FREAKTION

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » FREAKTION » Архив завершенных эпизодов » 2014.12.17 Hello, darkness, my old friend


2014.12.17 Hello, darkness, my old friend

Сообщений 1 страница 19 из 19

1

Hello, darkness, my old friend

https://38.media.tumblr.com/83883808a39dcdddd205e975269eed0f/tumblr_npf6g1KFwf1uuw5rwo4_250.gif http://savepic.ru/7537889.gif

В эпизоде:
дата: 17 декабря '14;
место: дом Уильяма;

В ролях:
Уильям, Роберт.

После выписки из больницы у Роберта в кои-то веки находится время на самого себя. Этого времени оказывается достаточно, чтобы прийти к выводу, что с ним что-то не так. Долгие годы он отказывался признать это, но что-то все же подтачивает непоколебимую уверенность Маклеллана в собственном психическом здоровье. Возможно, близкое общение с Томасом. Возможно, письма и действия неизвестного сталкера. Именно поэтому он решает обратиться к психотерапевту и с помощью услуг специальной организации выходит на Уильяма Ясперса и договаривается о встрече. Первое впечатление всегда самое яркое.

Отредактировано William Jaspers (10.07.2015 14:21:38)

2

Уилл чувствует омерзительный запах крови Марго Риордан до сих пор; он знает о том, что места, где происходят пошатнувшие психику пациента события, хранят в себе воспоминания. Несмотря на это, он не меняет место проживания: то, каким трудом Уильям смог заполучить этот дом, не позволяет ему так просто расстаться с полюбившимся местом. К тому же, сейчас не самое время переезжать. Он не испытывает чувства вины из-за того, что случилось, и это его не пугает. Многие говорят, что отсутствие совести — признак маньяка. Но Уильям понимает, что Билли — это не он, они не тождественны, а значит и вины никакой не может быть. Они оба не испытывают угрызений совести, но оба — по совершенно разным причинам.
Уильям приоткрывает дверь в кабинет. Он смотрит на пол и видит упакованное в пищевую пленку тело Марго. Проводит рукой по стенам и слышит ее приглушенные крики. Уильям не помнит, как Билли совершал преступление, но сквозь тонкую грань, которая разделяет их личности, все-таки проходит какая-то информация. Возможно, это признак скорого синтеза, а, может быть, Билли пытается поглотить Уильяма — что бы это ни было, Уиллу сейчас не до этого. Первостепенной его проблемой на данный момент является интерес полиции. Иерусалим сказал, что переезд вызовет еще большие подозрения. Однако Уилл смекнул, что, скорее всего, Штефан просто хочет держать их с Билли под боком — так, на всякий случай. А потому Ясперсу приходится мириться с положением вещей. Единственное, что он может сделать — это какое-то время не принимать пациентов в кабинете. Иначе лечить его придется не только от раздвоения.
...
Уилл надевает очки и бегло осматривается; он возвращается в гостиную и зашторивает окна, затем собственными силами перетаскивает из кабинета софу и этого, как ему кажется, вполне хватает для того, чтобы создать рабочую атмосферу. Вместо письменного стола — кофейный столик, но, в принципе, Уиллу и не нужен стол: он не ведет записи во время приемов, а записывает все после или использует диктофон. Он никогда не записывает слова пациентов или свои мысли по поводу их состояния — он предпочитает анализировать на ходу. Обычно то, что приходит в голову в первый момент, не всегда верно. Если ты записываешь свои мысли, ты автоматически возводишь их в ранг аксиомы: они приобретают вес и трудно поддаются критике. Уильяму это не нравится. Если прием проходит слишком долго или пациент много говорит — Уилл включает диктофон; при повторном прослушивании обычно находишь то, чего не смог заметить в первый раз.
В дверь стучат. Уильям открывает дверь, поприветствовав пациента и жестом приглашая его зайти. Уилл усаживается в кресло; софу он поставил ближе к входной двери, напротив дивана. У мистера Маклеллана есть довольно разнообразный выбор места для сидения.
– Прошу прощения за то, что встреча проходит не в кабинете. У меня там… небольшой ремонт, – Уильям не считает, что это может доставить массу неудобств, особенно для нового пациента, но почему-то ему становится очень неловко. – По телефону Вы сказали, что Вас мучает бессонница. Вы не чувствуете усталости или не можете уснуть из-за тревожных мыслей? Или Вас мучают кошмары?
Уилл моргает, краем глаза замечая у кухонной арки какое-то движение; он устремляет взгляд туда, заметно встрепенувшись, а потом вновь смотрит на Роберта. Показалось.

3

Роберт абсолютно здоров.
С тех пор, как он замечает довольную улыбку на лице матери, когда та забирает его после ежегодного медицинского осмотра, Маклеллан понимает, что иначе теперь быть не может. С кошмарами приходится бороться самостоятельно. Он лжет невропатологу, лжет окружающим, лжет самому себе. И, когда плюшевый медведь не спасает от воя ветра и стука веток за окном, на помощь приходит нож. Повзрослев, Роберт отказывает себе и в этом последнем оплоте. Ему отчего-то кажется, что окружающие будут воспринимать его совсем иначе, узнай они, что с ним порой происходит. Подозрения небезосновательны, ведь он помнит, что даже всегда спокойная жена пребывала в некотором волнении, когда у него вновь началась бессонница. Осознание того, что с ним что-то не так, выбивает почву из-под ног, делает его уязвимым. И, возможно, посещение психотерапевта – лучшее решение из всех возможных, чтобы снова обрести зыбкий, но покой.

"Но я абсолютно здоров", – повторяет про себя Роберт, надавливая подушечкой пальца на кнопку звонка. Как правило, ему становится легче. Сейчас – нет. Дом Уильяма Ясперса, приземистый и уютный, с большими окнами, производит на него самое приятное впечатление. Обменявшись приветствиями с доктором, оказавшимся, как показалось далекому от физиогномистики Роберту, довольно  Он проходит в просторную гостиную и оказывается в ловушке избыточного выбора. Маклеллан едва не замирает на месте, но, замаскировав замешательство интересом к переплетениям линий на творении неизвестного художника-абстракциониста, все же садится в кресло напротив, напрочь игнорируя софу. По идее надо было прилечь, вроде это способствует большему расслаблению, если верить клишированным сценам из кинофильмов, опять же, внешние раздражители практически отсутствуют. Но такая поза ассоциируется у Роберта с беспомощностью, а меньше всего он хочет показывать свою слабость, особенно после больницы.

– Ничего страшного, – Роберт поводит плечами и улыбается. – Если наши встречи окажутся продуктивными, я готов видеться с вами где угодно.
Помещение на самом деле не имеет никакого значения. Если понадобится, он может и беседовать с Ясперсом, сидя на бортике ванной или на полу прихожей. Лишь бы появился результат. Уильям переходит сразу к делу, не вьется вокруг да около, не начинает издалека. Пожалуй, Маклеллану нравится это отсутствие долгой, мучительной и неловкой прелюдии, которая может только раздражать.
– На самом деле всего понемногу. Сколько себя помню, надолго мы с бессонницей не расставались. В детстве я видел кошмары, запоминал их до мельчайших деталей. Некоторые помню до сих пор. Это казалось мне чем-то нормальным, неотъемлемой частью существования. Впоследствии сны потеряли свою яркость, поблекли. Сейчас, просыпаясь, я уже ничего не помню. Могу открыть глаза посреди ночи и словно знаю, что должен встать. Зачем - не имею не малейшего понятия, но должен.
Как и всякий телевизионщик, Роберт говорит быстро, не испытывает недостатка в словах, не запинается. Разве что, в речи его может почувствоваться некоторая отстраненность, словно рассказывает он не о себе, а о каком-то знакомом, причем вызывает у него этот знакомый смесь легкого раздражения вперемешку со снисходительностью. Он бы продолжил дальше, но замечает перемену в лице Ясперса и замолкает.
– Что-то не так? – Роберт заметно напрягается и накрывает ладонью пальцы настрадавшейся левой руки, в неосознанном порыве пытаясь ее защитить.
– Мне нужно продолжить?

4

Когда ему представилась возможность работать на дому, он тут же ею воспользовался, не колеблясь ни секунды. Уилла не прельщала перспектива долгого нахождения в месте, в котором он бы не мог чувствовать себя максимально умиротворенно и спокойно. Только дома Уилл находится в полной изоляции от возможных раздражителей… пока не открывает кому-то из них дверь. Конечно, единицы отличаются способностью выводить Уилла из душевного равновесия (если бы их было много, они бы могли давно закончиться, о чем бы позаботился Билли), но их все-таки хватает. Правда, с недавних пор их стало на одну меньше.
Ясперсу не нравится, когда что-то отвлекает его от работы, а прием пациентов на дому подразумевает минимум раздражающих факторов в виде коллег, ошибающихся кабинетом чужих пациентов и дотошных уборщиц. Однако, когда Уилл начинает чувствовать себя некомфортно в своем собственном доме — это очень плохой знак.
Мистер Маклеллан замечает временное замешательство Уильяма и задает не слишком удобный и приятный для данного момента вопрос; Уильям смотрит на пациента дружелюбным взглядом, изо всех сил пытаясь скрыть свою растерянность.
– Все хорошо, – Уилл потирает пальцами переносицу, приподнимая очки. – Я просто сам еще не привык принимать пациентов вне кабинета.
Он выдерживает паузу, взглядом ловя движение руки Роберта; если бы Уилл не был так озадачен своей проблемой, он бы обязательно проанализировал этот жест. Он переводит взгляд на лицо пациента, замечая на нем отраженное волнение. Интересно.
– Что Вы делаете, когда просыпаетесь среди ночи? – Уильям кладет руки на подлокотники, расслабленно откидываясь на спинку кресла. Зрительные галлюцинации — это меньшее из того, что должно беспокоить его в данный момент. Самое меньшее.

5

Роберту не понять. Возможно, по той причине, что работа телекорреспондентом подразумевает нахождение в самых разных локациях, причем далеко не всегда это просторные залы с лениво снующими туда-сюда разряженными гостями. Ему приходилось работать на прямых включениях в толпе и в зоосаде, под палящим солнцем и меланхолично моросящим дождем, перекрикивать людей и попутно вылавливать кого-то для краткого комментария, еле удерживаясь от желания дать хорошего пинка, когда все идет не так, как надо. Включки непредсказуемы, из них уже ничего не вырежешь и не заглушишь, не заменишь один звук другим, и чаще всего именно на мастерстве корреспондента держится хрупкий успех всего сюжета. Так что тут невольно научишься приспосабливаться к любым условиям, иначе вылетишь с работы быстрее, чем пробка из бутылки шампанского. Иного не дано. Но одно дело - журналисты и совсем иное - психотерапевты. Кто знает, как у них все устроено? Да уж, так вышло, что Роберт, даже имея психолога во всех смыслах этого слова, все равно плохо их понимает.

– Пытаюсь уснуть вновь. Сразу практически никогда не получается. Тогда я встаю и иду в душ, а после - на кухню. Читаю, смотрю что-нибудь, хожу из стороны в сторону, иногда курю. Часам к шести утра, когда уже светает, меня немного отпускает. Чувство тревоги уходит. В сон начинает клонить около двенадцати, я как раз в это время обычно приезжаю на работу. По правде сказать, все это сильно мне мешает.

Роберт выдыхает и нервно цепляет пальцем холодный браслет стальных часов. Оттягивает назад и отпускает. Затем еще раз. Он не привык говорить о себе. Несмотря на то, что он - персона медийная и не стесняется, что его жизнь будет вынесена на публичное обозрение, некоторые ее аспекты кажутся ему чересчур интимными, чересчур сокровенными, чтобы делиться ими с кем-то. Однако решение принято, а Роберт не из тех людей, кто поворачивает назад на полпути. И, сделав паузу, Маклеллан продолжает:

– Моя бывшая жена предложила мне попробовать снотворное. Валиум помогал, но я хотел по возможности избежать зависимости. Хотя бы этой. Вообще, самое действенное средство из всех - маска для сна. Задернутые шторы и беруши и то не дают такого эффекта. Но за последний год произошло слишком много событий, и теперь даже моя мнимая "панацея" бессильна. Раньше я не придавал всему этому значения, все-таки подобные мелочи растворяются в ворохе бытовых проблем. Да и работа моя не дает времени заниматься самоанализом. Сейчас, пока я был на больничном, у меня было несколько недель, чтобы подумать. И я, наверное, хочу прекратить все это. Или хотя бы понять, откуда это берет начало и, возможно, у меня куда более серьезные проблемы, нежели бессонница.

Роберт заканчивает свой монолог и смотрит в сторону. Как раз-таки устремляет свой взгляд на ту самую картину, привлекшую его внимание еще на входе. Ему кажется, он сказал чересчур много. Кажется, о многом стоило бы умолчать. Его вновь начинают терзать сомнения. Может, нужно сослаться на дела, извиниться и уйти?
– Вы сталкивались с чем-то таким?
Роберт думает, что, если узнает, что его расстройство сна не уникально и, более того, поддается лечению, то его перестанет обуревать то неприятное, как укус комара, чувство, будто он совершил нечто неправильное и постыдное, рассказав обо всем Уильяму Ясперсу.

6

Ясперсу определенно не нравится тот факт, что мертвая Марго Риордан до сих сидит в его голове; ей все-таки удалось залезть туда. Правда, посмертно. Когда голова занята Голосом, соображать гораздо легче, потому что к этому Уильям привык; в случае с  оживающим трупом дела обстоят иначе. Мысли об убийстве не покидают его даже за пределами его кабинета, и это определенно мешает Уиллу сосредоточиться. Ему нужно сконцентрировать свое внимание на пациенте, который сидит перед ним в кресле… кстати, почему он не выбрал софу?
– О, поверьте, мистер Маклеллан, у меня богатый опыт работы с патологиями любого рода, – он улыбается Роберту, не оскорбляясь его вопросом и вновь замечая за ним непроизвольные движения руками. – И бессонница на фоне стресса — одна из самых распространенных причин обращения людей к психотерапевтам.
Уилл чувствует напряжение и недоверие, от которого Роберт никак не может избавиться. Подмечая несущественные для неискушенного человека детали, Уилл составляет определенное мнение о собеседнике. Многое говорят жесты непроизвольные — они выдают то, что человек скрывает и что по инерции говорит его подсознание. Мистер Маклеллан держится с трудом и явно не слишком хочет говорить о себе, но, судя по тому, что он все-таки выдает достаточно большой объем информации, можно сказать, что он крайне заинтересован в разрешении своей проблемы. Правда, Роберт до конца не верит, что это может помочь, а потому задает этот вопрос относительно прошлого опыта Рида.
Ясперс выдерживает небольшую паузу и, когда внимание пациента вновь обращается на Уилла, продолжает:
– Медикаментозный сон — это искусственный сон, он не тождественен физиологическому. Его механизм совершенно отличается, а потому он не полезен для организма в целом: мозг не отдыхает, создается только видимость улучшения. Многие психиатры и психотерапевты назначают своим пациентам мощные транквилизаторы и седативные, при этом не разбираясь в причинах бессонницы. Я не говорю, что таблеток не должно быть, – Уилл внимательно смотрит на Роберта, замечая некоторые изменения в его лице. – Но они — не панацея. Вы правы: мы должны разобраться в причинах.
Голова Уилла постепенно начинает усиленно работать; ему нравится разговаривать с пациентами, объяснять им сложные вещи простыми словами, смотреть и анализировать их реакцию. Ему нравится его работа, она приносит ему удовольствие. Но и у психотерапевтической практики есть свои «побочные эффекты» и «издержки профессии». Даже несмотря на ту легкость, с которой Уильям ставит диагнозы своим пациентам (он научен на собственном горьком опыте, когда, казалось бы, обычная шизофрения внезапно превратилась в раздвоение), он всегда ожидает чего-то большего, чего-то, что может вскрыться позже и в двойном размере… как Билли, например.
– Возможно, это какие-то давние переживания, которые на фоне стресса вновь стали настоящими, обрели силу. Учитывая специфику Вашей работы, мистер Маклеллан, стресс для Вас скорее естественная среда, нежели раздражитель — так что дело может быть и не в нем, – Уильям серьезно смотрит на Роберта, но его лицо сохраняет дружелюбное выражение. – Вы говорили, что бессонница сопровождает Вас с детства. Вы помните о том, что мучило Вас тогда?

Отредактировано William Jaspers (10.07.2015 15:46:39)

7

Роберт не так уж часто сталкивается с участием. Не то чтобы он чересчур страдает из-за этого, все-таки, выбирая журналистику, люди чаще всего осведомлены о молве, которая ходит о представителях этой славной профессии. В противном случае их розовые очки разобьются на первом же задании. Угрюмые взгляды, презрительное "все-то вам знать надо" и, конечно же, грубость и хамство - лишь вершина хамства. Роберт понимает случайных прохожих, у которых нужно собрать мнения, понимает людей, пришедших на мероприятие и вовсе не желающих его комментировать. И все же ему временами хочется, чтобы его слушали. Хочется видеть интерес в чужих глазах. И пускай сейчас он платит за то, чтобы его личностью интересовались, платит за то, чтобы его разбирали на части, определенно, оно того стоит.

Ему нравится, что Ясперс не сыплет незнакомыми терминами, словно из рога изобилия, не пытается блеснуть эрудицией, объясняет все доступно. Вообще Маклеллану в нем уже нравится достаточно, чтобы немного расслабиться. Роберт кивает. Да, действительно, таблетки его не спасут. По крайней мере нужно подумать об альтернативных вариантах, которые ему может предложить психотерапевт. Экскурс в детство не вызывает у Маклеллана восторга. В отличие от тех, кто с восторгом вспоминает счастливую невозвратимую пору, Роберт воссоздает в памяти исключительно какие-то сцены из студенческой жизни, когда он ударился во все тяжкие. И все же говорить придется рано или поздно. Так не лучше ли сделать это сейчас? Этот симпатичный домик наверняка был свидетелем признаний, куда более волнующих и пугающих. Его обыденная история станет частью обширной коллекции.

— Знаете, в семьях, где растет двое детей, часто можно наблюдать такое явление. Один — любимчик матери и гордость отца, а второй... а второй просто есть. Я был вторым, — начинает Роберт. Он не говорил об этом с Линн, обмолвился вскользь, что с родителями отношения прохладные, а брат погиб в цвете лет. Вот и все. У него нет темных тайн, нет леденящих душу жизненных обстоятельств, толкнувших его на путь саморазрушения. Если бы они были, ему, возможно, жилось бы даже легче.
— Меня было тяжело уложить, тяжело заставить усидеть на месте. Я с трудом сосредотачивался, не всегда приносил домой отличные оценки. Мой брат был полной моей противоположностью. Душа компании, весельчак и притом паинька. Мать не кричала на меня, отец не бил. Они только закатывали глаза, когда контраст между мной и братом становился слишком ярким. Но меня пугала даже не перспектива наказания. Я боялся осуждения во взглядах родителей. И все равно встречал его довольно часто.

Роберт откидывается на спинку кресла, смотрит на светлый потолок. Оказывается, рассуждать об этом, если представляешь кого-то иного, а не себя, на месте черноволосого мальчика, искренне не понимающего, за что его не любят, гораздо проще.
— Мне хотелось избежать этого молчаливого неодобрения любой ценой. Я понял, что проще всего не сообщать о своих проблемах, пусть считают, что кошмары я перерос. Я пытался радовать их, как это делал Джереми. Но отчего-то у него получалось, а у меня - нет. Мои достижения воспринимались как должное, его же - приравнивались к национальным праздникам. В конце концов я понял, что есть только один выход из этого замкнутого круга. Я часто думал об этом, когда не мог уснуть. То и дело ворочался, представлял себя на месте Джереми. Если бы моего брата не было вовсе, возможно, родители бы относились ко мне лучше.

Маклеллан молчит. Ему опять не по себе. Все-таки не каждый день признаешься малознакомому человеку в том, что ты фактически желал брату смерти, пусть и прятал эту эгоистичную мечту за ширмой эвфемизмов. Если бы Джереми исчез, если бы Джереми не рождался, если бы Джереми был мертв... Роберт заметно меняется в лице, но пытается спасти ситуацию, виновато улыбаясь.
— Я не знаю, как это может быть связано с моей бессонницей, правда.

8

Уильям замечает, как меняется лицо Роберта, когда тот начинает вспоминать о детстве, и прекрасно его понимает. Уилл никогда не был счастливым ребенком: с десяти лет его мучил Голос; в школе он часто подвергался насилию со стороны сверстников; из-за своей тяжелой болезни Уилл перманентно лежал в больницах или в своей постели дома, не выходя оттуда неделями; родители не обращали на мальчика абсолютно никакого внимания — пока мать не умерла и отец окончательно не отчаялся, пытаясь заполнить пустоту игрой в «нормальную семью». Уилл всегда был предоставлен сам себе и единственным человеком, которого Уильям считал членом своей семьи, была Агата. Может быть, именно из-за этой неполноценности Уильям до сих пор не обзавелся нормальной женой, нормальными детьми и нормальной собакой? Может быть, ему в принципе не подходит понятие «нормальный»? Хорошо, что все его дотошные родственники, которые, как он помнит, на свадьбе Агаты чуть не разорвали ей мозг своими поздравлениями и неуместными вопросами (он даже посчитал, сколько раз ее спросят о беременности — ровно тридцать три), не подозревают о том, что Уильям Ясперс теперь Ясперс, а не Рид. И что ночами он превращается в маньяка-насильника с некрофильскими замашками. Ему было бы интересно, что они смогу сказать, помимо: «Жениться тебе пора, вот что».
Когда рассказ Роберта подходит к концу, тот ставит в нем жирную точку; по последнему предложению Уильям понимает, насколько эта тема неприятна для Маклеллана. И именно поэтому ее нужно развивать дальше — обычно в том, о чем пациент не хочет говорить, как раз и кроется суть проблемы.
– Позвольте решать мне, мистер Маклеллан, – Уилл серьезно смотрит на Роберта, давая понять, что делать поспешные выводы — не лучший способ терапии. – Что важно, а что нет. Я здесь для того, чтобы Вы поняли: весь смысл обычно кроется в мелочах.
Уилл смотрит на Роберта и искренне желает помочь этому человеку разобраться в своих проблемах. Ему нравятся пациенты, у которых живой ум. Такие обычно приходят сознательно, не задают лишних вопросов, не навязываются в друзья... в общем, не делают того, что обычно раздражает Уильяма.
– Какие отношения были у Вас с братом? – спрашивает он после недолгой паузы. Ясперс прекрасно понимает, что, возможно, Роберт не захочет говорить об этом. Однако он все-таки задает этот вопрос. Ведь это его прямая обязанность.

9

Роберт терпеть не может, когда над ним берут верх, предпочитая контролировать ситуацию самостоятельно. Здесь все просто: он считает, что никто иной не может справиться лучше него. Но одно дело – работа, на которой он чувствует себя, как рыба в воде. Совсем другое – психоанализ, в котором Роберт ни в зуб ногой. Тут он при всем желании не может опередить Ясперса, тот разбирается во всем этом в сотни, нет, в тысячи раз лучше. И Маклеллан покоряется, хотя и с явственной неохотой.

– Дьявол в деталях, я понимаю, – кивает Роберт и продолжает теребить часы. На самом деле ничего он не понимает. Если бы кто-то в этот момент указал ему на то, какие действия он совершает, скорее всего он был бы сильно удивлен. Роберт вовсе не замечает своих манипуляций, ему кажется в данный момент, что он сидит смирно.

– Я любил его. Его вообще сложно было не любить. Рождаются изредка люди, способные одной улыбкой покорять сердца и располагать к себе. Джереми был как раз таким. Не прикладывал особенных усилий, чтобы нравиться. Он был старше меня на четыре года. Кажется, совсем небольшая разница, но на самом деле - вполне ощутимая, так что мы не были слишком близки. Но по крайней мере Джереми защитил меня как-то от насмешек в школе, обещал помочь с математикой. Он не пытался выставить меня в худшем свете перед родителями, не подставлял и не ставил в неловкое положение... Впрочем, ему и не требовалось что-то делать. У меня не было поводов его ненавидеть.

Роберт закидывает ногу на ногу, тянет левую руку к правой, чтобы сцепить пальцы, но останавливается на полпути и начинает крутить пуговицу рубашки. Он редко задумывался о своем отношении к Джереми. Не будучи по природе своей агрессивным, Роберт не стал бороться за родительскую любовь, не стал играть грязно и пытаться сразить брата, устроив ему какую-нибудь подлянку. Подобное даже не приходило ему в голову. Он выбрал иной способ достижения цели – завоевание внимания родителей с помощью собственных успехов. Правда, все равно потерпел сокрушительное поражение.
– Часто, теряя близких, люди больше всего горюют, что не успели сказать им многого, не успели как-то продемонстрировать свою к ним любовь, ссорились по мелочам. Ничего подобного я не испытывал. Мой брат погиб много лет назад, и я не чувствовал, что между нами осталось нечто недосказанное или невыясненное. Я, должно быть, чудовище.
Маклеллан закрывает глаза ладонью. Признаться, он донельзя поражен тем, что произнес это.

– Не думал, что будет так тяжело, – Роберт кладет руку на подлокотник кресла. – Я могу попросить о стакане воды? Или чая.

10

Ясперс чувствует, что напряжение Роберта вновь возвращается, заставляя того совершать множество предупреждающий движений; он постоянно прикасается к часам, пытаясь отвлечься монотонным повторением одних и тех же жестов. Это называется персеверацией и обычно говорит либо о поражениях коры, либо о попытке переключить внимание на совершаемое действие. Еще это может быть следствием сильного эмоционального переутомления. Даже несмотря на то, что Роберт соглашается с Уильямом, тот не ощущает этого. Слишком неуверенно говорит мистер Маклеллан, и как бы он ни пытался казаться сдержанным и максимально собранным в данный момент, у него это получается не слишком хорошо. Есть что-то, что сидит глубоко внутри него, и это что-то нужно обязательно из него вытянуть… постепенно. Очень медленно, по кусочкам, так, словно собираешь паззл. Резкие и прямые вопросы могут лишь сильнее воздействовать на Роберта и закрыть ту дверь, за порог которой Уилл уже ступил.
– Вы не чудовище, мистер Маклеллан, – Уильям улыбается ему одними губами и встает со своего места; как же сильно Роберт ошибается, называя себя таким словом. Если бы он знал, кто сидит прямо перед ним и какие тайны скрывает эта кудрявая голова, он бы так не говорил.
Уилл смотрит на Роберта сверху вниз.
– Просто Вы обижены. Может быть, перейдем на кухню? Мне кажется, Вы немного устали. Небольшая прогулка и кружка горячего чая поможет Вам чуть-чуть взбодриться, – Уильям дожидается одобрительного кивка и направляется на кухню: ему совершенно не жалко своего времени, особенно если дело касается благополучия пациента. Тем более, у него почасовая оплата.
– Вы предпочитаете черный или зеленый? – Уилл открывает кухонный шкаф, убедившись, что Роберт нашел себе место за столом. – Я больше всего люблю черный с сушеной красной и черной смородиной. Пожалуй, именно его я сейчас и заварю.
Уилл смотрит на Роберта, замечая его одобряющий взгляд, а потом легко нажимает на кнопку включения чайника.
– Я не люблю кофе, – Уилл решает дать мозгу Роберта немного отдохнуть — ему слишком тяжело дается процедура по выворачиванию собственных проблем наружу, а если сильнее надавить, это может вызывать обратный эффект: Роберт просто замкнется в себе и вовсе перестанет что-либо говорить.
– Чай всегда казался мне более… разнообразным. Можно играть вкусами, добавляя различные травы, специи, ягоды. Смородина придает очень пикантный вкус, – Уилл ставит перед Робертом чашку с горячим смородиновым чаем, а сам садится от него сбоку. 

11

Чего Роберт никак не ожидает, так это того, что психотерапевт станет его разубеждать. Все-таки отношение Маклеллана к покойному брату не сильно-то вписывается в общепринятые нормы морали. Ясперсу не требуется никаких аргументов, чтобы обосновать свои слова. Роберт и так ему верит. Признает авторитет. По крайней мере в этой сфере деятельности точно признает. Он охотно кивает и поднимается с места с видимым облегчением, радуясь, что еще какое-то время вопрос его душераздирающего детства подниматься не будет.

Кухня Уильяма кажется куда более уютной по сравнению с его собственной. Должно быть, дело в светлой мебели. Кухня Роберта, черно-белая, обставленная в дерзком духе минимализма середины шестидесятых, не вызывает желания проводить на ней много времени. Она и используется-то, в основном, для того, чтобы быстро приготовить немудреный завтрак, сварить кофе и немедленно уйти по делам. А вот на кухне Ясперса, устроившись на стуле с жестковатой спинкой, ему вполне комфортно беседовать. Во всяком случае напряжение спадает.

– Черный, спасибо, – он наблюдает за Уиллом, пока тот заваривает диковинный чай. Откровенно говоря, Роберт предпочитает кофе. Он пьет его на завтрак, а порой его и посреди ночи может пронзить желание сварить себе в медной джезве крепкий кофе по-турецки. Но если выбирать из двух зол, то черный чай, наверное, лучше. Зеленый, хоть и полезнее (вроде бы, Роберт на самом деле не уверен), но на вкус чаще всего напоминает перебродившую траву. Хоть добавляй в него молоко, хоть настаивай по всем правила тя-но-ю.
Роберт не гурман. Совершенно.

Получив чашку с дымящимся напитком, Маклеллан вдыхает свежий, чуть терпкий, но в то же время действительно пикантный аромат смородины. Затем еще раз. Прикрывает глаза на мгновение, чтобы лучше услышать запах.
– Где вы его покупаете? Я – верный адепт кофе, но перед таким чаем невозможно устоять, – усмехнувшись, Роберт делает глоток. Горячая жидкость приятным теплом разливается по телу. Внутри словно разжимается невидимая пружина. И, наверное, это означает, что Роберт сможет задать вопрос, назревший несколько минут назад, и не испытать тех неприятных сковывающих чувств. Во всяком случае можно попробовать. Он держит чашку двумя руками, греет ладони. Поднимает голову и смотрит на Уильяма. Глаза у него удивительно мудрые. Словно человек, сидящий рядом, намного старше того возраста, на который выглядит.

– Доктор Ясперс, вы говорили, что я обижен. На кого именно? На родителей или на брата? Или вовсе на кого-то третьего?

12

Уильяму нравится тот факт, что Роберт расслабляется. Ясперс следит за тем, как пациент наслаждается ароматом чая, и его лица касается победоносная улыбка. Он всегда доволен небольшими личными победами, будь то попадание в цель при постановке диагноза или же — как сейчас — угадывание вкусов. Уильям с нескрываемым любопытством смотрит на Роберта, когда тот задает вопрос относительно покупки чая.
– Сам чай мне подарил один из пациентов, – он опирается локтями о стол, расслабленно снимая очки и кладя их около себя: он находится достаточно близко к Роберту, чтобы отчетливо видеть его лицо без помощи лупы. – А ягоды я купил во фруктовой лавке через два квартала отсюда. У них просто потрясающий выбор различных специй и трав.
В нос ударяет запах смородины, но Уильям понимает, что он ему уже слегка надоел: у Ясперса очень часто и быстро меняются вкусы. Будь то еда, напитки, тот же самый чай. Честно говоря, сам бы он уже не стал пить его, а заварил бы, например, каркаде с добавлением цедры апельсина и лайма — этот терпкий и кислый вкус еще не успел ему осточертеть. Он, конечно, сказал Роберту, что смородиновый — его любимый чай, но это вылетело у него на автомате. Возможно, его подсознанию этот напиток больше по душе.
– На себя, – после недолгой паузы он отвечает на вопрос, явно довольный тем, что Роберт его задал: Ясперс этого очень хотел. – Вы понимаете, что Ваши эмоции должны быть… другими. Вы вините себя за то, что такое отношение к потере близкого — это плохо. На самом деле это не так.
Он смотрит Роберту в глаза, не мигая, но сам не замечает этого; Уилл сосредоточен на зрачках Маклеллана, которые из-за тусклости кухонного освещения слегка расширены.
– Вам кажется, что Вы ничего не чувствуете. Но Вы просто прячете эти ощущения внутри себя, потому что это есть самое близкое и самое сокровенное, что только может быть. Нереализованные эмоции, несказанные слова — именно это выбивает Вас из колеи. Хотя Вам кажется, что все хорошо.
Доктор Ясперс на своем опыте знает, во что обычно выливаются запрятанные внутрь себя бесы; конечно, со стороны все это видно гораздо яснее, отчетливее. Если бы Уилл смог посмотреть на себя со стороны — все было бы иначе.
Уилл резко прерывает зрительный контакт с Робертом и переводит взгляд на чашку, когда замечает в отражении глаз пациента лицо Марго.
– Вы хорошо помните своего брата? Каким он был человеком? – после недолгой паузы Уилл вновь переводит взгляд на Маклеллана; дыхание чуть сбивается с ритма, становясь на мгновение более поверхностным. Ему снова показалось.
Хуже призраков тех людей, с которыми ты не успел попрощаться, только те, которых ты убил.

13

«Надо будет заехать в эту лавку. Может, на обратном пути?» — отстраненно размышляет Роберт после очередного глотка необычайно, необычайно вкусного чая. Специфический привкус, появляющийся при добавлении смородины, ему сильно по душе. Нечто успокаивающее — как раз то, что ему так необходимо. Правда, Роберт почти уверен в том, что сам вряд ли станет тратить время на заваривание чая, однако... может, Томас согласится сделать ему маленькое одолжение?

Стоит Уильяму заговорить, как Роберт прерывает зрительный контакт, отводит взгляд, потому что речь снова заходит о нем, о его проблеме и о его брате, которому уделяется непомерно много внимания. Он много лет как мертв, но все равно продолжает волновать умы людей. Даже тех, кто ничего ранее не слышал о Джереми Маклеллане.

— Он был беспечен, — начинает Роберт и ловит себя на мысли, что ему уже сейчас хочется оправдываться за то, что он не заговорил прежде всего о достоинствах почившего брата. — Он был отвратительно беспечен, жил одним днем. Все время улыбался, смеялся по поводу и без. Мне казалось, Джереми совершенно не умел быть серьезным. Ему все прощали. Иногда я думал, он поступал некрасиво с девушками, которые были безответно влюблены в него. Пользовался ими, что ли. Кэсси Гейдж, наша соседка, носила ему брауни и писала доклады по биологии. Мисс Ханниган, учительница физики по прозвищу «Ястребиха», ему единственному ставила отличные отметки. Просто когда он встряхивал волосами вот так, — Роберт демонстрирует. Правда, с его короткой стрижкой вряд ли выглядит и вполовину так же эффектно, как когда-то получалось у Джереми.  — хотелось процитировать Фауста. Ну, знаете, — он щелкает пальцами, вспоминая. — «мгновенье, прекрасно ты, продлись, постой» и так далее. Устоять было невозможно, не влюбиться — тоже. Джереми улыбался и благодарил их. Ему не нужно было просить, они и так предугадывали его желания. Он никогда не отказывался от их помощи, и они продолжали питать надежды. Пожалуй, это мне и не нравилось.

Роберт прерывается, чтобы сделать еще несколько глотков. Судорожных. В горле пересыхает, пить хочется отчаянно.
— Но никто из них не жаловался. Я ни разу не слышал о том, чтобы Джереми обижал своих поклонниц. Они не плакали из-за него, не резались, не глотали таблетки горстями из-за несчастной любви. Что толку лить слезы? Он всегда был слишком близко и слишком далеко одновременно.
Грудь начинает болеть. Маклеллана словно распирает изнутри нечто, сродни угрызениям совести. Но он искренне не понимает, чем это вызвано.

— Однажды Бекка Стивенс, одноклассница Джереми, в которую я был влюблен в средней школе, разрешила мне пригласить ее на танцы. Потом она даже сходила со мной в кафе. За парой молочных коктейлей я окончательно понял, что ее интересую вовсе не я. Помню, промямлил что-то вроде «ты слишком хороша для меня, Бекка», и на этом наши отношения закончились. Потом Бекка пустила по всей школе слух, будто я ненавижу брата, ужасно ему завидую и чуть ли не мечтаю всадить ему в глотку нож для бумаги. Джереми тогда ужасно разозлился. Никогда не видел его таким. На Бекку он после этого и вовсе перестал обращать внимание, и слухи вскоре утихли. Простите, доктор Ясперс, меня уносит явно не в ту степь.

14

Рассказ Роберта оставляет какое-то странное послевкусие; слова пациента сквозят если не ненавистью, то какой-то долей раздражения. Удивительно складная речь выдает в Маклеллане крайне способного телеведущего с богатым опытом, и это настораживает Уилла — возможно, не все слова Роберта правдивы, не все из них искренни. Когда тебе приходится много говорить на камеру, интонации и эмоциональная окраска слов постепенно становятся не истинным проявлением чувств, а искусством. Телевизионщикам нужно уметь правильно себя подать, верно воздействовать на механизмы подсознания зрителя, сделать основной одну информацию, а вторую вывести на второй план. Манипуляция человеческим сознанием — это целая наука, и Уилл понимает, что Роберт может оказаться гуру в этом деле, а сам Уильям — лишь его «зрителем».
Но Ясперс понимает и видит все. Его усидчивости и внимательности действительно можно поставить памятник; в университете преподаватели часто говорили ему, что у него есть явные черты эмпата, а особенно сильно проявлялась даже не эмоциональная, а когнитивная эмпатия. Проще говоря — интеллектуальная. Это было не обычное сопереживание или сочувствие, которое свойственно всем незаурядным психологам и прочим специалистам этой области, а настоящий «дар» — по крайней мере его так называли преподаватели. Уилл всегда относился к этому, как к должному, и не кичился своими достижениями ни перед коллегами, ни перед пациентами. Грош цена такой способности, если ты не в состоянии… излечить самого себя.
– Вы злились на брата, – когда Роберт прерывается, в конце своего рассказа вновь предполагая уход слишком далеко от темы разговора, Уилл тут же задает вопрос. – Или на ту девушку? Если вообще злились.
Он опирается локтями о стол и складывает руки в замок, ставя на них подбородок; внимательно изучает явно взволнованного Роберта, и понимает, что эта история по своему значению гораздо важнее, нежели сводка новостей на главном канале. Иначе Маклеллана бы так не трясло.

15

— Я злился, — сознается Роберт. Слова даются ему тяжело, он чувствует себя отвратительно. Так, как если бы он сейчас находился в камере смертников. — Я ничего ему не сказал, я не сорвался. Не ударил Бекку, хотя она того заслуживала. Мы снова сделали вид, что в семье все хорошо, а мы с Джереми — лучшие друзья навсегда. Меня раздражало, что он снова вышел сухим из воды. Даже не попытался как-то пресечь слухи, хотя мог. Ведь мог, правда?

Вопрос скорее риторический, потому что Маклеллан уверен в своей правоте, даром что голос его чуть дрожит, а сам он смотрит на Ясперса пристально, ища в его глазах поддержку. Джереми мог, но не сделал. Остаться в стороне было гораздо проще. Сунуть голову в песок и ждать, пока проблема решится сама собой. Так себя вели родители, и от них эту черту унаследовал Джереми. Роберт же был белой вороной, поскольку отчетливо понимал, что вечно закрывать глаза на все не удастся, сколько бы тебе этого ни хотелось. Однажды ты проснешься наедине со своими внутренними демонами. И тогда уже никто не поможет.

— Я не могу больше говорить об этом, — Роберт мотает головой. — Чем больше я думаю о Джереми, тем яснее понимаю, что я вот-вот признаюсь, что я убил его. Но это не так. Он погиб в чертовой автокатастрофе. Как всегда не подумал головой, пустил за руль свою девчонку. Пьяную вдрызг Лили. Он умер, не приходя в сознание. Оно и к лучшему. Что я мог сказать ему напоследок? «Как же капитально ты проебался в этот раз, Джереми»?

Тут Роберт не выдерживает. Это выше его сил. Ему кажется, что-то там, в груди, перестает болеть. Лопается с оглушительным треском. Маклеллан дышит прерывисто, закрывает ладонью глаза, чувствует на пальцах влагу. К горлу подкатывает горечь. Уголки глаз неприятно щиплет.
— Эгоистичный ублюдок, как он мог так поступить и оставить нас? Как он мог оставить меня?...
Плечи Роберта вздрагивают. Выпускать на свободу то, что многие годы так старался спрятать, оказывается невыносимо сложно.

16

Уиллу нравится прямота Роберта. Он не использует хитрых уловок для того, чтобы скрыть свои эмоции. Если ему не нравится говорить о чем-то — Маклеллан не стесняясь предлагает закрыть эту тему. Уильям понимает, что подвел Роберта к краю. Именно сейчас ему нужно придержать его за плечи, чтобы тот, вглядываясь в пропасть и пытаясь найти на дне ответы на свои вопросы, не упал вниз и не разбился головой о скалы. Пациент пытается анализировать сам себя и это приводит его к грустным выводам — Уилл читает это по его исказившемуся гримасой боли лицу. Роберт не выдерживает и начинает вздрагивать, закрывая лицо ладонями. Ясперс опускает руки вперед и кладет их на стол ладонями вниз.
– Слезы приносят очищение, Роберт, – Уилл произносит те самые слова, которые ему часто говорила Агата. Он помнит, как тяжело ему давалось осознание собственной неполноценности. Уильям много плакал, чувствуя свою беспомощность — сейчас слезы в организме Уильма выполняют исключительно физиологическую функцию. Но, глядя на плачущего Роберта, он невольно вспоминает себя. Отчаявшегося и совершенно потерянного.
– Не стоит держать все в себе, – Уилл встает с места и идет к кухонному острову; открывает выдвижной ящик и не сразу находит упаковку с бумажными полотенцами. Подходит к Маклеллану и отрывает пару сегментов, протягивая их Роберту, а затем садится обратно за стол. Вид плачущего человека не вызывает у Уильяма никаких отрицательных эмоций, потому что он знает, как благотворно это действует на эмоциональное состояние пациента. Уилл садится обратно и его лицо не выражает ни жалости, ни сожаления (Уильям вообще считает жалость одним из самых низких человеческих чувств), оно все такое же дружелюбное и спокойное.
Когда Маклеллан заметно успокаивается, Ясперс решает сменить тему разговора.
– Изначально мы говорили о Вашей бессоннице, – Уилл не смотрит на часы и не беспокоится о времени, понимая, что отпускать пациента в таком состоянии как минимум непрофессионально; следующий должен прийти еще не скоро, к тому же не факт, что время Роберта уже подошло к концу. – Вы сказали, что причины, по которым Вы не можете заснуть, всегда варьируются. Но, может быть, что-то преобладает? Например, тревожность, или отсутствие усталости, патологическая бодрость… страх перед кошмарами?

17

Роберт хватается за мягкую бумагу, как утопающий — за спасительную соломинку. Промокает предательские слезы, уговаривает себя успокоиться. С ним не случалось ничего подобного много лет. Ни Линн, ни Томас, ни кто-либо еще, кого он подпускал к себе, не видели его плачущим. Это иррационально и совершенно неправильно. Как он ухитрился так проколоться, как позволил заглянуть под свою броню? Возможно, потому что все же хотел этого, хоть и запрещал себе даже думать о подобном? Кто знает.

Когда Роберт все-таки находит в себе силы продолжить, он выдыхает и, отложив скомканную бумагу в сторону, говорит дальше, стараясь отогнать воспоминания о Джереми. О Джереми, который превосходил его во всем, о Джереми, который одним своим присутствием делал его жизнь невыносимой, о Джереми, без которого все же неожиданно больно существовать. Что действительно помогает, так это то, как доктор Ясперс реагирует на срыв. Меньше всего Роберт ждет жалости к себе, не ее он ищет на этом сеансе. Ищет облегчение. И, кажется, находит.

— Пожалуй, в последнее время сильно усилилось чувство тревоги. Это вряд ли связано со смертью моего брата. Я постоянно думаю о том, что, если я усну, то потеряю бдительность. Не так давно мне начали приходить письма с угрозами, в конце февраля меня сильно избили. Расследование пока не дало результатов. В общем-то, пугает не столько то, что снова нападут на меня, но то, что тронут моих близких. У меня их не так уж много осталось.

Роберт сейчас скуп на эмоции. После неожиданно бурного всплеска чувств сложно ожидать чего-то иного.
— Иногда мне кажется, что меня хотят свести с ума. Загнать, будто волка. А я только тычусь, как проклятый, в красные флажки и не знаю, где искать выход из этого замыкающегося круга. Но эта проблема, наверное, не затрагивает вашу сферу, доктор Ясперс. Я справлюсь, — он улыбается через силу. Улыбается по привычке.

18

Уильям замечает, что Роберт очень легко переключается: его голос не дрожит, на лице выражается лишь усталость и некоторая настороженность. Ясперс бросает короткий взгляд на лежащие около его рук очки, а потом вновь смотрит на Роберта.
– Не одергивайте себя, мистер Маклеллан. Я уже говорил Вам.
Он легко улыбается, протягивая руку к очкам. Надевает их и встает. Берет пустую чашку с небольшим количеством чаинок на дне, а потом идет к раковине; вода шумит, изливаясь в кружку, и Ясперс легко проводит по ее внутренней стороне. Ставит в сушилку на соседней столешнице и разворачивается к Роберту.
– Так и есть, – он многозначительно смотрит на Маклеллана, с помощью очков хорошо различая черты его лица даже на таком расстоянии. – Преследователи обычно именно этого и добиваются. Они искусные манипуляторы — кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, – Уильям берет в руки полотенце и вытирает ладонь. – Ваш, я думаю, очень доволен собой. И Вы безмерно радуете его своей реакцией.
Ясперс никогда не встречался с так называемыми «сталкерами». По крайней мере, его никогда никто не преследовал. Марго Риордан можно было назвать скорее надоедливой, исключительно назойливой и очень пытливой пациенткой, нежели маньячкой. Риордан иногда, конечно, следила за Уиллом, но только благодаря тому, что жила по соседству. Но Марго не выслеживала его, не подкидывала под дверь записки с угрозами, не забиралась в его дом ночью. Она однозначно доводила даже спокойного, словно мертвый удав, Ясперса — на их приемах он иногда вцеплялся в подлокотник пальцами и, натянуто улыбаясь, просил ее перенести встречу на потом: Билли в итоге сделал так, что все приемы перенеслись на «больше никогда». Уильям был бы ему очень благодарен, если бы не один факт: Марго Риордан не оставила Ясперса в покое, даже потеряв материальное тело. И сейчас она стояла прямо позади Роберта, невесело улыбаясь. Конечно, а как еще может улыбаться мертвый?
– Вы знаете, – Ясперс резко переводит взгляд на стеклянную дверь, ведущую на задний двор, и немного успокаивается, когда не видит в отражении никого, кроме Маклеллана. – Давайте продолжим на следующем приеме. Сегодня Вы рассказали достаточно.
Уилл медленно переводит взгляд на Роберта, опасливо глядя на пространство позади пациента, а потом выдавливает из себя улыбку. Ясперс подходит к Маклеллану, когда тот встает с места, и пожимает его руку чуть влажной ладонью.
– Спасибо, что пришли, Роберт, – Ясперс подавляет дрожь в кисти, сильнее сжимая руку пациента. Спина Уильяма вмиг стала мокрой, затылок похолодел. Когда они подошли к двери и Роберт еще не успел повернуться лицом, Уилл обернулся, чтобы лишний раз удостовериться в том, что там уже нет Марго.
– До свидания, мистер Маклеллан. Созвонимся на следующей неделе, – Уилл чуть наклоняет голову, провожая взглядом удаляющегося Роберта. Пожалуй, Ясперс совсем не завидует Маклеллану: когда ты знаешь, что причина твоего страха — обычная галлюцинация, это одно. Но если ты даже не подозреваешь о том, чего или кого именно тебе стоит бояться — это действительно ужасно.

19

Роберту уже совестно, что он поделился с доктором Ясперсом историей о неизвестном сталкере. Чем больше людей знает, тем более униженным он себя чувствует. Взрослые люди разбираются со своими бедами самостоятельно. На что он рассчитывал? Чего ожидал, посвящая доктора в подробности своего затяжного противостояния с неизвестностью, с судьбой, принявшей облик двоих людей с низко натянутыми капюшонами? Поддержки и сочувствия? Восхищения своей стойкостью? О нет, он пришел не за этим. И именно поэтому давит раздражение, пробивающееся наружу, словно сорная трава из-под камня.

— Я бы с радостью продолжал игнорировать все его выходки, но они перешли все доступные границы, — говорит Роберт спокойно и негромко. — Так что пускай пока радуется, есть еще время. Потом настанет и мой черед смеяться.

Он пожимает руку Уилла в ответ и невольно оглядывается. Уж больно у доктора Ясперса затравленный вид. Не иначе, привидение увидел. Что еще может так сильно напугать? Позади, конечно же, никого не оказывается, но Роберт ни о чем не спрашивает. Вопросы сейчас неуместны. В конце концов, если доктору Ясперсу всего за один сеанс удалось вытащить из Роберта столько информации, о которой он даже не позволял себе задуматься, Маклеллан готов ему платить и закрывать глаза на легкие странности в поведении. У всех свои слабости. Кто-то притягивает к себе призраков, кто-то мечтает держать под контролем любую ситуацию, кто-то пытается забыться, забирая чужие жизни, а кто-то алчет свободы от тягот прошлого. Вправе ли он осуждать все это?
Нет.

— Спасибо вам, доктор Ясперс. Не ожидал, что мой первый прием будет настолько продуктивным. Всего доброго, — Роберт переступает через порог. После той встряски, которую ему планомерно устраивают вот уже полгода, бояться дурных примет — последнее дело. Он идет вперед и чувствует на себе чужой взгляд. Хочет обернуться, однако сдерживается.
Возможно, по той причине, что ему кажется, что увиденное может ему не понравиться.
Возможно, дело вовсе не в этом.
В любом случае, Роберт ждет очередного сеанса. Пожалуй, не только потому что они помогают. Туман, которым окутана личность доктора Ясперса, буквально дразнит. Хочется развеять, приоткрыть завесу тайны и понять, что же он видел.
Любопытство — страшная сила.


Вы здесь » FREAKTION » Архив завершенных эпизодов » 2014.12.17 Hello, darkness, my old friend


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно