Не нервничайте — универсальный совет в любой рандомно взятой ситуации.
Не нервничайте, мать вашу, и нам плевать, как вы это сделаете — так его воспринимает Штефан, когда заканчиваются сигареты. Круглосуточные магазины находятся только в центре Галифакса, слишком далеко от его дома, чтобы можно было смотаться туда-сюда за десять минут. Он опасается уезжать даже на полчаса: Мэгги редко просыпается среди ночи, но если уж проснется, обязательно пойдет в их с Мойрой (теперь уже его — Штефан напоминает себе, что Мойры больше нет и не будет) спальню. Оставлять ее одну чревато последствиями самого нехорошего толка. Особенно теперь.
Подумав, он заваривает чай и включает ноутбук, чтобы чем-то себя отвлечь. Несмотря на позднее время, Штефан не ложится — Тара предоставляет ему недельный отгул, чтобы решить все вопросы с похоронами и прочей головной болью. Он запоздало вспоминает, что вставать все равно придется рано, иначе дочь с псом поделят самих себя и окружающее пространство на ноль, но решает, что как-нибудь с этим разберется. Позже.
Лив Ульман щурится, закрывая глаза от солнца ладонью. Штефан практически не заглядывает в экран, меланхолично размешивая в чашке сахар. Ложка то и дело с мерзким звяканьем касается фарфоровых стенок, и через пару минут этот звук начинает его искренне раздражать. Иерусалим делает глоток, но тут же поднимается с места, чтобы выплюнуть чай в раковину. Как он умудрился высыпать в кружку половину сахарницы и не заметить — вопрос риторический. Штефан сжимает пальцы по краям мойки и думает, что явно переоценивает свое видимое спокойствие.
Границы самоконтроля прослеживаются весьма отчетливо по чисто бытовым мелочам — дом, словно обозлившись на смерть очередной владелицы, объявляет Штефану войну: цепляет его углами и ножками стульев, набрасывается падающими с полок тарелками, ехидно дребезжит яростно захлопнутой дверцей холодильника. К шести часам утра Иерусалим устраивается в гостиной на диване, подальше от всего, что может разбиться, грохнуться ему на голову или попасться под ноги.
Первым их с Лив Ульман одиночество нарушает пес, который бесцеремонно забирается рядом и кладет Штефану на бедро крупную голову. Тот, верно истолковав намек, треплет Фенрира по макушке и идет накидывать куртку. Прогулка с горем пополам приводит в чувство, хотя бегать по мокрой траве под проливным дождем — последнее удовольствие, запланированное Иерусалимом на грядущий день. Не считая поездки к отцу.
К тому моменту, как вниз спускается Мэгги, он уже успевает приготовить нехитрый завтрак и все-таки немного поспать. Голова трещит по швам, напоминая о том, что Штефану давно не двадцать: нарушение привычного режима и стресс вознаграждают его приступом мигрени. Он старается не обращать на это внимания; лезет в холодильник за молоком для дочери и заранее наливает его в стакан — накануне Кэролайн оставляет чуть ли не трехтомник рекомендаций, где в том числе говорится "не давать ребенку пить холодное" и "Мэгги нельзя кофе. СОВСЕМ нельзя".
— Опять бекон? — интересуется дочь, когда появляется на кухне, и Штефан пожимает плечами.
— В следующий раз заранее говори, что будешь есть утром, окей? У меня маловато кулинарной фантазии, — он едва заметно улыбается, ставит перед ней тарелку с гренками и думает, что Мойра под конец все-таки разбаловала ее постоянными попытками изобрести нечто нетривиальное из стандартного набора продуктов. Впрочем, Штефан утешает себя мыслью о том, что при любом раскладе готовит в разы лучше, нежели его вторая жена. Не ахти какое достижение, и все-таки.
Расчесывая после завтрака длинные волосы Мэгги — на улице, как всегда, ветрено, а привозить к отцу в дом маленькое чучелко ему не хочется, — Иерусалим мысленно радуется, что когда-то держал на одном столе сканер, принтер и стационарный компьютер с домашним телефоном. И плел косички из проводов, чтобы те не скатывались в клубки: теперь этот навык серьезно упрощает ему жизнь, хотя назвать прическу Мэгги идеальной все равно сложновато. Но, по крайней мере, так лучше, чем никак (Штефан опять себя утешает, и это вроде бы даже прокатывает).
Кое-как запихав на заднее сиденье и детское кресло, и дочь, и пса, Иерусалим с сожалением вспоминает, что так и не купил сигарет, и садится за руль. Киран живет за пределами Галифакса (оторвать от города такой кусок, какой занимает территория его участка, было бы кощунством), и дорога занимает некоторое время. Первые минут двадцать Мэгги разглядывает пейзажи за окном. Потом начинает скучать и переключается на Фенрира. Потом ее перестает развлекать и это: Штефан, не отвлекаясь от дороги, вручает дочери один из двух мобильных телефонов. "Игра в птичек" стабильно занимает ее на полчаса минимум, это он уже давно выучил, и с тех пор нагло пользуется, когда возникает необходимость.
— Приехали, — объявляет Штефан, останавливаясь перед гаражами.
— Мэгги, мы на месте, — терпеливо повторяет он и легонько щелкает дочь по носу — увлекшись чем-то, она перестает реагировать на любые внешние раздражители, в том числе на Иерусалима. Целиком.
Еще минуту он сидит в машине и ждет, пока Мэгги выиграет очередной раунд. Или проиграет. Неважно: одним словом, закончит и отдаст смартфон, готовая выйти. Фенрир уже тыкается мордой в стекло, так что его Штефан выпускает практически сразу. Наконец, и дочь решает, что пора высунуть нос на улицу.
Зонт приходится оставить: в такой ветер его быстро вывернет спицами наизнанку. Он поправляет на Мэгги капюшон, подхватывает ее на руки и быстрым шагом направляется к дому, ежась от совершенно не майского холода. Капли дождя падают за шиворот, что тоже совершенно не прибавляет Штефану настроения. Счастлив, кажется, только пес, радостно прокатившийся пару раз по газону и тут же попытавшийся что-то там вырыть. Иерусалим поспешно подзывает Фенрира к себе (не хватало только попортить траву, а потом выяснить, что это — совершенно особенная дворовая трава, которую Киран заказывал месяц назад где-нибудь в Италии).
Дверь отец вновь открывает собственной персоной. И Штефан впервые за день широко улыбается, наблюдая, как ньюфаундленд вальяжно топает вперед, грязными лапами по мраморному, мать его, полу.
— Привет, па. Мэгги, поздоровайся с... дедушкой, — на мгновение замявшись, говорит он и продолжает следить за тем, как Фенрир угваздывает холл. Почему-то это зрелище доставляет Иерусалиму самое искреннее удовольствие. До тех пор, пока он не замечает замершую на лестнице Этайн.
Мэгги требовательно дергает его за рукав, намекая, что пора бы поставить ее на ноги, и Штефан, вздрогнув, послушно опускает ее вниз. Ему не нравится, что Этайн находится в доме, хотя выбора у нее, пожалуй, что и нет. Тем не менее, он все-таки рассчитывал, что она не станет выходить. Мысленно фыркнув, Иерусалим решает, что могло быть и хуже. Спасибо Мику, который радостно слил ему рабочий график Морин и помог выбрать подходящий день для визита.
Отредактировано Stephen Riordan (15.07.2015 23:09:03)