Безумной страсти между ними давно уже не было. Удовольствие они, кто знал друг друга так долго и так тесно, теперь находили в простом проявлении дружелюбия, в повторении бесхитростных, но лишь им двоим понятных ритуалов, в неспешных беседах и ещё более медлительных, растянутых до бесконечности прикосновениях. Разговоры, по существу, приносили им радости не меньше, чем физическая близость, и в них они оставались также друг другу верны, как в сексе. Ирония, сарказм, споры, до криков, до хрипоты - всё это уже было, и всё прошло. Выражение глаз, наклон головы, движение пальцев, даже дыхание - изучены до последнего штриха, и настоящие ссоры давно уже происходили между ними в полной тишине, видимые на уровне осязания и зрительного контакта. Огонь вспыхивал, но походил скорее на мерное тепло ласкающего свод камина пламени, чем на бушующий под шатром небес костёр. Альма любила Дитриха всем сердцем, как себя и больше, чем себя, и вряд ли могла сказать, где заканчивается та часть её личности, что целиком и полностью была бы только её.
Утро воскресенья принадлежало только им. Всегда. И даже когда дети были маленькими, в родительскую спальню их пускали только после завтрака и только в случае больших торжеств, чтобы, выстроив всех троих перед огромным зеркалом, мать могла проверить, туго ли стянуты хвостики, завязаны банты и не вымазал ли Макс в клиновом сиропе как у взрослого длинный галстук.
Это утро не было исключением. Шнайдеры могли позволить себе долгий и беззаботный сон, и хотя Дитрих, по обыкновению, проснулся гораздо раньше супруги, в столовую спустились они только к одиннадцати. Завтрак уже поджидал их на накрытом Карлой столе: небольшие хрустящие булочки с тмином, мармелад, баварские сосиски, яйца всмятку и ваза с фруктами - одна из немногих традиций, что осталась в привычке много лет назад покинувшего родину мужчины. За едой разговаривали мало. Позволить тишине напитать измученные за неделю нервы, восстановить душевный баланс - Альма знала, насколько это необходимо её мужу. Спешить было абсолютно некуда. И только когда тарелки опустели и Тилль поставил на блюдце ополовиненную чашку кофе, движением руки отослав домработницу прочь, коснулась тыльной стороны его ладони.
- Дорогой, - голос Альмы, как всегда, когда она обращалась к нему, был мягок и мелодичен, а взгляд тёмных, почти чёрных глаз обратился к Дитриху со спокойным интересом. Она грустно улыбнулась и слегка сжала пальцы.
Совсем не такую фрау Шнайдер знали немногочисленные её ученики и подчинённые.
- Ты что-то хочешь мне сказать?
Отредактировано Alma Schneider (15.07.2015 21:37:36)
