Ее зовут Джиа. Да, точно. Идеальная фигура, высокие скулы, копна смоляных кудрей, сильный акцент, легкий нрав и матовая алая помада, следы которой не остаются ни на стенке бокала, ни на чужих губах. Уже достаточно, чтобы свести с ума. Но когда ко всему этому списку достоинств прибавляется еще и жажда экспериментов, устоять становится невозможно. Вот и Роберт устоять не может. Он подцепляет ее, потому что донельзя скучает по португальской свободе. Джиа смеется, позволяя себя целовать, шепчет что-то ему на ухо, а Роберт прижимает ее к себе крепче, жадно вдыхая пряный аромат ее волос, задирает подол облегающего, точно змеиная кожа, платья. От нее пахнет гремучей смесью пачулей, элеми и цимбопогона. Джиа — мечта любого, и самокрутка с марихуаной лишь подтверждает уверенность Роберта в этой непреложной истине.

— Каким ветром тебя занесло сюда? — спрашивает Роберт в тот краткий миг, когда они не заняты делом. Она загадочно улыбается.
— Ты такой невнимательный, luz de mi alma, — Джиа лишь качает головой. — Я же рассказывала.

Маклеллан не помнит. Он хмурится, пытаясь воскресить в памяти эту историю, но ничего так и не приходит на ум. Да и к чему сейчас так много думать? А потом Джиа вытаскивает поблескивающие в полумраке наручники. Сомнения временно теряют свою актуальность. Такого Роберту пробовать еще не приходилось, но, определенно, он не против. Совсем даже не против. Правда, Маклеллан как-то не ожидает, что в итоге окажется пристегнутым к спинке кровати. Однако Джиа быстро заставляет его забыть обо всех тревогах. Что же она за черт такой...

Проснувшись утром пятницы, Роберт понимает, что он остался один. Джиа оставляет после себя только сладкие воспоминания, аромат незнакомых духов, которыми, кажется, пропиталось все вокруг, и... гребаные наручники!

— Твою мать, — с чувством произносит Роберт, пытаясь пошевелить затекшими запястьями. Ему донельзя хочется, чтобы все это оказалось сном. Телефон заливается песней Шакиры, а та голосит о любовных треугольниках, танго и о том, что не хочет быть обделенной, будто издеваясь над Робертом. Сучка ему, что, звонок сменила? Телефон вибрирует в такт мелодии и падает с тумбочки. Роберт провожает его задумчивым взглядом. Чего он меньше всего ожидал, так это того, чтобы "Игра Джералда" воплотилась в жизнь. В его жизнь. Роберту хочется смеяться, курить, пить и швырять в стену тяжелые предметы. Желательно одновременно. Позвонить кому-то и оповестить о своем сложном положении он не может. Где ключ — не имеет ни малейшего понятия. Не факт, что Томас простит ему измену, хотя Роберт толком уже и не помнит, было ли хоть что-то. Линн будет при случае припоминать это при каждой встрече. Босс не поймет, Пенни... не поймет тем более. Маклеллан пытается дотянуться до упавшего телефона ногой, но все, чего он добивается, — того, что легкая простыня, которой он целомудренно укрыт, сбивается и едва не обнажает его полностью.

— Вот же стерва, — на сей раз в голосе Маклеллана чувствуется восхищение. И тут он слышит негромкий скрежет открывающейся входной двери в прихожей. Холодеет. Ну только этого не хватало. У кого есть ключ? У Линн и Томаса. Что им здесь понадобилось сейчас? Почему не предупредили? Роберт замирает, боясь спугнуть непрошеного гостя. Если крикнет, кто  бы там ни был, незамедлительно сбежит, а Роберт так и останется куковать здесь и полиция однажды найдет его полуразложившийся труп. Маклеллан представляет яркие заголовки таблоидов:

«Доморощенный мазохист наигрался», «Найден мертвым телеведущий-извращенец», «Автор "Пятидесяти оттенков серого" передает свои соболезнования семье Маклелланов»

Роберт нервно облизывает пересохшие губы и напряженно смотрит на приоткрытую дверь спальни.

На пороге спальни появляется девушка, и наступает немая сцена. Роберт смотрит на непрошеную гостью, та — на него. Белокурые локоны, вздернутый носик, тонкие губы. Вполне в его вкусе. Но это он отмечает машинально. Что ей надо? Пришла за столовым серебром Рут Маклеллан? Пусть забирает ложки и вилки, он будет только рад от них избавиться. Пусть забирает все, что захочет, только снимет с него наручники. Он не станет заявлять в полицию, он может напоить ее кофе, сводить в ресторан и даже... сделать то, что мужчины часто с большой неохотой делают для женщин. Тем более что у него именно это неплохо получалось, судя по отзывам. Если только она его освободит.

Должно быть, в глазах Роберта сейчас отражается искренняя мольба. Когда подруга Линн, которой еще надо будет прописать леща за то, что дает ключи своим приятельницам без ведома Маклеллана, собирается было уйти, Роберт едва ли не начинает паниковать. Он бледнеет, пытается сделать предупреждающий жест ладонью. Натирает запястье о блестящее кольцо наручников. Трагически звенит короткой цепочкой, словно Кентервильское приведение.

— Нет, постойте, пожалуйста! — настоятельно просит Роберт, пытаясь изогнуться и повернуться так, чтобы поза была чуть менее вызывающей. Получается у него, впрочем, неважно.
— Погодите минуту, мисс! Я все объясню! Это все не то, чем кажется, — от отчаяния Маклеллан продолжает выдавать одну шаблонную реплику за другой. Находясь в таком удручающем положении, меньше всего думаешь о красноречии.

«Да остановись же ты, белобрысая стерва!» — хочется кричать Роберту, однако подобный тон и обращение редко приводят к хорошим последствиям. Пугающие заголовки наступают, становясь все более реальными. Карьера еще никогда не угрожала так стремительно полететь к чертям, поцеловав Роберта предварительно в фалду.

— Я очень хочу прерваться. Прямо-таки мечтаю. Но без ключа это сделать невозможно, — быстро говорит Маклеллан, чтобы не дать себя перебить, настолько ему хочется вылезти из наручников и забыть об этой истории, как о страшном сне.
— Если вы найдете ключ, я отдам не только чемодан, но и все, чего ваша душа изволит. Кем бы вы там ни были. Только помогите мне. Вы — моя последняя надежда.

В театральном кружке Роберт был в ударе, убеждать людей умел, может, в этот раз тоже сработает? Черт знает, что там Линн успела рассказать своей приятельнице о нем, но, возможно, та все-таки его не оставит в беде? Ну, или хотя бы не достанет из кармана телефон, чтобы сфотографировать его и продать снимки в газеты, чтобы проиллюстрировать сенсационный материал о телеведущем-извращенце.

— Ключ точно должен быть где-то поблизости. Не могла же она поступить так низко и забрать его с собой.
Когда Роберт осознает, что такой вариант также имеет место быть, он едва не теряет сознание. Без ключа вскрыть замок наручников можно будет, разве что, с помощью службы спасения, с которой он не желает связываться. Чем меньше людей знает об этом позоре - тем лучше.

Девушке, конечно же, смешно, и Роберт не может ее в этом винить. Не имеет права. Наблюдай он со стороны за тем, как чье-то чувство собственного достоинства так нелепо разрушается, он бы тоже непременно посмеялся. Громко и от души. Вот только меньше всего сейчас Маклеллану хочется веселиться. Он смотрит на блондинку с укоризной и молчит, потому что все, о чем он думает, заставило бы незнакомку, оскорбленно фыркнув, выйти из комнаты и никогда сюда больше не возвращаться. С нее еще станется дверь снаружи запереть и сказать Линн, что его не было дома, стоит только открыть рот и высказать все. Абсолютно все.

Но терпение у Роберта поистине христианское, так что он держится молодцом и изо всех сил старается сохранять самообладание. Насколько это, конечно, возможно, учитывая все обстоятельства. Если только судьба даст ему однажды шанс встретить Джиа во второй раз, он сотрет ее в порошок и развеет прах над тем злачным местом, где они познакомились. Еще бы вспомнить, где конкретно...
— Не знаю. Вчера я даже не спросил о ключе. Вроде бы он был, но нам было не до него, — честно признается Маклеллан. Лукавить сейчас — последнее, чем он может облегчить себе жизнь. Джиа творила такие вещи, что ему на самом деле было плевать, что она с ним делала, лишь бы не останавливалась. Лишь бы продолжала. Но как, спрашивается, это можно внятно объяснить незнакомой девушке?

— Только не уходите, я вас умоляю, — просит Роберт, переходя с надрывного дисканта на трагический полушепот. — Я вознагражу все ваши усилия, мисс... Мисс?
Как  именно вознаградит — Роберт пока не знает. Но вариантов у него достаточно, чтобы девушка осталась довольна. И пока он лихорадочно перебирает их один за другим и ожидает, что незнакомка представится, та осматривает его одежду с таким видом, будто это — тряпье клошара, ночующего под мостом. Между прочим, это немного обидно, учитывая, с какой тщательностью Роберт относится к своему гардеробу.

— Не можем мы ей позвонить, я не взял номер телефона и вообще мы только вчера по...
Простыня-таки падает. В воздухе повисает неловкое молчание, которое прерывает только предсмертный крик умирающей гордости Роберта. Вообще-то ему нечего стесняться. Когда другие слышат «я тебя и так люблю» и «размер не имеет значения», Маклеллан наслаждается восторженными возгласами. Правда, теперь то, чем он гордится, Роберт мечтает скрыть. Как можно скорее.
«Ебическая сила», — думает Роберт.
— О боже мой, — произносит он вслух. Судя по жару, буквально охватившему лицо, Маклеллан сейчас красный, как рак. Даже на ушах, наверное, можно, яичницу поджаривать. Он поворачивает голову в сторону, сам пытается улечься как-то так, чтобы отвлекающих, хм, факторов было чуть меньше.
— У вас найдется при себе шпилька? — интересуется Роберт, вспоминая стандартные ходы заложников из кинофильмов. Они обычно каким-то чудом находили при себе шпильку или заколку и оказывались на свободе в считанные часы. Вот только есть одна загвоздка — заколками Роберт не пользуется. Но обещает себе начать отращивать чертовы волосы, чтобы в следующий раз, если он окажется в настолько удручающей и одновременно идиотской ситуации, у него хотя бы было средство выйти из нее.
— Я донесу чемодан до машины, оплачу такси, если вы не на своей. Любое одолжение. У меня есть связи, я могу пробить вам место в телепередаче на ваш вкус.
Самое ужасное, что Роберт на самом деле может сделать так, чтобы уже на следующей неделе к незнакомке приехали телевизионщики и отремонтировали ее квартиру. Или же придумали ей новый образ, купили бы модных вещей. Хотя она и в своих очень даже ничего.
— Может, ключ в ванной? Она точно вчера туда уходила, я помню.
Кажется, такого мозгового шторма у Роберта уже давным-давно не было.