О том, что Yamaha должна вернуться к хозяину, Эмили задумалась ещё шестого числа. Сначала это решение казалось импульсивным, из серии "ну и пошёл ты со своей добротой, смотри, какая я независимая, и забери свои подарки". Уже к концу дня выпала прекрасная возможность понять, что решение-то в целом верное. Один чёрт на гитаре она не играла, в свете последних событий на это не хватало времени, да и желания особо не было. Правда, было сложно не отпускать едкие фразочки, даже про себя, обвинение в воровстве забыть было тяжело.
Так или иначе, кто-то из соседей донёс владельцу квартиры, который седьмого нагрянул с проверкой. Дизайнерский ход с сердцем на обоях и пропавшие запасные ключи его не слишком обрадовали, и Эмили попросили из квартиры, дав срок собрать вещи до четырнадцатого числа. Гитара при переезде была явно лишним, да к тому же громоздким предметом. "Да и одно дело напроситься кому-то с мотивацией "мне один чемодан в угол кинуть" и совсем другое – "и для гитары мне угол получше найди". Мне и без неё-то идти особо некуда." Она нервно поправляет волосы, пакуя гитару в чехол и закидывая за спину.
Микки девушка позвала пройтись по парку, находящемуся недалеко от дома Рауха. По крайней мере, на общественном транспорте там было каких-то четыре остановки. Вэл всё же смог стать тем человеком, которого Эмили пыталась избегать любыми способами.
О том, что она хочет передать Валентину ещё одну гитару Эмили сказала прямо, когда звонила его брату. Эмили умолчала о том, что в кои-то веки собирается разгребать возможные последствия своей болтливости, хотя бы предупредить Микки о них. О ссоре с Вэлом девушка так же умолчала.
В парк она пришла несколько раньше назначенного времени, хотя и добиралась пешком. Эмили временно работала в первую смену и сейчас испытывала определённые проблемы с чувством времени.
Она занимает скамейку у фонтана, на которую ставит чехол. Сама Хольм садится на спинку скамейки и закуривает. Мысли в голове вертятся обо всём и сразу: работа, переезд, вещи, истеричка с гитарой, бедный Микки... о!
Она бодро спрыгивает со скамейки и коротко обнимает парня.
– Привет. Спасибо, что пришел.
Она отходит на пару шагов и кивает на гитару, мол, забирай посылку.
– Даже знать не хочу, что он тебе устроил за ту гитару.
Тихо говорит девушка. В голове всплывают реплики Рауха насчёт того, что она прикрывает Эрвина. Девушка невольно морщится и, затушив окурок о стенку урны, кидает его к мусору. Эмили прячет руки в карманы и, не подходя к парню, осторожно заглядывает ему в глаза.
– А вообще мне надо с тобой поговорить.
Тон выходит осторожным и заранее виноватым.

Эмили пытается дублировать беззлобную улыбку парня и заодно убедить себя, что про курьерскую доставку гитар – это был не упрёк.
– Я переезжаю, мешаться будет.
"Тем более что переезжаю я, скорее всего, в подъезд. Там плохие условия для гитары." Хотела пошутить Эмили, но вовремя одёрнула себя. Микки и так досталось, не стоило грузить его своими проблемами. Тем более что она ему и так собиралась подкинуть неприятностей.
Эмили садится на скамейку примерно на расстоянии вытянутой руки от блондина. Слова подбирать тяжело. "Вот лучше бы тогда было так же сложно речь строить, проблем бы меньше было."
– Пятого числа я – "Напилась." – пообщалась с одним знакомым детективом. И я сболтнула про тебя, про то что Эрвин с тобой сделал.
Она говорит тихо, глядя в землю. На самом деле, у Эмили было достаточно оправданий для столь идиотского поступка. Например, нужно было заранее продумать историю нападения, желательно в соавторстве с Микки, который в ней не участвовал. Не должен был участвовать, точнее.
Смотреть на Микки сейчас страшно, она помнит, что он что-то говорил о правонарушениях. "Да у него что может быть? Штраф? Участие в драке? Это не так страшно." Эмили, говоря начистоту, видела Майкла достаточно безобидным. Образ жертвы это дополняло лучше, логичнее складывалось.
– Ну ты ведь не мог сделать ничего страшного, так? И, может быть, тебе стоит написать заявление?..
В конце-концов, если за парнем числились какие-то мелкие нарушения, может именно Джим бы и помог их замять? Эмили не думала, что он откажет в просьбе, тем более что уже ввязался в эту историю.
Хольм нервно мнёт манжет, разглядывая джинсы. Народа в парке немного, что сейчас определенно на пользу.
Джим стал первым человеком, которому она смогла высказаться. Она начала говорить о родителях, о собаке, о подброшенной гитаре, о нападении Эрвина. Начала и не смогла заткнуться тогда, когда эта история коснулась Микки.

"Ну хоть до БДСМ у нас не дошло, всё хорошо." Усмехается про себя Эмили. Весело от чего-то не становится.
– Ну вот и владелец квартиры решил, что без меня там будет спокойнее.
Эмили пытается улыбнуться и произнести это максимально спокойно, нейтрально. В целом, найти другую квартиру действительно несложно, больше напрягал грядущий период возни с вещами, это немного действовало на нервы. Волшебным образом действовало, заранее. Хотя если вспомнить, что числа с седьмого того месяца её жизнь превратилась в дурдом, становилось понятно: нервы у неё сейчас сдают от любой ерунды. "Нормальные люди тарелками не швыряются."
Спокойствие Майкла сейчас тоже неплохо выбивало из колеи. Младшая Хольм прекрасно знала, как выглядели "спокойные" родители за секунды до того, как начинали выговоры за ту или иную оплошность. Знала эту маску спокойствия и не видела её сейчас.
При всей "любви" Эмили к шуму и крикам сейчас от Майкла она ждала именно этого. Криков, упрёков, обвинений. В общем-то всего, что заслужила столь бездумным поступком.
На Хилла она смотрит как загипнотизированная, практически не моргая. На то, чтобы переварить всё сказанное парнем уходит пара минут. В это время на лице отображаются попытки умственной деятельности.
– А откуда ты знаешь, что он Джим?
Она задает всего один вопрос. Только тот, к которому нет пояснений.
Если за воровство, угон и вождение в пьяном виде она бы могла испытывать антипатию к Майклу, то слова про проституцию были пропущены мимо ушей. Эмили старалась оставить право распоряжаться своим телом за каждым человеком и не лезть в это, тут уж действительно было не её дело.
Она невольно вспоминает о кошельке, ставшем причиной знакомства, но разобраться, сама ли она его потеряла, сейчас нет ни сил, ни желания.
Сейчас обиднее от другого. Почему-то очень обидно понимать, что Микки ей действительно незнаком. Она не знает, когда успела привязаться к блондину, хотя это наверняка стало заслугой братика. Так или иначе, знакомиться с другой стороной жизни Майкла ей совершенно не хотелось.
– Только его гитару.
Не своим голосом говорит Эмили, прокручивая в голове все моменты, когда в разговоре упоминался Раух. Тогда хоть хватило мозгов не упоминать их ссору, только то, что она случайно нашла его гитару. У себя дома. "Ну тут максимум себя опозорила."
Она ловит себя на том, что всё это время пялилась на Майкла, и отводит взгляд. Извинения кажутся бессмысленными, ситуацию надо как-то исправлять. "Не стоило нашим родителям детей заводить, да, Микки?"

Майкл читал мысли. Молли воздействовала на металлические предметы. Эрвин имел супер-мозг. А Эмили снова ощущала себя какой-то недоразвитой. "Ну есть в этом чёртовом городе ещё хоть кто-то нормальный? Или хотя бы в Канаде? И кто-то, кто не убивает таких вот, с отклонениями, да." Она вспоминает Родерика и невольно вздрагивает.
Она до боли прикусывает губу, жмурится. Хочется, чтобы кто-то привёл в чувства. А ещё лучше чтобы кто-то сказал, что всё это бред, сон. Ведь если это реальность, то Эмили явно не успевала за происходящим.
"Захотел и понравился?" В который раз Хольм вспоминает, что злиться может только на себя. Слишком внушаемая, слишком легковерная. Как можно было так легко повестись? Как можно было так легко подпускать к себе людей? "Хорошо хоть просто захотел произвести хорошее впечатление." Она краснеет, вспоминая, как закончилось знакомство с Молли, состоявшееся на месяц позже. Эмили бегло переводит взгляд на собеседника, стараясь оценить, действительно ли он это слышал и тут же отворачивается, уставившись в пол.
– Положительный? – голос звучит недоверчиво, девушка чуть прищуривается. – А зачем тебе быть положительным?
"Читаешь мысли, да? Легко узнать счета, пинкоды, номера, ключи. Всю ту чепуху, которая должна защищать деньги и имущество. И ты ведь узнавал, да? Раз воровал. Но почему ты пытаешься оставаться положительным? И зачем было производить хорошее впечатление на меня? Жалость?" Она всё же поворачивается к Микки. Эмили сама не замечает, что голова до сих пор вжата в плечи. "Ответь, если слышал. Ну или скажи, что не хочешь отвечать." Она не рвалась проверять Хилла, оснований не доверять парню не было. Тем более что он как-то узнал о Джиме. Просто сейчас не хотелось говорить, что было в целом нормальным состоянием для Эмили. И, если кто-то мог говорить с ней вот так, просто слушая её мысли, то она была не против. Проблема оставалась в том, что Хольм сама не успевала за своими мыслями.
– С ума сойти. Да. – она прижимает два пальца к виску внезапно разболевшийся головы и зажмуривается. – Я не называла Джиму имени. Он знает, что ты наш общий с Валентином знакомый и что ты отнес ему гитару. И знает, что с тобой сделал Эрвин. Но кто ты понятия не имеет. Я не смогла тогда сформулировать историю без этой части и... прости. Я поняла, что ты не будешь писать заявление. И почему, тоже поняла. Так что шоколадки отменяются.
"Если только ты мне в дурдом носить не будешь, конечно. А то мне среди нормальных людей уже явно оставаться не стоит."
Мысли разбегаются как тараканы от света. Начав вспоминать разговор с Джимом, чтобы показать его Микки, она переключается на мысли о Молли и ножах. Потом на Эрвина, забравшего ключи от квартиры. На Джима, который, кажется, переживал. На то, что ей страшно оставаться дома. На то, что нужно быстрее собрать вещи. На то, что стоило соврать Вэлу. На то, что она хочет знать, откуда в её квартире взялась гитара. На то, что она зря приехала в этот город. На то, что на работе через месяц вводят новое меню и стоит сосредоточиться на рецептах. На то, что в прихожей перегорела лампочка. На то, что Несс так и не нашлась.
Эмили не замечает, что уже не разминает висок, а вполне себе врезается ногтями в кожу головы, будто пытаясь оторвать на себе же клок волос. Воздуха становится мучительно мало.

У Вэла тоже была способность. На пару секунд это даже становится интересно, не помогла ли она ему в карьере. Вопрос тут же исчезает, думать о Вэле не хочется.
На слова о её самооценке Хольм неопределённо кивает, эту тему трогать тоже не хочется. Всё равно она не знает, что можно сказать о себе хорошего.
Эмили сжимает руку в ответ и подсаживается ближе к парню, опуская голову ему на плечо. Она не хочет справляться, не хочет быть сильной. Хочется, чтобы кто-то просто решил за неё все проблемы. Или отодвинул их, дал времени спокойно вздохнуть, понять, что произошло. Увы, так не бывает.
"Если тебе неприятно, я отойду. Только скажи." Она закрывает глаза, пытаясь успокоиться. Дышать едва ли не больно, что для девушки совсем не привычное состояние.
– Я пытаюсь не грузиться, честно. Просто не могу, не успеваю. Не успеваю понять, что происходит.
"Я разберусь, куда деваться. Не шагать же из окна, в конце концов." Проблемы хотелось именно решить, а не оставить открытыми вопросами. В Галифаксе было две проблемы, напрямую относящиеся к ней. Это, во-первых, поимка Эрвина. Во-вторых, поиски Нес. Найти собаку девушка уже не особо надеялась, но пока это было возможно решила попытаться.
– К Вэлу не поеду. Он будет не рад узнать, что я у него жила. – Эмили нервно усмехается. – Я облила твоего брата кипятком.
"И когда меня попытаются упечь в дурку, у Вэла будут доказательства, что я опасна для общества. Круто, да? Если будешь носить мне шоколадки, то я с изюмом терпеть не могу." Перед Валентином, как ни странно, до сих пор не стало стыдно. Встретить его, конечно, было бы неприятно, Хольм заранее знала, насколько неловко себя почувствует. Но ни о тарелке, ни о чае она так и не пожалела. Сам виноват.
– А у тебя что? Ну, помимо внимания моего... брата.
Она невольно морщится, лишний раз напоминать самой себе, что Эрвин – её родственник, не слишком хочется. Вопрос, тем не менее, задан не для галочки, проблемы Микки интересуют. Точнее интересует возможность переключиться на них и попытаться помочь, мало ли, может там и от неё будет толк.
Не выпуская руки парня, она подтягивает к себе рюкзак, откуда вытаскивает сигареты и зажигалку. Закуривает Хольм так же, не отлипая от Микки. Ей-то сидеть вполне удобно. Дышать становится легче через пару затяжек, сигареты остаются лежать на рюкзаке. Она не любит говорить вслух очевидное "угощайся" и предпочитает просто оставлять доступ к своим вещам открытым.

Представить Вэла кричащим девушка так и не смогла, на неё он голоса не повышал. Обиженную сволочь изобразил прекрасно, но на нужном уровне шума. "Наверно ему сковородки и истерики хватило." В памяти всплывают слова Рауха о правилах поведения в её доме, его лицо в тот момент. Тут же становится и больно, и обидно. Вспоминать слёзы на кухне ему не стоило.
Отлипать от Микки не хочется, сидеть, привалившись к чужому плечу, и теплее, и спокойнее. Но нотации лучше воспринимать в менее удобной позе. Чуть отсев от парня, она зябко ёжится и затягивается в последний раз, после чего окурок оказывается в урне. Она долго молчит, прежде чем всё же ответить парню.
– Я не буду извиняться, если ты об этом. Возможно, он был не в курсе, возможно, у него проблемы с пониманием других людей. Да я даже понимаю, почему он не поверил в историю со стикерами, это же бред! Но извиняться перед человеком, который сказал, что я психопат, который хочет его убить и изнасиловать перед этим, да ещё и брату помогаю? – она невольно фыркает и достаёт очередную сигарету. "Нельзя столько курить." – Я просто не хочу его видеть. Думаю, он меня тоже. А взаимные чувства – это прекрасно. – она затягивается и добавляет, уже тише. – Надо было соврать. Рассказать слезливую историю о брате, который заставил ему помогать. То, что он ожидал услышать. Не было бы скандала, не было бы сейчас этого разговора... но врать я не хочу. И в то, что гитару стащил Эрвин, всё равно не верю.
"Истеричка." Хольм поджимает губы, молча давая характеристику своему поведению. Она не собирается спорить, если Микки её сейчас так назовет. Она не думает, что это поведение нормально. Это легче принять как факт и попытаться разобраться с более угрожающими проблемами, чем изменения в характере.
Эмили согласна с тем, что их скандал с Вэлом напоминает сценку, более уместную в детском саду. Ну, в самом деле, на третьем десятке пора бы отойти от модели поведения "он меня бякой назвал, а я его за это песком обсыпала". Эмили видела только один плюс в такой манере поведения: всё было в некоторой степени честно. Извинений от Вэла не хотелось совершенно, хотя бы потому что это обозначало необходимость общаться с Раухом. Эмили, пока что не отошедшая от скандала, закипала от одних воспоминаний.
– Работу найти несложно. Если нет особых запросов. Мне вот нужно кого-то найти в кафе, вместо меня. Я сейчас боюсь ночами ходить, а раньше на кассе до закрытия стояла. Да и вообще много кого ищут... тебе вон библиотекарем было бы здорово, наверно.
Эмили невольно усмехается. Библиотеки ассоциируются с тишиной, а это единственное условие, озвученное Хиллом и задержавшееся в голове.