Внешний вид: красный свитер, домашние джинсы, кеды.
С собой: мобильник в кармане джинс.

Ал надеялся, что ему удастся ускользнуть из-за семейного стола пораньше. О том, что они все собрались вместе, даже с бабушкой — которая, правда, ушла еще до торта, — он жалел чуть ли не впервые. Мыслями он был совсем не в новогодних посиделках, а то во вчерашнем номере мотеля, то в запланированной на завтра очередной встрече.
То в лифте.
Алу почти начинало казаться, что лифт не застрял тогда, а падал с такой скоростью, какую они не в состоянии были воспринять, и доставил его в самые пучины Девятого круга. За то, что он поддался искушению — и как легко, с какой готовностью! За то, что сделал так, что и Энди поддался. За то, что смел сомневаться в собственном грехе. Эти мысли особенно остро накатывали в присутствии отца и отпускали только тогда, когда он носил Энди сэндвичи или просто был с ним. Не только в сугубо физическом смысле, просто… рядом. В остальное время Ал пытался их отмаливать, пытался не думать, пытался просто гнать от себя. Если и помогало, то не дальше, чем до следующей СМСки, обещавшей скорую встречу.
Согрешивший один раз не мог не согрешить еще.
Ал насилу доел свой кусок новогоднего торта и поднялся из-за стола вместе с младшими, которые, едва получив разрешение, с визгами унеслись пробовать новую приставку — подарок Тома. Сам Ал свой подарок еще даже не открывал и не стал брать с собой, просто потихоньку ушел на лестницу, надеясь, что про него не вспомнят.
Уже наверху он с облегчением выдохнул: никто из тех, кто мог, его как будто не хватился.
Беда, как водится, пришла, откуда он не ждал. Он, вздрогнув, удивленно уставился то на Стеф, то на ее руку на своем рукаве, и мысленно обрадовался, что не успел вытащить из кармана телефон. Это было бы дьявольски неловко.
А ведь она за него действительно беспокоилась.
— Я в порядке. Просто немного устал. — Ал постарался изобразить на лице улыбку, но вышло бледновато. Бережно отцепил руку Стеф от своего рукава. — Но ты вовремя: я как раз хотел пойти тебе постелить у себя. Сам, наверное, буду у Нейта спать.
На самом деле он собирался уйти в гостиную на диван, но нужным говорить об этом Стеф он не посчитал. Его комната даже не была ее бывшей комнатой, он раньше жил с Томом, а она — там, где сейчас была спальня Мэтта. Но уступить свою на одну ночь Алу было совсем не сложно, особенно сейчас: его мало волновало, где он спал, только укладываться у кого-то из братьев не хотел со своими грязными снами и помыслами. К тому же его спальня была самой чистой. Стеф, может, и была "своим парнем" по характеру, но меньше девушкой от этого она не становилась, и вряд ли ей бы понравилось ночевать в пропахших нестиранными носками комнатах нерях-младших.
— Можешь со мной, если хочешь, — позвал Ал, отворачиваясь.
Он очень надеялся, что Стеф если не купилась на смену темы, то поняла, что он не настроен разговаривать.

Ал только хмыкнул, тепло глядя на Стеф.
— А я еще раз говорю: пока я живу в этом доме, я тебе на диване спать не дам.
Он все-таки очень ее любил и скучал. Младшие были теми еще шкодниками, но до буйной несдержанности Стеф им было еще расти и расти, да и отца они — пока еще — уважали. Сам Ал считал, что без нее в доме стало слишком тихо, но, конечно, не особо распространялся.
Только любить — одно, а доверять — другое. С последним Ал предпочитал поостеречься. Сейчас они со Стеф были довольно близки, но он слишком хорошо помнил все, что было до последних двух лет.
— С танками? Не помню. Сейчас поищу, если они нормальные еще, то должны где-то быть.
Прямо напротив двери в комнату Ала был большой встроенный шкаф, где хранились всякие лишние и запасные вещи. Если простыни с танками где-то и оставались, то, скорее всего, там.
Первым делом он достал два одеяла и две подушки, нашел какое-то синее постельное для Тома, сложил все это добро рядом со Стеф на кровать, а потом закопался в поисках танков. Он сам их не жаловал, младшие как-то тоже — им больше нравилось его, с Капитаном Америкой, вечно выпрашивали, пользуясь его сговорчивостью. Ал, в общем-то, не был против поделиться, но строил коварные планы завести еще два похожих комплекта, чтобы у каждого был свой. Осталось только придумать, к какому празднику приурочить.
Ал перекопал очередную полку, хмурясь, и чуть не выронил то, что держал в руках, от вопроса Стеф.
Девушка…
— Как-то я им больше нравлюсь, чем они мне, — ровно сказал он после небольшой паузы. Не поворачиваясь, конечно. — Особенно после того пожара. Ты бы видела, сколько желающих мне помочь с домашними заданиями или угостить ланчем. Но я, в общем-то, так по сердцу никого и не нашел.
Потому что сердце выбирало вовсе не миловидных девушек его возраста с обожанием во взгляде, а красивого двадцатитрехлетнего почти-совсем-пожарника, готового вместе с ним предаваться смертному греху так буйно, что не кричать — не получалось.
Ал сглотнул, моргнул, прогоняя навязчивые картинки из головы, сунул комплект назад и зарылся в шкаф еще активнее.
— И не стремлюсь, если честно, — добавил он, пожимая плечами. Со спины должно было смотреться безразлично. — А что? О, вот танки, кажется.
Простыни были торжественно извлечены из недр шкафа и вручены Стеф. Ал даже успел к тому моменту продышаться и натянуть на лицо прежнее спокойное выражение. Не был уверен только, что сможет его долго удерживать: прогнать картинки из головы оказалось… сложно, особенно когда в кармане завибрировал новой СМСкой телефон.

— Скажи еще погромче, что я курю, тебя не все в этом доме услышали.
Ал тут же отругал себя за резкость: не стоило ему так. Чуть поморщился от "долбанного рыцаря". Больше от "рыцаря" — к брани он, в общем-то, привык давно, ни Стеф, ни Том особо подбирать слова не стремились. Да и Энди…
Он выдохнул.
— Я это делаю не для того, чтобы девочек снимать, ты же знаешь, — кротко заметил он.
И не для того, чтобы снимать мальчиков. Хотя об этом Ал Стеф, конечно же, не сказал бы. Очень может быть, что никогда.
Едва он успел положить простыни, она схватила его за руку. Ал заметно вздрогнул от прикосновения: неожиданные всегда были неприятнее обычных, тем более что на этот раз она его хватала не поверх свитера, а так, что зацепила кожу. И в глаза еще заглянула, будто пыталась найти ответы там.
Ал чувствовал щекотку ее сконфуженного непонимания, беспокойство, покалывающее в груди иголочками раздражение. На секунду его прошила паника. Он где-то спалился. Повел себя не так. Слишком много показал. Слишком радостно улыбался на очередную СМСку с адресом очередного мотеля. Слишком много уходил в свои мысли, слишком демонстративно, слишком, все — слишком.
Секунда прошла, с ней — и паника. Ал знал, что был аккуратен настолько, насколько мог, изобретал правдоподобные отговорки, не вел себя по-другому, по крайней мере, изо всех сил старался не вести. И лицо он уж точно умел держать, даже когда в голову лезли сплошь непристойные мысли и воспоминания — о горячем дыхании над ухом, о сладкой истоме после…
Он поджал губы и попытался высвободить руку — не резко, но достаточно сильно, чтобы Стеф отпустила сама. Выдергивать не хотел, но продемонстрировать, что ему неприятно, не постеснялся.
— Ты ошибаешься, Стефани, — сказал Ал. Вышло на удивление спокойно, несмотря на имя, но своего раздражения он при этом не особо скрывал. — Отпусти мою руку, пожалуйста, я от того, что ты в нее ногтями впиваешься, ничего нового не скажу. Я был в порядке пять минут назад — и я все еще в порядке.
Он был глубоко не в порядке, видит Бог, но это было его дело. Его и Господа, его и его собственной совести, его и его смертного греха.
И уж точно — не дело Стеф.

Ал выпрямился и потер освободившееся от хватки Стеф запястье другой рукой. Взгляд ее он выдержал не без труда — но выдержал. Он был тем еще упрямцем, если вожжа под хвост попадала, а сейчас на кону было слишком многое. Узнай отец, мало бы ему не показалось — настолько, что Стеф не хватило бы воображения себе это представить даже при ее нелюбви. То, что сделал бы отец, узнав, что Ал курит, оказалось бы сущим пустяком в сравнении.
К счастью, отец слишком занят был делами прихода, чтобы обращать пристальное внимание на домашних, на хорошего покладистого Ала — особенно. К сожалению, Стеф в этом пошла не в отца. Противнее всего Алу было от того, что беспокоилась и обижалась она очень искренне, а он не мог развеять это беспокойство, не выдав своей тайны.
Ал сел рядом со Стеф на кровать, нашел ее руку, неловко накрыл своей на несколько секунд.
— Извини, — сказал он. Убрав руку, уставился куда-то в стену. — Я знаю, что ты беспокоишься, Стеф. Но тебе правда не о чем. Мне не плохо, у меня просто… много разного накопилось, и я не очень знаю, как с этим разбираться. И не хотел бы это обсуждать, хорошо?
Технически он не лгал. Ему действительно было не плохо. Ему было очень плохо. Мерзко от себя, от богопротивной своей натуры, от лжи, которой он оплетал свою жизнь с тех пор, как эту натуру осознал. И одновременно — очень, дьявольски хорошо от самозабвенного погружения в грех с человеком, который был рад поддаваться искушению вместе с ним. Несмотря на все смешанные чувства и весь свой стыд, он, к ужасу своему, понимал, что прекратить это сам не сможет и не захочет. Что с этим делать, Ал действительно не знал.
Он хлопнул себя по коленям и поднялся, чтобы не скользнуть опять мыслями в последний жаркий вечер в компании Энди: и так мобильник в кармане будто жег кожу непрочитанной СМСкой. Сложил на кровати свои одеяло и подушку, чтобы унести потом вниз. Достал уже из своего шкафа смену одежды.
— Я в душ, окей? — Ал развернулся в дверях, оперся свободной рукой на дверной косяк, чтобы посмотреть на Стеф. — Я знаю, что могу на тебя положиться, если что.
Так же хорошо, как знал: не в этом случае.