Когда Ал в воскресенье уходил с младшими в храм, он был уверен, что Стеф за время утренней службы успеет проснуться, собраться и уехать, будто ее не было. Если по-честному, он был этому эгоистично рад, потому что абсолютно не хотел обсуждать с ней пятницу.
Энди тогда не остался, конечно, ушел почти сразу, а Ал остаток пятницы проторчал у себя, пытаясь потеряться в музыке, комиксах и периодическом поспать, и вниз спустился только для того, чтобы впервые потерпеть сокрушительную неудачу в устраивании ночевки Стеф. На попытку традиционно уступить ей комнату она привела убийственный аргумент: он все еще болел. Ал раскрыл было рот, чтобы поспорить, но так ничего и не сказал, только махнул рукой и поплелся к себе назад.
В субботу стало лучше. Они со Стеф спокойно общались, и Ал чувствовал себя с ней почти свободно — впервые за всю свою жизнь. "Почти" было не только потому, что он не привык: призрак пятницы все еще витал над обоими, но Стеф не поднимала тему, а Ал ее поднимать не хотел, и время прошло, и когда вернулись отец и младшие, он решил, что пронесло.
Рано.
Стеф ждала его у выхода из церкви после службы. Ал, заметив ее, выдохнул облачко пара в морозный воздух и нервным жестом стиснул в кармане пачку сигарет. Ему пришлось несколько секунд собирать волю в кулак, чтобы заставить себя к ней подойти. Не подойти не мог: он не хотел разговора, да, но и бегать от него тоже не собирался. Тем более что Стеф предложила его угостить.
Ал специально повел ее подальше, хотя и сам так до конца не понял, почему его понесло именно к кофейне у пожарной части. С другой стороны, кофе там был отменный, а само место находилось далеко от маршрутов большинства его знакомых. Удачный выбор для того, чтобы поговорить по душам.
Он галантно впустил Стеф внутрь первой, затем вошел и сам, на ходу стаскивая шапку с шарфом. Глянул в сторону стойки. Парень-бариста был тут как тут; поймав взгляд Ала, он просиял и махнул рукой. Ал закусил чуть виноватую улыбку: ему было приятно, что его узнали, и немного за это стыдно.
Компромисса с совестью ради он решил с ним не общаться.
— Тут у стойки заказывать, — сказал Ал Стеф, стягивая с себя и перчатки. — Возьми мне латте с имбирным сиропом, пожалуйста? Я место займу пока.
Компромисс был, разумеется, делом десятым: куда больше Ал нуждался в короткой передышке. Он не представлял себе, о чем Стеф собиралась разговаривать, но был уверен, что разговор легким не выйдет, и хотел настроиться морально. С привычкой Стеф к допросам вместо вопросов это было совсем не лишним; особенно когда все мысли были о том, на смене ли Энди.
Кажется, кофейня была не лучшей его идеей.

Ал, как раз занявший любимый столик у окна, на разворачивавшуюся у стойки трагикомедию обратил внимание слишком поздно. Зато на вернувшуюся Стеф смотрел, приподняв брови.
— Спасибо, — сказал он, придвигая к себе кружку с латте. С притворной вдумчивостью глянул в сторону баристы вслед за оглянувшейся Стеф. Тот как раз вручил очередному клиенту кофе; перехватив взгляд Ала, он улыбнулся. Ал рассеянно улыбнулся в ответ, прежде чем снова посмотреть на Стеф.
Боже, у нее аж щеки порозовели. Это было плохо. Стеф уже приходилось ему жаловаться на невезение с парнями, и не раз, и он хорошо помнил ее в сердцах высказанное мнение о том, что нормальные все — либо геи, либо уже заняты. Ал не был согласен, но то, как лихо она залипла на баристу, было… неудачно, иначе и не скажешь.
Не то чтобы он ее не понимал. Бариста был горячий парень и к тому же сильно напоминал ему Лео, разве что говорил с французским прононсом вместо испанского акцента. Другое дело, что все мысли Ала в ту сторону в последние дни неизбежно сводились к Энди; он почти успел к этому привыкнуть и не особо собирался отвыкать.
Только вот это все никак не спасало его от необходимости Стеф разочаровать.
— Очень круто, да. Я тебе теперь могу откровенно сказать, что этот охрененный парень не интересуется девушками. — Ал улыбнулся без тени насмешки, скорее сочувственно: знал, как обидно это бывает. — Извини.
С другой стороны, то, что он ей сказал сейчас, лучше. Гуманнее. Да и, что греха таить, обсуждать это Алу нравилось больше, чем его собственные отношения.
— Я тут был уже пару раз, попадал на его смены, — продолжал он, — и он со мной постоянно пытается флиртовать. Раз даже сделал мне кофе, несмотря на то, что мне денег не хватало.
Он улыбнулся — совсем по-другому, не так, как еще минуту назад улыбался Стеф, — вспоминая тот день. Как собирал по карманам мелочь, как смутился от того взгляда, как надеялся, что Энди не заметит. И как обнаружилось, что Энди очень даже заметил. Потом. В лифте.
Ал спешно отхлебнул латте, надеясь, что Стеф не видела, как его улыбка на секунду стала совсем непотребной — под стать мыслям.

— Извини, — повторил Ал, перестав улыбаться. — Поверь, я от его внимания не то чтобы в восторге. Если бы мог — с удовольствием бы поменялся с тобой местами.
Так ли уж с удовольствием? Еще с месяц назад он точно бы согласился, не задумавшись ни на секунду. Но месяц назад ему нечего было терять, кроме той части самого себя, с которой он смирился, но от которой избавился бы без зазрения совести при первой же возможности, если бы такая вообще была. Он бы скорее отдал все, что у него было, лишь бы гарантированно стать… нормальным. Правильным. Таким, каким хотел видеть самого себя, таким, каким его все еще считал отец. Месяц назад он не сомневался.
Месяц назад в его жизни не было Энди.
— Ну, надежда умирает последней, так? — пошутил Ал, отпив еще кофе. И молчал. Ждал, пока Стеф задаст какой-нибудь вопрос.
Она задала, конечно, такой, что не в бровь, а в глаз. Что хуже всего — у него на этот вопрос не было никакого ответа. Потому что с Энди быть он действительно был счастлив, а что до всего остального…
Ал сжал кружку крепче, глянул зачем-то по сторонам. Убедиться, может, что никого из его знакомых здесь нет — на всякий пожарный случай. И знакомых Энди, которых он навскидку запомнил, вроде того его усатого друга с работы.
— Тебе не кажется, что для таких вопросов еще рано? — поинтересовался Ал наконец, не глядя на Стеф. — Мы… встречаемся меньше месяца. У каждого своя жизнь. Его семья тоже не знает, например. Это не так просто все, как тебе, может, кажется. Представь, что со мной отец сделает, если узнает, что я не просто… гей, но и в отношениях, которые весьма далеки от, гм, возвышенности? Это тебе не платья отказаться носить, Стефани, это смертный грех.
Ал потер пальцами лоб. Нет, он не был готов к этому разговору. Они только начали, а он уже чувствовал себя загнанным в угол и огрызаться начинал. Опять. И это при том, как благородно она себя повела, когда их с Энди застала. Он после такого ей совсем не хотел врать — и не был уверен, что смог бы.
Но как он будет ей говорить, что все еще собирается в семинарию, а Энди вообще женится через три месяца, он себе не представлял.

Ал только фыркнул чуть слышно, не удостаивая Стеф ответом дальше красноречивого взгляда. Было бы за что драться, право слово. Он не был настолько хорош. Особенно если сравнивать с Энди с его благородной работой, красивыми губами и потрясающей фигурой. Кубики там на животе были такие, что Ал не знал каждый раз, восторгами ему истекать или белой завистью. Про завидность других достоинств он вообще молчал.
Шальная мысль была крайне некстати: ему стало от нее жарковато. Хорошо, разговор был невеселый и частично касался отца, и Ал быстро отвлекся.
— Ты можешь. Но не делай так, пожалуйста, — покачал он головой. — Это будет просто злая ложь, от которой никому лучше не станет. И ты отлично знаешь, что на мои "новости" он от твоих спокойнее не отреагирует.
Он отпил кофе, мрачно думая, что вышло бы скорее наоборот. От Стеф отец ожидал подобного и, может, спустил бы ей с рук, даже если бы она правда собралась жениться на девушке. Ему так легко было не отделаться ни при каком раскладе.
— Спасибо все равно, — как-то очень мягко усмехнулся Ал, сдвигая кружку чуть в сторону. — И, между прочим, я имел в виду, что это смертный грех по мнению католической церкви.
Он не стал говорить, что давно смирился. В конце концов, смириться и считать себя нормальным — вещи совершенно разные, и нормальным он себя не считал. Он был неправильным и не мог понять, как Стеф может не считать его таким. Пусть даже был ей безмерно за это благодарен.
Кое в чем Стеф была права: раз Он за что-то сделал его таким и дал ему Энди, сталкивал их постоянно, когда они еще не жили в грехе, и связал их этими случайностями так крепко, значит, это было Ему нужно. Пути Его недаром были неисповедимы. Уверен Ал был только в том, что Он действительно не хотел бы, чтобы Ал страдал.
— Причем даже не то, что я гей. — Ал сделал паузу. Говорить про свою ориентацию вслух с каждым разом становилось легче, и это и радовало, и пугало одновременно. С правдой так бывало часто. А, может, влияло и то, как Стеф к этому всему относилась. Ал никогда еще не чувствовал себя таким свободным, как с ней здесь и сейчас. Это окрыляло, даже когда он объяснял ей, чем именно он неправильный. — А то, что я не противостою искушению. Что, гм, состою в сексуальных отношениях с мужчиной. Ладно даже то, что до свадьбы. Да и Энди своей невесте не…
Ал резко заткнулся. Вот это было лишним. Это надо было говорить потом. Лучше вообще бы не говорить, конечно, но если уж говорить, то во всяком случае — не так.
Он заставил себя посмотреть на Стеф.
"Ну как, все еще считаешь меня нормальным?"

— Стеф. Стефани!
Ал нервно огляделся, поймал заинтересованный взгляд Жана-Пьера вместе с парочкой других из-за стойки и закрыл лицо рукой.
— Богом клянусь, Стеф, именно поэтому я и не хотел ничего рассказывать, — прошипел он в ответ. — И где он работает — тем более не скажу.
Особенно когда они сидели в кофейне в паре шагов от места его работы. Со Стеф бы сталось вскочить и пойти вставлять Энди мозги на место прямо сейчас. Ал такого допустить не мог.
— Он не мудак. И он мне ничего не говорит. Мы не разговариваем на эту тему, окей? — тихо сказал он, убрав наконец руку от лица и посмотрев на Стеф прямо. — Меня устраивает то, что у нас есть, я не хочу это испортить.
Он хлебнул кофе, снова взглянув украдкой по сторонам. На них больше никто не смотрел. Это было хорошо. Намного хуже было то, что он прекрасно понимал, что на самом деле то, что у них с Энди было… Не то чтобы оно его не устраивало, но его быстро становилось мало.
Поэтому он старался на эту тему не думать. И именно поэтому не хотел Стеф говорить. Слишком бередило душу, а что сделать, чтобы и не протерять то, что у них с Энди уже было, и решить проблему, он себе не представлял.
Ну и что, что было у них всего-ничего. Они ведь, если подумать, не разговаривали не то что на эту тему, а практически совсем. Времени было в обрез, на разговоры не хватало. В тот единственный раз, когда оно появилось, их попытку узнать друг друга получше сама Стеф и прервала.
— И я абсолютно не хочу, чтобы ты с ним о чем-то таком говорила, — сказал Ал, внимательно на нее посмотрев. — Я в состоянии сам себя защитить, Стеф. Я знал, что он скоро женится. Это был мой выбор.
Он также знал, что Стеф беспокоится, и это ее беспокойство отлично понимал. Беда была в том, что одновременно он понимал и еще одну вещь.
Ал не был уверен, что сможет ее простить, если из-за нее и ее "разговоров" Энди потом с ним никаких дел иметь не захочет.

Ал поставил чашку с кофе на стол с громким стуком. От Стеф он всякого ожидал, но обвинения в трусости? Это было что-то новенькое.
— Я не… — он замолчал, поняв, что повысил голос. Чужая злость, как обычно, подпитывала собственную, заставляла терять самообладание. К счастью, Ал был сильнее. — Это не трусость, Стефани. Ты-то должна знать разницу.
Он молчал — ждал, пока она скажет что-нибудь, и стискивал крепче свою чашку. Злость никуда не уходила, отравляла изнутри, отзывалась призраком боли под ребрами. Причем на кого именно он злился, он понять не мог. На Стеф или на самого себя? За то, что действительно вел себя как трус? Что не спрашивал? Но Энди-то ему ничем не был обязан. Никогда ничего не обещал.
Но любил при этом всем — его, а не эту свою невзрачную невесту. И Ал не мог сказать, что не надеялся, что Энди с ней расстанется.
Взгляд Стеф выдержать он смог, но с трудом. Сказать то, что она от него просила, оказалось сложнее.
Ал выдохнул.
— Я не говорю, что все в порядке. — Он не отводил глаз, смотрел на нее в ответ. — Я не говорю, что я счастлив. Я очень далек от счастья, знаешь ли. Но я… я, кажется, влюбился, окей?
Он опять закрыл лицо ладонью на пару секунд, проехался ей вверх, по волосам до затылка, прежде чем сложить руки на столе, поникнув плечами. Перед могилой мамы признавать такое было почему-то намного легче.
Может, потому, что мама не могла растревожить ему душу и заставить думать, что их с Энди "отношения", чем бы они ни были и на каких бы светлых чувствах ни зиждились, вполне могли оказаться безнадежными.
— Стеф. Пожалуйста. Я сейчас прошу тебя не как сестру, а как друга. Не вмешивайся. Это наши жизни и наши отношения. Мы сами разберемся. — Ал откинулся на спинку стула, рассеянно хлопнул себя по карманам, нащупывая пачку Pall Mall, и поднялся. — Я курить.
Накинув на плечи куртку, он пошел узнать у парня-баристы, куда надо было выходить: прямо под окнами дымить традиционно было запрещено.
— Хочешь, покажу и заодно составлю компанию? — поинтересовался бариста после объяснения.
Ал покачал головой.
— Не стоит. Не то чтобы, — спешно продолжил он, не давая баристе вставить слово, — ты мне не нравился, но у меня вообще-то вроде как есть бойфренд.
Он сам слышал в своем голосе горечь. Да, вроде как есть бойфренд. А у бойфренда абсолютно точно есть невеста, с которой тот не собирается расставаться. А он сам собирается через полтора года променять бойфренда на целибат.
Бариста если и заметил, то не выразил ничем, кроме вопросительного изгиба бровей и сугубо вежливой улыбки.
— Как скажешь.
После первой же затяжки жизнь стала лучше. Ал прислонился лопатками и затылком к стене, сомкнул на несколько мгновений веки. Курил он недолго: промозглая погода не располагала, даже несмотря на то, что идти назад внутрь ему категорически не хотелось.
По возвращению он не стал убирать куртку на вешалку, вместо этого набросил ее на спинку своего стула, прежде чем снова сесть. И посмотрел на Стеф — внимательно, серьезно и молча.
Он ждал ее ответа.