

Анна, судя по всему, уже сделала все, что хотела. Но могла ли сделать больше, чем сделала? Леон подозревал, что пакетик с (предположительно) наркотиком был всего лишь прикрытием, иначе квартирку перетряхнули бы целиком, разобрав дощатый пол и вырвав с корнем проводку, но Анна отказывалась сотрудничать. Игнорировала вопросы и прочие робкие попытки начать коммуникацию. 
Даже жаль, что все получилось вот так. Будь Коэн в самом деле барыгой — сел бы на нары с громким именем и репутацией. А так — и сядет непонятно, за что, и карьерные перспективы туманны.
Анна по памяти зачитывала Коэну права, а он в нетерпении кусал губы, отсчитывая время до встречи с Мэйсоном-старшим. Все свои права он знал и так, поэтому позволил себе подумать о других вещах. Спланировать стратегию поведения на ближайшие несколько часов, например. Леон решил, что сейчас и в самом деле лучше всего хранить молчание. А позже использовать право на единственный звонок, вызвав в Галифакс одного знакомого криминалиста. Маршаллу раз плюнуть помочь брату, он ради его спасения горы готов свернуть, подорвать Везувий, рискнуть собственным именем, наконец — конечно, в процессе вынет душу и прозудит в шапку свою любимую песню "ну я же говорил", но Леон был к этому более-менее морально подготовлен. Не в первый раз он попадает в передряги.
Леон и не ждал, что в полицейском участке ему будут рады как особо важному гостю — на мероприятии государственной важности, но оказанный прием даже ему показался, мягко говоря, спартанским. Одному в допросной было неуютно. Крайне. Ситуация, в которой на него могут сколько угодно любоваться, а он не будет видеть этих людей, нервировала даже Коэна. Сев на стул, Леон положил ладони на гладкую поверхность стола. Осмотрев помещение, он громко спросил у стены со стеклом, мотнув в ее сторону головой:
— И что? Это такое отношение к себе я заслужил после всего того, что между нами было? 
Леон ждал возвращения Анны, но еще больше он ждал появления Мэйсона. Волновался, естественно, несмотря на напускной гонор. Все-таки, не с бригадиром районного масштаба встречается. Если то, что знал о нем Леон, соответствовало реальной действительности хотя бы наполовину, то можно смело просить Маршалла приехать. С ордером на арест, например. А что, путешествие в тюремную камеру Торонто здорово освежает цвет лица.
От мысли, что Мэйсона можно связать с убийством Линдси и засадить его на такой же стул в допросной, приятно покалывало в груди. Насколько этот план выполним, Леон пока не думал.
Звук открывающейся двери и парных шагов заставил обернуться. Леон улыбнулся, сделав приглашающий жест, забыв даже, где находится:
— Ну слава богу, вы оба пришли! Заходите скорей, заходите. Вы не представляете себе, какая это скука, торчать здесь даже несколько минут. Давайте уже начнем наш разговор и с видом первооткрывателей будем сообщать друг-другу то, о чем уже итак знаем. Здравствуйте, Ирвин.
С детективом Леон здороваться не стал.
— Я так много наслышан о вас, что в какой-то момент начал думать, что вы не более, чем городская легенда... неуловимый мистер Мэйсон. Желание свидеться с вами пересилило во мне все пределы благоразумия. Как же я счастлив! Задавайте свои вопросы, мистер Мэйсон, я с радостью отвечу на все. Только с одним непротокольным условием: вы потом приватно ответите на несколько моих. Идет?
Леон расположился так вальяжно и расслабленно, насколько это позволяла жесткость стула, протокольность мероприятия и правила приличия. Улыбка не сходила с губ.

Леон открыто, совершенно никого не смущаясь, разглядывал Ирвина Мэйсона, пытаясь вычислить степень его открытости. Играл ли он роль доброго доктора, человека, который рассматривает всевозможные психозы под лупой своего анализа за деньги налогоплательщиков, или же в самом деле был таковым? Интуиция советовала быть начеку, инстинкты во все колокола трубили об опасности, но Коэна уже вовсю несло. Видя перед собой конечную цель, он не мог скрыть торжествующей улыбки и не считал нужным вести себя соответственно положению допрашиваемого.
Анна в его картине мира была отодвинута на скромную роль заднего плана. Стоило им пересечься взглядами, Леон поднимал ладонь и приветственно ей махал. Было бы неприятно, загрусти сейчас госпожа Орсини. Хотя, едва ли такие, как она, умеют грустить.
— Вы задаете очень правильный вопрос, мистер Мэйсон, — Леон положил ладони на стол и забарабанил пальцами, словно в самом деле обдумывал ответ. Словно искал его в недрах памяти, вспоминал, с усилием тащил, а не знал заранее. Леон склонил голову вбок. — Все так, как и должно быть... ну как же, почему? Вы такие штуки в городе вытворяете, полиция о том ни сном, ни духом, публика в восхищении, я в восхищении и хотел бы стать к вам... несколько ближе.
Он чуть не сказал, добавив в голос обиду: а вы не хотите пускать, хотя я так старался привлечь ваше внимание. Но сдержался. Слава Маршаллу и его привычке вечно одергивать младшего брата перед тем, как он ляпнет очередную глупость.
Анна снова была удостоена приветственного взмаха ладонью. Теперь на Ирвина Леон взглянул почти с явной обидой во взгляде. Потом перевел взгляд на Анну.
— Умеете же вы все усложнять... мы могли бы поговорить при других обстоятельствах, наш разговор не имел бы юридической силы. Всем было бы лучше. Но, раз вы хотите пойти другим путем...
Перед ним стоял трудный выбор — пойти поперек себя и согласиться или отказаться, но в таком случае возрастал риск и неопределенность пребывания в этих стенах, возможно, даже тюрьма. Мэйсон в данную минуту больше всего напоминал дрессировщика змей, а ручка и бумага словно служили ему инструментами приручения. И Леон подчинился. Не для того он пошел ради этого человека на столь многое, что теперь пути обратно уже нет.
— Все ради вас, Ирвин! — Один росчерк — и подпись поставлена. Леон сложил руки на столе, приняв вид примерного ученика. Торжествующая улыбка сменилась лукавой. — Ну, что, теперь я заслужил приватный разговор?

Леонхард провожал Анну с почти искренним сожалением во взгляде. Даже голову повернул, привстал со стула, подался корпусом вперед, почти протянул руки, словно хотел ухватить детектива Орсини за рукав, тем самым упросив остаться. Вообще, язык его тела говорил сам за себя, что бы он там ни пытался скрыть, но особенно на этот счет задумываться не имело смысла. Подробный психологический портрет наверняка уже был составлен мистером Мэйсоном заранее, а если нет, то общие наметки он определенно точно  сделал сейчас.
— Ч-черт...
Ох уж это доверие к системе правоохранительных органов, подорванное еще с десяток лет назад.
Коэн обратил взгляд на Ирвина. Он вновь сложил ладони на столе, сцепив пальцы в некое подобие замка. Весь его внешний вид в этот момент почти кричал Мэйсону в лицо: хоть я и остался с тобой один на один, не стоит особенно обольщаться. Ты не вытянешь из меня больше, чем я сам захочу рассказать.
—  Ох, ну давайте поговорим обо мне. Хоть я и весьма эгоцентричная натура и в любое другое время загрузил бы вас информацией о себе по самое не балуйся, но сейчас это не входит в сферу моих интересов... в краткосрочной перспективе. Вот выйду отсюда и обязательно приглашу вас выпить пинту пива в своем любимом баре!
Леон позволял себе достаточно свободную манеру поведения в надежде тем самым купить откровенность Мэйсона. И на все его вопросы вознамерился отвечать предельно честно, даже если все сказанное покажется уважаемому доктору бредом. Хотя, стоп, он торгует наркотиком, о котором не знают ни полиция, ни ФБР, он причиняет вред обладателям сверхъестественных сил, косвенно причастен к смерти Линдси.
Так с чего бы он мог не поверить Леону?
— Не привлекался лично, но свидетелем по одному делу проходил, — ответил Коэн, придав лицу максимально бесстрастное выражение, но вопреки его желанию во взгляде нет-нет, да мелькало ехидство. — Семь лет назад... Юстас Данн. Дело кажется было в Торонто.
Он помолчал, покусывая губу, обдумывая свои дальнейшие слова. Можно ли было считать поведение Линдси в последние месяцы отклонением от нормы, или в этом были и в самом деле виноваты гены? Вообще, каждый из братьев был по-своему странным. Ни одного из них нельзя было причислить к категории "адекват". Но все выбрали полезные, в общем-то, профессии: священник врачевал души грешников, даруя им свободу совести, криминалист устанавливал адекватную степень вины подозреваемым, а тату-мастер дарил людям радость.
Леон коротко рассмеялся.
Наркомания. Вот они и подошли к самому интересному. Улыбка Коэна стала особенно мерзкой. Буквально-таки липла к коже Мэйсона.
Леон подался вперед, скребнув ногтями по столешнице.
— Один случай припоминаю точно. Не потребления... распространения наркотика. Особого наркотика. Некой "соли". Ваш сын говорил, что это просто "тусовочная шмаль", но я к сожалению так не считаю. А вы что думаете об этом, мистер Мэйсон?