Она больше не могла спать на законном месте, пускай чертов "подарок" от незнакомца все же забрал Микки, сердечко на обоях не давало жить спокойно. У Эмили вообще обострилась паранойя, ночью она вздрагивала от любого шума на улице, а в темноте за окном мерещилось черт знает что. Хольм спала, точнее пыталась спать, исключительно со включенной настольной лампой. В те моменты, когда все же удавалось отключиться, появлялись кошмары. Липкие, противные, чем-то напоминающие Эрвина. Пускай сам он в них и не фигурировал.
После последней встречи с братом, во время которой удалось поприсутствовать на их милейшем свидании с Микки, спать не хотелось в принципе. Спать не давала паранойя, постоянное ощущение, что в квартире есть кто-то ещё. Спать не давал страх. Спать не давало постоянное напряжение, будто все вокруг только и ждало нового удара.
Часам к восьми утра, правда, все чаще посещала мысль попроситься поспать к Молли или Шани. Вот только Эмили плохо представляла, как могут отреагировать на её появление с вопросом "нельзя ли у тебя поспать, а то я дома боюсь". Да и из квартиры лишний раз выходить не хотелось. Не хотелось даже подниматься с дивана. Царапины ныли, не хуже свежих синяков.
Эмили думает о работе. Это отвлекает, сейчас пожалуй только работа не связана с отрицательными ассоциациями, только работа не пугает. Отдельно в работе радует то, что после нападения ей резко нашли замену на ночные смены за кассой, даже спорить не стали. Правда, замена была всего на месяц. Оставалось верить, что мая хватит, что бы жизнь пришла в норму. "Или что бы свалить ко всем чертям. Вернуться в Квебек, например. Или сорваться в другой город, почему нет? От сюда пора бежать. Раз никто не хочет выжить Эрвина." Что-то подсказывало, что её проблемы не ограничены Эрвином.
Во второй половине дня она поймала себя на мысли, что нужно поесть. Вот только от одного запаха мяса в горле застрял ком и попытку сделать бутерброды Эмили забрасывает на двух отрезанных кусках. "Кажется, я сегодня поем чай."
Когда раздается звонок в дверь она тушит сигарету и на пару секунд замирает. Открывать страшно, но она сама не замечает, как выходит в коридор. То, что в коридор она вышла с ножом, Эмили тоже понимает уже у двери. Открывает она осторожно, медленно, готовясь в любой момент захлопнуть дверь и искать обходные пути, что бы свалить из квартиры.
Она кивает. Эмили сейчас не рада гостям, пускай это и со всех сторон приятный Вэл. Больше всего хочется сказать, что к ней нельзя сейчас ни под каким предлогом. Духи родителей против гостей. Да и гаремом любовников не одобрит. Но Эмили отходит, позволяя композитору пройти в квартиру. Мысль о том, что нож можно отложить или, хотя бы, не так светить, даже не появляется.
- Дверь захлопни.
Крайняя степень доверия: она позволяет себе повернуться спиной к музыканту, что бы уйти на кухню.
На кухне Хольм кладет нож рядом с мясом и, прислонившись спиной к стене, отпивает чай. На кухне стоит крепкий запах сигарет, не смотря на то, что все окна раскрыты, две заполненные до отказа пепельницы - не лучший ароматизатор. Эмили выглядит так себе, даже если не брать в расчет, что на ней домашние брюки и немного вытянутая кофта с длинным рукавом. Ещё не совсем сошел синяк на скуле, благо что следов от вчерашней встречи пока не видно, волосы растрепаны, да и выглядит она не самым здоровым человеком. Эмили не привыкла жить без сна.
- Что-то случилось?

Спокойный тон Вэла, скрещенные на груди руки... она невольно вспоминает школу и суровых, вечно читающих нотации, учителей. Валентин, с его то прокачанным занудством, в этот образ попадал не плохо. На столько не плохо, что Эмили даже подумала, не начнет ли он сейчас лекцию о вреде курения, например. Подумала и невольно напряглась, нотаций сейчас не хотелось.
"Да, солнышко, я тоже хочу узнать, как это дерьмо сложилось. Очень хочу." Эмили вздыхает и ставит кружку на стол, чай слишком горячий, пить такой тяжело.
Вообще Эмили была удивлена, на сколько могла удивиться, ещё когда Микки не стал задавать лишних вопросов. Она тогда решила, что ему просто не до того, это было понятно. Так же понятно, почему Эмили попадает под подозрение в краже. Она была в доме Рауха, когда пропала гитара. Да и ушла она тихо, рано, без свидетелей. Не плохая кандидатура в мелкие воры. Вот только была одна не состыковка: зачем бы ей подставлять себя и добровольно отдавать гитару Майклу?
- Эрвина? Не знаю. Не думаю, что он имеет отношение к этой ситуации. Он... - "Долбаный маньяк, который гитару от скрипки не отличит, пускай и со своим псевдоинтелленктом." - Он музыкой не интересуется на столько, что бы так заморочиться.
Эмили задумчиво разглядывает Вэла, пытаясь найти в его внешнем виде какую-то зацепку. Разумеется, зацепки не оказывается даже близко. "А на что рассчитывать? Значок или брошь типа "я люблю свою гитару"? Повязка на рукаве с лозунгом против воровства? Футболка ассоциации защитников гитар?"
Ситуация сложилась, мягко говоря, дерьмовая. И Эмили понимала, что правда выглядит не многим лучше заявления "это не я, оно само". И она могла бы соврать, поплакаться про брата-маньяка, который над ней издевался, но врать Вэлу не хотелось. Не только из-за того, что это был Вэл, но и по более рациональным причинам. Например Микки она сказала правду, а они все же общались и правда определенно должна была всплыть.
А ещё была более веская причина - она была не в состоянии врать, играть. не сейчас.
- Я не знаю, кто стащил твою гитару. И не знаю, кто подкинул её мне в квартиру. Просто когда я пришла от тебя тогда гитара уже была у меня в квартире. С бантиком. А ещё сердечко на обоях и стикеры, гитара была спрятана под диваном, вроде. По всей квартире были эти долбаные бумажки, типа "зайди в ванну", "загляни под стул" и так далее.
Она невольно дергает плечами, вспомнив свои эмоции в тот день. Стикеры до сих пор валялись на полке шкафа, с ленточкой. Сердечко тоже не стерлось. И ей даже хотелось заявить что-то из серии "пошли. покажу". Увы, Эмили понимала, на сколько спорны такие улики.
Она все же  переводит взгляд на лицо Вэла, но взгляда в глаза избегает. Видеть подозрение не приятно.

"Зеркало?" Эмили задумчиво морщит нос. "Нет, к помаде Эрвин точно не имел отношения. С другой стороны о его "хобби" в виде сексуального насилия я тоже не знала. Ну, может разукрашивается и в кабаре выступает, например. Надеюсь, мне не повезет это увидеть."
О зеркале Эмили не знала, но ехидную усмешку сдержать не смогла. "Тоже? Микки, выходит, тоже не заметил? Ну, что ж, значит из всех, кто в тот день был в твоем доме, постоянно свою физиономию хочет разглядывать только один."
Она не хочет спорить с тем, что Эрвину не место среди нормальных людей. Да и если бы его кто-то случайно убил, девушка бы вряд ли стала переживать. И пока Вэл говорит о брате это даже отдаленно приятно, это напоминает заботу.
Но потом Раух сам портит эту милую иллюзию.
- Ну, я говорила, что у меня проблемы с доверием людям.
В голосе Хольм была явная обида, она скрещивает руки под грудью и отворачивается. На Эмили эта цитата давала существенный сбой. Не доверяя никому информацию о себе, не подпуская никого слишком близко, она не врала. Могла чего-то не говорить, отходить от темы, но делала это открыто. Эмили просто не умела врать, по-хорошему.
Слова Валентина оказались слишком обидными, хотя бы из-за того, что она ему ни разу не соврала.
- Но знаешь, проблемы с доверием здесь не только у меня. Или ты и дальше будешь строить тут оскорбленную невинность? Может проблема не во мне, а в том, что кое-кто не хочет услышать правду? - Она все же возвращает Вэлу взгляд, не менее подозрительный. - Ты сюда пришел за правдой? Я её тебе рассказала, но ты же слишком пафосный зануда, что бы поверить в правду, какой бы она ни была. Но если тебе нужен слезливый концерт из серии "меня заставил старший брат" то, прости, театр где-то в другом месте.
Ей не хватало небольшой искры что бы взорваться. Возможно, она бы сорвалась на Молли, решившую её расшевелить. Возможно, на Микки, если б ему вдруг пришло в голову узнать о её состоянии сегодня. О том, сколько шансов получить было у Эрвина даже говорить не стоило.
Увы, не повезло Вэлу. Эмили не хотела с ним ссорится, но сейчас это как-то забылось.

Валентину хотелось врезать. Хорошо врезать, чем-то тяжелым. И сильнее, чем в принципе могла врезать Эмили. Может быть тогда он бы прекратил изображать что-то среднее между айсбергом, камнем и хрустальной вазой? Может тогда Вэл Раух стал бы похож на живого, эмоционального, настоящего человека? "В любом случае хуже бы не стало."
Она не знала, почему Вэл все время казался таким далеким, вечно закрытым. Эмили сваливала это на привычку. Вроде как если вокруг тебя постоянно вьются люди, воспринимающие тебя как знаменитость, и страстно желающие познакомиться, необходимость в общении и любое желание проявлять эмоции довольно скоро сдохнут. Это казалось разумным объяснением.
Проблема Хольм была скорее в том, что ей на все объяснения было плевать чуть больше, чем полностью. Она не любила образы загадочных принцев, не любила телевизионных вампиров с их мрачным взглядом и тайнами. Она любила людей, живых, настоящих, эмоциональных. Тех, кого можно было понять. Тех, кто не делал из себя "недоступный" образ. Раух же явно оказался не в той категории, которая легко воспринималась Хольм.
Эмили вроде и понимала, что Рауху она мягко говоря никто, но сейчас стало до слез обидно просто из-за того, что перед неё не тот человек, общение с которым было бы приятным. А как-то выкручиваться, добиваться расположения, пытаться вытаскивать из Вэла хоть что-то настоящее не хотелось. Уж за людей она никогда не боролась и начинать не планировала. "Да и не факт, что в нем это настоящее есть. Долбаная медийная кукла."
- О! А вот это уже точная формулировка! - Эмили улыбается. Она говорит с переигранной радостью в голосе. С похожими интонациями детей хвалят за съеденную кашу. Продолжает она куда более холодно. - Ты именно что узнал все, что хотел. Ты пришел сюда уже решив, кто и в чем виноват и, разумеется, я подтвердила все твои догадки. В твоем больном воображении!
Эмили фыркает, все так же глядя Рауху в глаза. "Нет, правда, разве бывают творческие люди нормальными? Да ладно, смешно. Ни один абсолютно нормальный, по мнению общества, человек не способен что-то сочинить. А этот сочиняет не плохо."
А вот повернулся он зря. Эмили сейчас была не в том состоянии, в котором можно адекватно воспринимать происходящее. Она не отдает себя отчета, что творит, когда хватает со стола тарелку из толстого стекла и швыряет её в Вэла. Благо, ранее травмированное запястье подводит, и тарелка всего лишь пролетает рядом с его плечом, разбиваясь о стену. Разбивается тарелка шумно, рисунок из тюльпанов разлетается на несколько ярких, разноцветных, осколков.
- Не смей так себя вести в моем доме, Раух! - Эмили срывается на крик, голос моментально становится хриплым. Но она давит желание прокашляться и продолжает. - Явился сюда, весь такое правильный, образец добродетели. Пришел со своей версией и не желаешь слушать. Да ты вообще слушать не умеешь! Конечно, ты ведь единственный можешь быть прав! Что сейчас, из-за своего обожаемого куска дерева, что тогда с правилами игры! Лишь бы придраться, лишь бы выставить себя лучше, чем люди вокруг!..
Она срывается на кашель, крик явно прекращается только из-за этого. Эмили неожиданно обнаружила в себе желание наговорить кому-то гадостей. Не меньшим открытием стало то, что бросаться в Вэла тяжелыми предметами было весело и даже как-то приятно. Взгляд невольно заскользил по столу, оценивая, что ещё можно запустить в композитора.

Отредактировано Emily Holm (28.07.2015 18:24:10)

По большому счету ей было плевать, кем друг другу приходятся Микки и Вэл. Особенно сейчас. Хоть друзья, хоть братья, хоть любовники. Хоть совмещают в произвольных формах. Эмили прекрасно знала, где начинаются темы, попадающие в категорию "не её дело" и даже близко к таким темам не подходила, пускай иногда это было интересно, любопытно.
Сейчас не было даже любопытства, от которого Эмили как правило не могла отделаться.
От упоминания о семье становится ещё хуже. У Хольм до сих пор не было времени, что бы сесть и оценить все, что больше никогда не станет прежним в её жизни. Например тот факт, что родителей нет. И, значит, нет больше семьи Хольм, даже той бледной тени, которая существовала все эти годы. Ну или, опять же, нужно был привыкать что старший брат маньяк. И к тому, что Нес уже, видимо, никогда не найдется.
- Это называется "дружить семьями". - Сквозь зубы шипит Эмили. Её так и тянет добавить что-то типа "а теперь раздевайся". Нет, ну надо же выполнить желание Рауха о изнасиловании, в самом деле! - И я в спину бить не могу. Ну, теперь буду знать, что ты на подобные фокусы способен, спасибо за информацию.
"О, а это "дар в спину", так?" Эмили заливается краской, уже от смеси злости и стыда. Ей было безумно стыдно за ту выходку на кухне у Рауха, Эмили считала не верным решением проявлять слабость, тем более показывать это. И если сейчас Вэл хоть в чем-то был виноват сам, то тогда срыв был полностью на совести Эмили. И это висело в воздухе немым упреком, все время. Вот только она не ожидала, что Вэл припомнит этот прокол.
К несчастью, для Валентина, она сейчас не способна долго заниматься самокопанием. Зато Эмили зла, очень зла. И Вэл только подливает масла в огонь.
- Я бы удивилась, начни ты здесь рыдать. Это бы значило, что ты умеешь что-то чувствовать. А это уже не реально. - Эмили усмехается. Она больше не кричит, голос все же сел. Зато Эмили вытягивает шею так, что оказывается ближе к Вэлу. - Понятно, почему ты свои гитары любишь больше людей. Вы с ними одинаково "живые".
Эмили морщится и отдергивает голову так, будто едва не прикоснулась к чему-то отвратительному.
Ухмылка на физиономии композитора раздражает едва ли не больше, чем его слова. Кружку с чаем она хватает со стола уже осознанно. А в тот момент, когда чай выплескивается на лицо, где была эта самая ухмылка, Хольм получает настоящее удовлетворение от совершенного. Кружку на место она ставит достаточно аккуратно.
- Не нож в спину, конечно, но ты, надеюсь, оценил.
Хольм улыбается, но даже это сейчас выходит истерично. Уголки губ дрожат, глаза на мокром месте.
О том, что чай вряд ли остыл, а в кружке был почти кипяток, она как-то не подумала. Как и о том, что кипяток этот был крепко подслащён. Зато от Вэла теперь должно было приятно пахнуть лесными ягодами.
- А теперь уноси свой долбаный звездный зад из моей квартиры и что бы я тебя больше не видела!
У неё все же хватает сил, что бы снова начать кричать, от чего Эмили чувствует настоящую гордость. Вот только на самом деле она не хочет, что бы Вэл сейчас уходил. Она хочет ещё чем-нибудь в него швырнуть и, сама того не замечая, тянется к пепельнице. К тяжелой, керамической, пепельнице в форме черепушки.