Внешний вид

Жечь мосты у Энди выходило из рук вон плохо. После случившегося между ним и Аланом в застрявшем лифте, на следующий день он шел на встречу с ним с твердыми мыслями о необходимости сразу все и прекратить. Ну, выходил с ними из дома точно. По дороге погряз в сомнениях, словно наркоман, убеждающий себя в том, что соскочит в любой момент, а сегодня закинется. В последний, конечно, раз. Алан слишком быстро свел его с ума, практически никаких усилий для этого не прилагая. Хотя, Энди, долгое время воздерживавшегося, долго мариновать было и не надо. Молодому организму додавали секса — он и чувствовать себя лучше начал. Физически, морально же он грыз себя с неистовством пса, отхватившего кость.
Так нельзя было. Неправильно это. Алан был несовершеннолетним парнем, младше его на шесть лет. Энди же собирался жениться на девушке, с которой шесть же лет и встречался. Найти где-нибудь в параллелях еще одну шестерку и пожалуйста — дьяволово знамение.
Последний раз за каких-то несколько дней случился даже не один.
В последний, который был прямо совсем последним, Энди честно сказал Алану, что не станет предлагать даже остаться друзьями — слишком очевидно было, что затея заранее провальная. Просил больше не звонить и не писать. Сам стер с телефона все сообщения. Пробовал удалить номер — рука дрогнула в последний, опять же, момент. Тем не менее, какой-то, пусть и сомнительный, прогресс да был осуществлен.
Первым делом Энди пересмотрел свой график, постарался заполнить его так, чтобы свободного времени оставалось как можно меньше. Благо, у Лоис всегда имелись свои планы на его время, а оставшееся можно было забить походами в зал. И вылазкой с Ронни в кабак на пару пива — обещал же. И помощью матери по дому — давно угрожал вон полочку в ванной прибить да половину хлама с чердака выбросить.
Полочку Энди прибил, с Ронни поход в кабак наметил, с Лоис таскался в кино и к ее родителям исправнее, чем за почти все время отношений. В прошлый раз такой бурный энтузиазм из него бил при Ли — возраставшее чувство вины хлопало по заднице, подгоняя делать что-то для родных и с родными.
Память только наносила ответный удар, стоило остаться в одиночестве. Год-то новый, а проблемы все те же.
— Поможешь мне на стол накрыть? — мать сунула голову в его комнату. — Я ведь говорила тебе, у нас сегодня гости.
Энди, разбиравший спортивную сумку, с которой едва-едва пришел из зала, поднял голову и кивнул. Он помнил про гостей, мать еще с утра говорила. Не уточняла, правда, кто и сколько, но Энди и в голову не пришло спросить. Наверняка какие-нибудь ее подружки-соседки, не особо важно.
Он закинул тренировочные штаны и борцовку из сумки в корзину для белья, а затем направился за матерью в столовую, помогать.
— Кто хоть будет-то? — спросил Энди, расставляя тарелки и, на деле, вообще не интересуясь.
— О, отец Кеннет придет, — ответила мать, и одна из тарелок чуть не выскользнула из его пальцев. — С детьми. У него их пятеро, ты знаешь? Ой, ну конечно знаешь, ты ж с его средненьким общаешься.
Энди напряженно выпрямился, надеясь на то, что мать не обратила внимания на дрогнувшую руку. Ну, да, от отца Кеннета он деться никуда не мог — родители с ним вряд ли ни с того ни с сего перестанут крепко дружить. Но дети? Алану ведь должно было хватить ума не являться к ним, правда? Не после предыдущего разговора.
Он поймал себя на предательской мысли о том, что вообще-то хотел бы, чтобы Алан появился со своим семейством на его пороге. Хотел увидеть.
— Мам, — Энди мотнул головой, отгоняя мысли, — я с ним не общаюсь, я его из огня вытащил.
— Ну Байрона же вы тоже вместе пристраивали? — мать легко отмахнулась. — Эндрю, тебе нужны хорошие друзья, а не эти твои Рональды с работы. Нет, нет, вы все там делаете добрые дела, я не сомневаюсь в том, что они хорошие люди, но праведные ли?
Энди закатил глаза. Да женатый Ронни был куда праведней Алана, если на то пошло. Мать же, бывшая прошлым летом на устраиваемом семейном пикнике от пожарной части, все еще пребывала в ужасе от грубости его коллег.
Он поставил последнюю тарелку на стол и испытал позорное желание прямо сейчас позвонить Ронни или Питу и свалить в какую-нибудь пивнушку.
От раздавшегося дверного звонка Энди дернулся, как от удара. Только бы Алана не было. Только бы Алан был там. Направившись открывать, он ненавидел себя так, что хоть на стену лезь.

У Энди, открывшего дверь, внутри все сжалось. Алан был там, стоял на его пороге рядом с двумя рыжеволосыми мальчишками и отцом Кеннетом. Энди пришлось сделать над собой нечеловеческое усилие, чтобы не пялиться на него, а нормально поздороваться и пропустить рыжее семейство внутрь.
— Не опоздали, — Энди вымученно как-то улыбнулся.
Ему хотелось провалиться под землю — как минимум. Пройдя в столовую в собственном доме, он в момент почувствовал себя паршивой овцой. Отец поправлял галстук, на матери было парадно-выходное платье, Рирдены все, как один, были в костюмах. И Энди такой вот, в рубашке в клеточку и джинсах, даже не пригладивший особо волосы. Паршивая овца, ходячая иллюстрация.
Он попробовал все же отбиться от ужина, в последний момент. Наклонился к матери, сказал ей про то, что вообще-то после тренировки так скоро ему есть-то нельзя, режим ведь, чего морозиться за столом. На что мать посмотрела на него своим знаменитым укоряющим взглядом и велела садиться.
Энди, впрочем, так не съел и кусочка. Резал ножом лежащее на тарелке, тыкался вилкой, подносил даже ко рту, но создавал только видимость. Режим и так себе перебил. Всякими сэндвичами и тако.
«Ты — английская, мать ее, королева, Мэйсон», — говорил он себе. С ровной осанкой, которой и в голову не придет стрелять глазами в сторону одного только Алана. Неприлично хорошо выглядевшего Алана, казавшегося и серьезней, и взрослей в костюме.
Ужин нужно было пережить. Испытание на крепость — не контактировать, не смотреть, не просить передать солонку, чтобы просто коснуться. И, конечно, первым вызваться на мытье посуды, только чтобы сбежать подальше и выдохнуть. Может даже нервно покурить в вытяжку, пока родители увлечены гостями.
Хватит, достаточно, то была классная неделя, но теперь отмаливать ее еще полжизни.
Энди убрался на кухню, чувствуя, что расслабляться, когда гости уйдут, будет в душе. Возможно, несколько раз.
Он вздрогнул, когда услышал голос Алана. Напрягся, пустым взглядом глядя на полную посуды мойку. Нет, а вот это было уже издевательством.
— Полотенце возьми, — бесцветно бросил он. — Я мою, ты вытираешь. Молча.
Энди крутанул кран, запуская воду, взял губку и моющее средство. Выдохнуть не получилось, пережить теперь нужно было и это испытание. Чуть больше недели назад это было бы меньшей проблемой, Энди бы с ним и нормально за столом общаться мог, и наедине тоже оставаться. Теперь же, зная, как он выглядит, когда доходит до финиша, помня, как прогибается и будто еще чувствуя вкус его губ на своих — ну, невыносимо.
Тарелки он намывал напряженно, начиная раздражаться. И, разнообразия ради, не на себя. Какого хрена Алан пришел сюда? Вообще в дом и конкретно на кухню. Не мог больным сказаться? Не мог удрать в какой-нибудь дом престарелых? Еще слишком мало времени прошло, чтобы воспринимать его хотя бы нейтрально.
— Я ведь говорил тебе, — начал он, понизив голос и понимая, что оттирает соус от тарелки уже почти остервенело, — держаться от меня подальше сейчас. Если б мать сказала, что это вы к нам придете, я б сам свалил, но ты-то мог головой подумать и не являться, нет?
Он повернул голову и, кажется, в первый раз за весь вечер посмотрел на Алана прямо. Головой, а не членом думать, правда, рядом с ним у самого Энди выходило отвратительно. Вот и сейчас раздражение перемешивалось с непозволительными мыслями о том, что дернуть бы его за галстук, притянуть к себе, рвануть пуговицы на рубашке... Надо было больше жать на тренировке, когда организм слишком вымотан, не думается и о сексе. Если б только знал заранее.
— Ты, блять, как нарочно, — добавил Энди раздраженно.
И тут же прикусил язык. Присутствие Алана довело его до нецензурщины в доме, полном сейчас тех еще святош. За мелких рыжих он не отвечал, но вот старшее поколение — да. И, что самое страшное, до высказывания того, о чем думал. Энди умел себя сдерживать, тут же накипело за весь неловкий ужин, на котором и неловкость ничем нельзя было выдать. Он крепче сжал губку.

— А не пойти бы тебе на хуй? — так же деланно спокойно, но напряженно отозвался Энди. — Мог бы и припадок. Мне тебя наблюдать в своем доме вот совсем не хочется.
Зло, да. Обидно и эгоистично, учитывая то, что всего несколькими днями ранее тот самый последний раз был. И проходил на ура. Отчаянно. И хотел, чтобы закончилось как можно менее безболезненно, но раз уж теперь приходилось резать по живому, чтобы самому тут с ума не сойти, он мог и резать.
А еще это было откровенной ложью, пусть и во имя общего спасения. Видеть Алана он хотел и многое бы отдал за то, чтобы сейчас все остальные в доме резко временно оглохли или просто куда-то ушли, милостиво позволив им в очередной леденящий душу раз совершить грехопадение.
На деле же это было похоже на вхождение в горящий дом. Как бы страшно не было, себя нужно было преодолевать и делать свое дело, оставляя сожаления на потом. Сообщения ведь удалил.
Он случайно столкнулся с Аланом локтем и почувствовал, будто его током прошило. Ядерный коктейль из раздражения и порочных, недостойных приличного христианина мыслей, скапливался внизу живота в возбуждении. На такое Энди не рассчитывал.
— Ты не мог мне, например, сообщение скинуть? — спросил он. — Мол, эй, я тут к тебе в гости направляюсь, свали-ка пивка с мужиками попей. Нет? Переломился бы? Так нравится быть нежеланным гостем?
Косо глянув на Алана, он бросил губку в мойку, тряхнул мокрыми руками и резко развернулся. Оперся о мойку, запрокинул голову. Невыносимо. Он чувствовал, что если не остановится, то тарелки начнут выскальзывать, а еще и перебить материн фарфор — совсем не вариант.
В гостиной сидели ничего не подозревавшие родители, а внутренняя смесь раздиравших эмоций безумно хотела выплеснуться наружу. Энди не мог находиться рядом с Аланом, но и без него, казалось, тоже. Он пытался разрубить порочный узел на самом дурном этапе влюбленности, когда все мысли сплошь и рядом об одном, а человека-то, по сути еще не знаешь. Впрочем, могло быть и хуже. В «Ромео и Джульетте» все закончилось, например, совсем уж плохо.
Энди провел языком по губам и бросил взгляд в сторону двери.

Энди ругань не любил, особенно такую, на пониженных тонах, чтобы никто за стеной ни сном, ни духом. Он в принципе был неконфликтным парнем, предпочитал держать все в себе и давить эмоции в тренировках. Но Алан, так просто доводивший его до исступления за дверьми номеров мотелей, теперь своими словами умудрялся разбесить.
Отвечать за свои слова он умел. И старался не давать обещаний, если подозревал, что не сможет их сдержать. Данное себе — стереть, выжечь изнутри как напалмом возникшие чувства — он бы сдержал, если бы было больше времени и не происходило таких вот ломающих встреч и опасной близости.
Алан приблизился, обжег дыханием. Глаза Энди потемнели, сознание затуманилось.
— Не говори мне, что мне делать, — огрызнулся он, вцепляясь пальцами в края мойки крепко, до боли. — У нас не будет никакого «на будущее», усек? Найди себе кого-нибудь по росту и отъебись от меня.
Он отклонился чуть назад, чтобы не чувствовать чужого дыхания на своем лице, скорее из инстинкта самосохранения — родители из гостиной никуда не делись.
Если бы можно было стереть себе память или запретить чувствовать, Энди непременно сделал бы это. Но сердце в груди стучало, как бешеное, а на горизонте появлялось предательское, наркоманское какое-то «да что же ты, скотина, делаешь». Он ведь мог дожать до того, что Алан уже и сам его видеть не захочет. И должен был. Только барьеры еще были слишком шаткими и смялись под давлением момента.
Энди дернулся и перехватил руку Алана за запястье. Слова расходились с делами — редкий для него случай в целом, почти закономерный в том, что касалось Ала.
Он закусил губу, глянув прямо в его глаза. Двинуться дальше и смять вслед за внутренними барьерами губы Алана здесь он не рискнул бы. Руку-то отдернуть быстрей, чем разорвать поцелуй, если кому-то взбредет в голову зайти именно в этот момент.
— Ты ведь и сам прекрасно знаешь, почему из этого ничего не выйдет, Ал, — сказал Энди уже без этой озлобленности в голосе, зато с обреченностью висельника, знающего, что его последние слова не потянут за собой помилование. — Но...
Энди пугало понимание того, что он предпочел бы за семейным столом видеть не Лоис, а Алана рядом с собой. Но как не прогрессивна была бы Канада, а препятствий было слишком много. Родители не поймут, геена огненная сыто булькнет в предвкушении появления новой души, а парни на работе перестанут за человека считать. И, не исключено, что эту самую душу ногами выпинают в ближайшем к части переулке. У их шефа вон сыновья-близнецы были одного возраста с Аланом, никакой родитель не захотел бы для своего несовершеннолетнего ребенка такого вот счастья. Испортит ему жизнь к хренам.
Веревка только все затягивалась. Дышать становилось тяжелей. Оказаться хотелось совсем не здесь.
Энди разорвал зрительный контакт, окинул взглядом кухню, зацепился за бокалы с остатками не выпитого за ужин красного вина, стоявшие на кухонном столе. Безумная идея прошила сознание в долю секунды, даром, что соображал Энди рядом с Аланом из рук вон плохо.
Он отнял руку от его запястья, шагнул к столу, подхватил бокал и в момент выплеснул остатки вина на белую рубашку Ала. И совершенно ошалело улыбнулся ему, выразительно приподняв брови.
— Ох, прости меня, Алан, — сказал он ровным и достаточно громким тоном, заглушавшим барабанную дробь сердца в ушах. — Я такой неуклюжий.
Энди кивком головы указал Алану на дверь и сам направился в ту сторону. Он собирался совершить самый безумный поступок в своей жизни, и от впрыснувшегося в кровь адреналина становилось как-то совсем хорошо.
Дойдя через столовую до гостиной, надеясь, что даже руки не трясутся, он смущенно улыбнулся присутствовавшим.
— У нас тут небольшое происшествие, — кивком головы Энди указал на расползшееся по белой ткани красное пятно. — Я покажу Алану, где у нас ванная.
Путь к которой как раз через гостиную вглубь дома и лежал.

Энди дурел от такой безрассудности, его пульс пустился галопом, а кровь хлынула к довольно бледным щекам. Адреналиновым маньяком он никогда себя не считал, в горящие дома ходил с завидным хладнокровием, но тут и ситуация с наличием в гостиной родителей с обоих сторон только подстегивала желание.
Такие вот безумные идеи и их воплощение, правда, должны были непрозрачно намекать на то, что завязывать нужно еще и по этой причине, не только во избежание дальнейшего грехопадения. Мозги потому что были не на том месте, это чревато было раскрытием и последствиями.
Дверь захлопнулась, щеколда задвинулась, Алан дернул его к себе и вовлек в поцелуй, от которого снова и снова все плавилось внутри, а ноги от нетерпения чуть не подкашивались. Энди ухватился за его галстук, потянул на себя, заставляя наклоняться, а не вынуждать его запрокидывать голову, отвечая на поцелуй с не меньшим напором.
Он скатывался на самое дно, ниже падать было некуда, но как же это было хорошо, какими жизненно необходимыми были любые соприкосновения.
— Я импровизировал, — сказал Энди, делая шаг назад и поворачиваясь к умывальнику, чтобы запустить воду. — Вот скажи еще, что имеешь что-то против.
Вода зашумела, не оставляя возможности любому, кто мог бы оказаться за дверью, услышать что-то лишнее. Энди покосился на упавший розарий. Фыркнул, услышав про лучшую рубашку.
— А я не собираюсь извиняться, — сказал он, обернувшись.
Времени у них было неприлично мало, соответственно, и вариантов было не много. Энди ладонью толкнул Алана в грудь, к двери, помог окончательно стянуть рубашку и отбросил ее куда-то туда же, в сторону ванны. Он стремительно вяз в лихорадочно-возбужденном сумасшествии, снова коротко и неровно целуя Алана, прикусывая его нижнюю губу, отмахиваясь от периферических мыслей о том, что не спалившись сейчас, они обязательно выдадут себя с головой, как только покинут ванную. Взглядами, покрасневшими губами, сбивающимся дыханием.
Извиняться Энди действительно не собирался, но вот возместить ущерб — почему бы и да?
Он опустился на колени перед Аланом, дрожащими руками справился с ремнем и молнией на его брюках. Поднял взгляд, замедленно провел языком по губам, ухмыляясь как-то уж совершенно пошло.
Секс в застрявшем лифте не шел ни в какое сравнение по степени отчаянного безумия с отсасыванием у сына священника в доме, полном родных им людей. Кровь закипала. Правда, с неудобной позицией помогать себе со своим напряжением приходилось самому же.
Позже, выпрямившись, застегнувшись и проведя пальцами по уголкам саднящих губ, Энди нашел взглядом рубашку Алана. Может, выходка и была недальновидной — застирать уже въевшееся пятно они бы точно не успели.
— Оставишь здесь, — сказал Энди. — Заброшу в стирку со своими.
Он стянул с себя свою рубашку, оставаясь в одной борцовке, протянул ее Алану. Все лучше, чем ничего. Мысленно Энди чертыхнулся — ну вот, пожалуйста, еще один повод для встречи. Обратный обмен рубашками. Впрочем, рубашку Алана можно передать как-то через родителей, а с него самого без одной не убудет, но нет, этот вариант Энди, конечно, не рассматривал.
Оставалось окончательно привести себя в порядок и досидеть остаток вечера как можно более спокойно.