В Галифакс Маршалла привели тревожные вести.
Разумеется, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что старшинство накладывает на личность неизгладимый отпечаток, который с трудом может разве что незначительно сгладить острые углы, но окончательно он не исчезнет. В семье Коэн  это обыкновенно именовали тем, что называется у других людей ответственностью, за неимением более подходящего слова —  ответственность за себя, свои слова и поступки.
Для Маршалла это слово включало в себя еще две судьбы. Увы. В родном Маршаллу языке не хватало слов, чтобы выразить то, на первый взгляд, не очевидное различие с общепринятой коннотацией слова "ответственность". Леон однажды назвал нечто близкое по содержанию понятие — комплекс старшего брата. Но едва ли оно адекватно отражало действительность. Едва ли самый младший из братьев, в самом деле, совершал попытки хоть раз всерьез понять Маршалла.
Старший Коэн размышлял об ответственности отвлеченно и мельком, между прохождением регистрации и посадкой в теплое нутро самолета, направляющегося по маршруту "Торонто-Галифакс". За прошедшие двое суток его голова едва ли касалась подушки больше, чем на два-три часа. Криминалист требовался сразу в нескольких районах города и его, как вхожего в определенно узкий круг полицейских связей и специалиста, заслужившего себе имя, в приказном порядке требовали на выезды.
Кофе он старался не употреблять сверх меры, прекрасно осведомленный о его возможном негативном влиянии на организм, но будучи практически вымотанным, не смог устоять перед искушением и продлил свое бодрствование. Двойная доза каппучино из термоса стала хорошим началом полета.
Спустя шесть часов самолет приземлился в аэропорте Галифакса. Подали трап. Маршалл вынырнул из обрывочного сна, в котором он был вместе с каким-то мужчиной приблизительно его возраста. Взявшись за руки, они о чем-то жарко спорили. Маршалл понимал, что мужчина определенно не может быть из плоти и крови, и, к его удивлению, его не пытались переубеждать, утверждая лишь наличие между ними некой связи, понять которую еще не смог ни один человек.
Погода Галифакса шептала о необходимости взять с собой зонт, но Маршалл накинул на голову капюшон от плаща и быстрыми перебежками преодолел расстояние до здания аэропорта, казавшегося сегодня еще более серым и безжизненным. Если бы полеты совершались Маршаллом чаще, чем раз в несколько лет, он получил бы прививку от тоскливого пейзажа, но у него и так был от него иммунитет. Коэна вела вперед цель и усталость тела.
Не доверив благополучие своих ладоней общественному туалету, он вытащил из кожаной сумки антибактериальные салфетки, тщательно протер ими свои пальцы. На выходе из здания Маршалл аккуратно бросил скомканную ткань в мусорный бак и поспешил к единственному свободному такси, стоявшему чуть поодаль. Пришлось немного пробежаться. Коэн порысил к автомобилю. При первом взгляде его и такси сложно было назвать, однако характерную принадлежность к службе извоза выдавали номера телефонов на дверце пассажирских сидений.
— Здравствуйте, — Маршалл упал на левую часть и назвал адрес квартиры Линдси. Если верить предчувствию, объективной информации и некоторым другим моментам, тревожные вести, приведшие старшего брата в Галифакс, были вызваны именно им — примерным священником, обращенным в веру человеком.
По дороге Маршалл сверился с показаниями средств связи, принадлежавших Линдси — брат, хоть и был в числе строгих приверженцев священного писания, был все-таки человеком своего времени и имел телефон, который свидетельствовал об активной личной жизни. Входящих вызовов было больше чем исходящих, все короткие. Большего не позволяла определить скорость, с которой автомобиль вез Маршалла к цели.
Расплатившись, он покинул салон. Одновременно с негромким хлопком дверцы его брови сошлись на переносице. Маршалл терпеть не мог выяснять отношения и наносить визит без предупреждения, но если он хотел выяснить, чем на самом деле занимается Линдси, он должен поступать наперекор своим принципам.
Маршалл отпер дверь вторым комплектом ключей, снял плащ, повесил его на крючок в коридоре. Сняв обувь, вставил внутрь каждого ботинка по маленькой сушилке и прошел в комнату, где и застал младшего брата. Взгляд Маршалла выглядел в лучшем случае как усталое безразличие, но те, кто был знаком с ним достаточно давно, были осведомлены: за этим последует гром и молнии.
Линдси был как раз из числа таких людей.

[icon]http://sg.uploads.ru/a3rjn.png[/icon][nick]Marshall Cohen[/nick][charinfo]<b>Маршалл Коэн</b><div>40 лет, криминалист из Торонто со способностью к киберпатии.</div>[/charinfo]

[icon]http://sg.uploads.ru/a3rjn.png[/icon][nick]Marshall Cohen[/nick][charinfo]<b>Маршалл Коэн</b><div>40 лет, криминалист из Торонто со способностью к киберпатии.</div>[/charinfo]

Линдси был обнаружен с девушкой и явно был не рад внезапному визиту. Будь на месте старшего брата самый младший, он бы не упустил случая отпустить шутку, которая называлась "знал я несколько таких случаев!..". Маршалл вполне допускал, что находясь в собственном доме, человек волен делать все, что пожелает его душа, на что окажется способной фантазия и на какое развлечение хватит средств. Впрочем, себе Маршалл редко позволял что-то подобное тому, что открылось его взгляду при беглом осмотре одной из спален. Если быть предельно откровенным, то последний раз, когда Маршалл был наедине с девушкой всю ночь, приходился на прошлый четверг.
Вот только попасть под понятие "был с девушкой" в полном объеме смысла этого слова та ночь не вполне могла. Коэн провел ее за изучением каждого изгиба тела неизвестной ему девушки. При ней не было никаких документов, поэтому она осталась безымянной. Маршалл раздел ее, осторожно касался пальцами ее кожи, проводя подушечками скрещенных вместе указательного и среднего пальцев вдоль бока, где алел наполовину заживший шрам от операции. Вдыхал аромат ее волос, и тут же морщился — трупный аромат тлена медленно поглощал кожу головы.
То есть, сам по себе факт наличия в постели младшего брата особы женского пола мало что значил. Она была, слава богу, жива и вполне деятельна, имела хорошие физические данные. Бросив на Маршалла сложно читаемый взгляд, девушка отпустила шутку, испорченную сомнением в голосе. Коэн непроизвольно сжал челюсти, от чего щека на краткий миг пришла в движение.
За сорок лет у него выработалась привычка реагировать на вербальность подобных каламбуров достаточно спокойно, практически не меняясь в лице. Маршалла поначалу и самого забавляло свое имя — оставаясь наедине с собой, он частенько дурачился перед зеркалом, воображая себя важной шишкой в военном деле. Потом на свет появился Линдси и удовольствие иронизировать над собой продлилось еще на несколько лет, и прекратилось незадолго до рождения Леонхарда. К тому времени его старший брат уже научился говорить, осознал, что такое чувство юмора и незамедлительно принялся упражняться на Маршалле в остроумии.
Маршалл слабо кивнул ей в спину, слыша, как громко хлопнула входная дверь. Он тоже считал себя слишком молодым для этого звания.
— Не женат, значит, — Маршалл легко покачал головой, улыбаясь уголками губ. На слух жаловаться не приходилось. Приглашение пройти на кухню было принято без возражений. Как бы сильно не был зол гость, правила в своем доме устанавливать мог только хозяин. Коэн-старший уважал субординацию, применяя ее и на повседневной жизни. Больше пользы миру Маршалл смог бы принести, предварительно приняв душ, но беспокойные мысли о благополучии Линдси все равно не дали бы нормально расслабиться, обесценивая всю затею. Поэтому о покое было решено временно забыть.
— Которая эта девушка за неделю? — Отодвинув стул, Маршалл присел за стол, таким образом, чтобы брат попал в поле зрения. Сцепив ладони, он смотрел на Линдси чуть менее враждебно — тот уморительно выглядел в тоге из одеяла, к тому же ему шел этот цвет. — Третья? Или ты побил рекорд предыдущего года — девять за неделю? — Он помолчал, дав Линдси возможность ответить. — Сделай мне крепкого чая, будь добр. Я чертовски устал. Перелет был сложным.
Маршалл прикусил губу, сосредотачиваясь на чувстве боли. Он не должен позволить себе вырубиться, потерять концентрацию, раскиснуть прямо здесь, сидя на стуле. Он приехал получить ответы на некоторые вопросы — и он их получит.
— Должен признаться, Линдси, я приехал к тебе с определенной целью. Ты уже сам наверняка догадался, с какой именно, но я озвучу ее, дабы ты не блуждал в лесу догадок. Я хочу узнать, чем ты занимаешься здесь, в Галифаксе. По моей информации это что-то противозаконное и это «что-то» можно сбыть, что позволяет тебе твое положение и социальный статус. Линдси, я беспокоюсь о тебе.

[icon]http://sg.uploads.ru/a3rjn.png[/icon][nick]Marshall Cohen[/nick][charinfo]<b>Маршалл Коэн</b><div>40 лет, криминалист из Торонто со способностью к киберпатии.</div>[/charinfo]
Маршалл с сомнением свёл брови к переносице. Ему с трудом верилось, что такой человек как Линдси мог избежать искушений участвовать с очередной неизвестной девушкой в предприятии под названием "ночь любви". Его деятельной натуре требовалось выражение, вопрос состоял только в способе. У семьи Коэн была такая отличительная черта, по которой их узнавали. Маршалл в узком семейном кругу был тем, что падкий на странные сравнения Леонард назвал бы " хладнокровная заноза в седалище". Забота без права на помилование или апелляцию, железобетонная уверенность в необходимости неусыпного контроля. Ему не хватило эмоций, он слишком рано повзрослел. Маршалл отдавал себе в этом отчёт, но не смог с этим бороться.
Линдси соответствовал в глазах Маршалла образу бастиона отчуждения – такой же обособившийся и враждебно настроенный на любые попытки пробиться к нему в душу, нарушив тем самым границы его внутреннего мира. Ему не хватило любви. И он не мог бороться с самим собой, отчаявшись, очевидно, получить несправедливо у него отобранные чувства и принялся заменять их суррогатом.
Пока младший брат исполнял милость, наполняя один из стаканов чаем, Маршалл слегка отклонился назад, положил локоть на спинку стула и попытался взглянуть на Линдси другими глазами.
Любой другой человек на месте Маршалла видел бы перед собой, ни много ни мало, не больше чем священнослужителя одного из местных приходов. Слегка утомленного, словно  рассеянно ведущего разговор с самим собой. Или с богом. В существование последнего Маршаллу верилось с ещё большим трудом, но об этом спорном моменте он предпочитал не думать. Однако это была лишь внешняя оболочка, за которой прятался расчётливый хитрый ум, способный ради своего удобства и по чистой прихоти совершать поступки, слабо поддававшиеся положительной оценке. Аморальные подчас поступки.
Маршалл почувствовал в груди укол вины.
— Я был бы глубоко тебе признателен, Линдси, если бы ты в самом деле обо мне заботился, — голос звучал приглушенно, Маршалл из последних сил старался не заснуть. Нельзя позволять себе проявлять при Линдси хотя бы малейшую слабость. Он не должен проявлять ее. Линдси способен сожрать с потрохами всех, кого сочтет недостаточно сильным. — При этом я не отрицаю того, что ты пытается проявить по отношению ко мне душевную теплоту именно сейчас. Спасибо. Я это ценю. Пусть поздно заводить об этом речь, но я искренне рад нашим редким встречам. Душ я, пожалуй, действительно приму, но чуть позже. И, если ты не возражаешь, я на пару дней займу соседнюю спальню. Пока же нам нужно поговорить о важной вещи. Я приехал к тебе ради неё. Насколько мне известно, в понедельник ты встречался с одним человеком, благонадёжность которого находится под большим сомнением, причём не только у меня. Вы назначили ещё одну встречу, но дату не уточнили, в связи с чем у меня...
У Маршалла был, по сути, всего один вопрос: зачем встречаться с подозрительными личностями, самому будучи чистым перед законом? Но у Линдси были свои виды на дальнейший ход разговора.
Пальцы старшего Коэна снимали ручку чашки, грозя скинуть кипяток на колени. Маршалл удивлённо взглянул в глаза младшего брата – и это была ошибка, которой допускать ни в коем случае не стоило. Свободная от чашки рука плетью повисла вдоль тела. Веки начали тяжелеть. На плечи навалилась безумная усталость. Маршалл моргнул и закрыл глаза, а открыв уже не был способен противостоять голосу Линдси. Неожиданно властному, твёрдому, уверенному.
– От твоего имени в последнюю неделю совершались исходящие вызовы, – монотонно заговорил Маршалл – чем ближе был конец недели, тем они были длиннее и чаще. По остаточным следам на станциях мобильной связи я узнал содержание разговора, речь велась о неком препарате, но точнее выяснить не удалось. Вы соблюдали чрезмерную секретность, что бывает только при обсуждении тайны. Едва ли речь велась о медикаментах, стало быть, имелся в виду порошок или смесь. Я заподозрил в твоём собеседника наркодилера. Пробил его по своим каналам. Тщетно. Он чист перед законом. Я не понимал, в чем дело. Но это слишком подозрительно...
Чашка опасно закрепилась, рискуя упасть и выплеснуть на колени Маршаллу терпкий кипяток. На Линдси смотрела пара равнодушных глаз, губы остались чуть приоткрытыми. Маршалл закончил говорить.
Он ждал команды, слов, чего угодно.

Маршалл весь обратился в слух. Он превратился в комок оголенных нервных окончаний, захваченных в плен чужой воли. Злоба Линдси, его дар делали Маршалла практически беспомощным; вместе они заставили его на время забыть себя. Способность Маршалла в таких обстоятельствах становилась абсолютно бесполезной.
Если бы существовала в мозгу Коэна преграда, способная заставить всё внутри него воспротивиться насильственному проникновению извне, то и она сломалась бы, не выдержав напора – Линдси, увы, к своим тридцати с небольшим достиг во владении способностью довольно неплохих результатов. Он смог ненадолго подчинить себе разум  старшего брата, – человека, сложно поддающегося внушению, но представляющего определенную опасность для его интересов.
Своим поступком Линдси поднял планку риска, не подозревая о том, насколько глубокую могилу он сам себе копает.
В глубине души Маршалл ощутил беспокойство. Но будучи подавленным, он не мог ни проанализировать те чувства, что стучались в его северную коробку с упорством незваных гостей, ни понять их, – все внимание на себя забирал взгляд; чужой, холодный, без капли раскаяния. На Маршалла сложно было произвести впечатление, и он (как оказалось теперь – абсолютно наивно и зря) легкомысленно позволил себе думать, что теперь его разум надежно защищен.
– Я переключу своё внимание на Леона, – тело рефлекторно хотело кивнуть, но зрительный контакт не прервался волей Линдси. Маршалл резко передернул плечами. Разум постепенно начинал догадываться что его дурят, но мыслительный  процесс шел недостаточно быстро чтобы победить силу гипнотического воздействия. Тело вступало в конфронтацию с разумом, хотело движения.
– Буду проверять его почту, входящие и исходящие сообщения, контакты, данные с городских видеокамер. – Монотонно бубнил Маршалл. От былой уверенности в голосе, делающей старшего брата образцом силы воли и человеком  принципа, осталась лишь тусклая искра. Со стороны лицо Маршалла выглядело жутковато: абсолютно равнодушный взгляд, плотно сжатые губы, силящиеся сойтись на переносице брови, нервный тик в правом глазу, наконец, напряжённые скулы. Краска с лица стремительно схлынула. Маршалл подался вперёд; тело хотело тактильного контакта. Слов уже казалось недостаточно.
– Я сделаю это, – сказал Маршалл, жадно вдыхая ртом кислород. – Я это сделаю. И ещё сделаю... Ай!
Маршалл мотнул головой. Ноге было горячо. Очень горячо. Почему? Он был максимально аккуратным и едва ли по своей воле допустил, чтобы с ним произошла подобная неприятность.
Линдси? Обеспокоенный, он метнулся от кухонного стола к холодильнику. Достав что-то из его недр, он накинул тряпку и приложил к пострадавшему участку. Ноге стало заметно лучше. Маршалл поставил чашку на стол и недоуменно нахмурился: он был абсолютно уверен в том, что она по-прежнему наполнена чаем.
В груди клоклтало возмущение. О чем-то он хотел поговорить с Линдси... Механизм восстановления повреждённых паттернов памяти, наконец, заработал. Пошёл ассоциативный ряд.
Линдси, его недовольное лицо, девушка, лежавшая рядом и обдавшая только вошедшего Маршалла взглядом, полным любопытства, презирающего все, на что падет. Одеяло на Линдси, произнесённое им всуе слово...
– Ты говоришь "трахаться", Линдси, – Маршалл осуждающе покачал головой. – Употребляй более приемлемый аналог: предаваться греху... Как он называется в священном писании? В том слове слишком много мирского. А ты всё-таки человек церкви. Хорошо? И спасибо за чай. Ох, чай был пролит. Сделай, пожалуйста, ещё одну кружку.
Когда это произошло? Во рту пересохло, язык превратился в наждак. Маршалл много говорил?
– Линдси? Линдси, ты в порядке? – Ожог по-прежнему жег колено, заставляя испытывать болезненные ощущения. Шипя от боли, Маршалл протянул ладонь и положил её поверх ладони брата. Попытался улыбнуться, но помешала внезапно вскипевшая злоба. – Тебе не стоит судить себя. За тебя это всегда готовы сделать другие. Линдси, так как ты живёшь жить нельзя. Я имею в виду эти беспорядочные связи. Скажи, вы даёте обед безбрачия?
Нет, все не то. Его дурят. Пока непонятно, в чем именно состоит суть диссонанса, но Маршалл это обязательно выяснит.
– Линдси. – Маршалл посмотрел на брата жестче. Сжал его ладони.  – Стой.
Маршал отпустил ладонь брата, вышел из-за стола, одошёл к нему со спины, наклонился и обнял за плечи, прижав к себе так крепко как позволял остаток сил. Нос ткнулся в висок брату. – Глупый Линдси. Я стараюсь оберегать тебя от всего, что может принести тебе вред. Признаю, это может тебе не нравиться, но... – тембр голоса огрубел, Маршалл помимо своей воли сорвался на крик. – Линдси, чтобы этих грязных женщин у тебя в доме больше не было!.. – потом заговорил нормально. – Но ты должен знать, что я... Это ужасное, недостойное поведение для человека твоего статуса, Линдси!.. Ох, черт.
Отшатнувшись, Маршалл прижал ладони к лицу. Он рвано и тяжело дышал. Он был почти напуган.
– Линдси! – раскатом грома пронеслась по всей квартире. Маршалл выбежал за дверь, кое-как стащил с себя одежду, включил воду и встал под обжигающе-холодные струи.[icon]http://sg.uploads.ru/a3rjn.png[/icon][nick]Marshall Cohen[/nick][charinfo]<b>Маршалл Коэн</b><div>40 лет, криминалист из Торонто со способностью к киберпатии.</div>[/charinfo]

Низко опустив голову, стоя под струями воды, способной выморозить все нутро, проникнув через эпителиальный слой, слой мышц, к самым костям, Маршалл предпринимал попытки осознать происходящее. Раз за разом прокручивая перед мысленным взором события сегодняшнего визита, он надеялся отыскать тот самый момент, после которого он позволил себе проявление несвойственных ему эмоций: гнев, страх.
Искал – и не находил, что в равной степени злило и расстраивало.
Это была привычная, стандартная схема. За годы работы Маршалл отсмотрел десятки, может быть сотни часов видео, записанных разнообразными устройствами – от мобильного телефона с пятипиксельной камерой до камеры с HD разрешением, стоящих порой дороже всех вместе взятых органов её владельца. И каждый раз момент свершения преступления был налицо, очевиден. Маршалл не мог логикой объяснить то ощущение, когда он находил нужный момент. Кратковременная радость, удовлетворение, сухой кивок самому себе – и отметка в служебных документах.
Увы, с семьёй дела обстояли сложнее. Ее не запишешь на плёнку, не предъявишь задокументированное обвинение. Живое действие не было сильной стороной, которую мог бы проанализировать Маршалл, но именно сейчас он должен был подняться в этом отношении на новом уровне. Его собственная память вступила в конфронтацию с объективной реальностью после манипуляций с памятью через зрительный контакт с Линдси, и теперь Маршалл нуждался в поиске ответов. В противном случае так или иначе может пострадать безопасность всех членов семьи, прежде всего, безопасность Линдси.
Он одновременно верил в то, что Линди говорил искренне о своей любви к нему, но в то же время смутно ощущал, что где-то в интонации присутствует серьёзный изъян. Распознать его детали было крайне трудно. Младший брат говорил, что любит, что никакой другой человек не станет ему ближе, чем Маршалл. Старший Коэн сжал своё лицо в ладонях, стиснул его как можно сильнее, пытаясь понять боль, возникшую в висках и распространившуюся затем в область лобных долей.
Линдси хитёр. Линдси добрый в душе, просто запутавшийся в себе человек.
Чему верить?
«Верь Линдси», – убеждал себя Маршалл, повинуясь воздействию способности младшего брата. Но он чувствовал, что не мог с этим согласиться.
– Я... Я тоже люблю тебя, Линдси, – через силу выговорил Маршалл, закручивая кран с холодной водой. Слова глухим эхом прокатились по тесному пространству ванной комнаты, отражаясь от двери и стен. Маршалл не чувствовал пальцев. В голосе нет былой уверенности, но Маршалл постарался это скрыть. Он усилил громкость, попросив Линдси выйти в комнату.
А затем вышел из ванной комнаты, присоединился к младшему брату – и, храни IBM её материнскую плату, лучше бы его глазам не видеть семейных фотографий, продемонстрированных Линдси. Маршалла было крайне сложно, практически нереально склонить к сентиментальному настроению, насильно заставить вспоминать давно забытые чувства, погребённые под грузом ответственности.
Но глаза видели улыбки на лицах тогда ещё детей, людей, любящих друг друга более искренне и незамутненно, чем сейчас, в пору взрослой жизни. Слышали интонацию, столь несвойственную независимому по характеру священнику, отбившемуся от стада правоверных слуг Господа.
Маршал подошёл к Линдси, сел рядом. Он был практически полностью обнажённой, если не считать плотно показанного на бёдрах полотенца. Его палец ткнулся на соседнее фото; на нём в первый класс вели уже Леонхарда.
– Я тебе верю. – Несколько устало сказал Маршалл, положив ещё влажную и холодную ладонь на плечо младшего брата. – Равно как и верю в непогрешимость твоих мыслей и чистоту намерений в отношении своих партнёров в половой жизни. Однако... – собираясь сказать что-то, отличное от внушенной линии Линдси, он почувствовал как во лбу снова вспыхнула пульсирующая боль. Дальнейшее он говорил, потирая виски сложенными вместе указательным и средним пальцами. – Линдси, мне не нравится то, что я сейчас испытываю. Ещё больше, чем это мне не нравится только то, что в этом, как я подозреваю, замешан ты.
Маршалл развернул лицо Линдси к себе, выбив до этого альбом из его рук. Он смотрел на брата строго, будто осуждающе. Хмурясь.
– От чего ты пытался отвлечь меня? По какой причине я не помню несколько последних минут?[icon]http://sg.uploads.ru/a3rjn.png[/icon][nick]Marshall Cohen[/nick][charinfo]<b>Маршалл Коэн</b><div>40 лет, криминалист из Торонто со способностью к киберпатии.</div>[/charinfo]