Ясперсу плохо. Он склоняется над унитазом, извергая из себя содержимое желудка. Отвратительно-кислый вкус рвоты перекатывается во рту, и его тошнит снова; пищевод словно пронзает множество иголок, он сплевывает кровь, касаясь пальцами губ. Кровь красная, несвернувшаяся. Значит, это просто последствия рефлюкса, поврежденная слизистая пищевода, а не язвенная болезнь — от осознания этого ему становится немного легче. Настоящая причина рвоты — нарушение пищеварения на фоне сильного эмоционального потрясения, скорее всего гиперацидный гастрит.
Его руки трясутся. Уильям медленно встает, тяжело дыша. Сердце бьется в нормальном темпе, но усиленно, что отдается в глотке; ему неприятно ощущать во рту вкус непереварившегося омлета, а потому Уилл, опираясь руками о стены, подходит к раковине. Холодная вода хорошо отрезвляет и дарит свежесть. Но не успокаивает.
Ровно десять дней назад Уильяма потрясло событие невероятнейшее по своей дикости, даже больше, чем то, которое он ранее считал фаворитом в номинации «Что может быть еще хуже этого?» — он, будучи под действием феназепама и алкоголя, переспал с сестрой Штефана, Этайн. Уильям не любит вспоминать этот день. Он вообще не любит вспоминать моменты, которые возвращают его на некоторое время назад, оживляют воспоминания. Та ночь была настоящей квинтэссенцией всех ужасов, потаенных страхов, желаний, прошлых грехов и страданий, которые только были в голове Уилла. Он не любит вспоминать тот день, потому что именно тогда познал, что будет ждать его после объединения их с Билли сознаний. Воочию лицезрел всю трагичность своего положения. И снова сделал неправильные выводы.
Несмотря на все то, что произошло между ними, Этайн не согласилась разрывать контракт со своим психотерапевтом. Уильям советовал ей обратиться к другому специалисту. Правда, он делал это явно нехотя, даже в такой потрясающей своей нелепостью ситуации думая о здоровье пациентки — они проделали достаточно кропотливую и долгую работу. Он понимал, как может сказаться на психике Этайн смена врача. А потому их приемы возобновились. Риордан заменила собой Риордана. Везет же Уильяму на эту семейку, ничего не скажешь.
Ясперс выползает из санузла. Его состояние сменяется с «срочно дайте мне пистолет» на «я могу потерпеть еще денек, но потом — финита». Он не может есть, хотя его отражение в зеркале так и просит себя накормить. У него впавшие глаза, темные круги под ними, практически иссохшее лицо. За прошедшие две недели Ясперс отменил множество приемов новых пациентов и заметно сократил посещения старых — теперь у него вместо обычных семи приемов в день было по три, а то и вовсе один. Ясперс понимал, что некоторые пациенты вряд ли смогут перейти к новому специалисту — взять хотя бы Винсента или Этайн — но постарался по максимуму сократить нагрузку на свой мозг хотя бы в половину. Иначе он мог испустить дух прямо на одном из приемов. Получилась бы не слишком приятная для пациента ситуация: решит еще, что дело в нем.
Уилл практически добирается до кухни, прежде чем в дверь звонят. Он замирает на мгновение с протянутой к графину рукой, а потом медленно поворачивает голову к двери. Как же не вовремя. Как же, твою мать, не вовремя. Он все-таки наливает себе немного воды в стакан, кидает в него соломинку и две дольки лимона, чтобы перебить легкий рвотный шлейф, и уже вместе с сосудом направляется к двери. Открывает ее и чуть не роняет стакан на пол. На пороге стоит мистер Риордан, собственной, сука, персоной.
– Аэ… – молвит Уилл, помахивая стаканом; он делает шаг в сторону, молча следя за тем, как заходит Иерусалим. Уилл медленно пьет воду через трубочку, всем своим видом демонстрируя невероятную озабоченность этим действием. Осушив стакан уже в кабинете, он поворачивается к Риордану, ставит сосуд на кофейный столик и молча садится в кресло.
– Давайте поговорим, – он заметно бодрится; вода несколько приводит его обезвоженный организм в чувство, а вид чем-то взволнованного Штефана действует лучше кофеина. – Почему Вы не приходили ко мне столько времени? – почти обиженно спрашивает Уильям, но на его лице не различается сожаления, огорчения или той же самой обиды. Он слишком устал от собственных переживаний.