Довольно редко, на самом деле, случался такой аврал. То есть штат бара был довольно-таки неплохо укомплектован. Это поначалу кажется, что никто не пойдет работать в гей-бар, ну, типа, зачем кому-то такие не завуалированные намеки делать и все такое, а на практике – вон, бегут. Не в бармены, конечно, а в официанты, но главное, что приходят. С другой стороны, сделать такую явную заявку на свою нетрадиционность – это нужно иметь определенного рода смелость.
Так вот, последние две недели со штатом начала происходить какая-то херня. Те, кто не заболели, переломали себе все руки, те, кто не переломали руки, взяли отпуск и улетели на Тенерифе. То есть из положенных для нормального функционирования шести (ладно, их было всего четверо, но и это было неплохо) их осталось только полтора. То есть сам Сет и парень-студент, работавший неполный день. Получалось, что мало того, что смена Сета удлинялась, так еще и ночные смены с шести вечера до двух ночи выпадали именно ему, причем постоянно. После того, как предпоследний козел позвонил с новостью о переломе руки, Сет до того мрачно посмотрел на студента на пол дня, что тот поклялся, что не собирается болеть, умирать, уезжать, и вообще, готов немного попрогуливать, чтобы работать больше. От этого обещания Сету немного полегчало, и он с менторским чувством (а еще ощущением подложенной свиньи несчастному парню) передал ему четверть своих ночных смен. По выходным, правда, если выпадала ночь студента, оставался и сам, чтобы помочь. Провести выходные за стойкой без напарника – врагу не пожелаешь. И приходилось Сету, скрипя зубами, работать целый день, чтобы потом падать дома на диван и засыпать до следующей смены.
Что выходные вообще существуют, Сет слегка подзабыл, да и кто ему их даст. Светлячком надежды маячил конец недели, когда из отпуска должен был вернуться еще один бармен, который будет работать за всех, пока Сет будет отсыпаться, а студент отучиваться. Но пока до этого было еще очень и очень далеко, и порой Сету казалось, что чудо вообще не случится.
Вообще-то сейчас, свернув с Готтинген-стрит на Крейтон, Сет был задумчив не по тому, что очень устал. В конце концов, ко всему со временем привыкаешь. А сейчас было всего шесть часов вечера, еще даже не стемнело, на завтра стояла вечерняя смена, то есть, можно было спать и спать, и наслаждаться жизнью отведенные ему часов шесть после сна. Думал же Сет о том, как он пиздецки хочет жрать, и есть ли в холодильнике что-то, похожее на еду. Картошка-фри или еще какая-нибудь хрень, которую можно быстро закинуть на разогрев, а потом употребить, запивая колой («Когда все это кончится, возьму три, нет, четыре выходных и нахрен напьюсь», подумал Сет). Решив, что нет, в последний раз там ничего, пригодного для еды, не наблюдалось, завернул в магазин.
Из магазина Сет вышел под последний альбом «Фалькенбаха» в наушниках, нагруженный пакетом с едой. Лучше жизнь не стала, но мысль о кусках курицы в панировке, помноженная на мысль, что в пятницу возвращается сменщик, дарила надежду на дальнейшую счастливую жизнь. Шевеля губами под «Скирнир», Сет остановился, чтобы взять пакет другой рукой, и поднял голову. Дом был так рядом, буквально нависал над улицей, а идти до него еще было и идти. А потом еще подниматься по лестнице, отпирать квартиру, идти на кухню…
Тоскливо вздохнув (довольно громко, но так и не услышав самого себя из-за наушников), Сет потопал дальше.