FREAKTION |
2015 года, Канада, провинция Новая Шотландия, город Галифакс
"Чуть не спалились с Джинджером в баре! Жалко, сэлфи не успели на фоне запилить: был бы такой угар!" - @hurricanesandy98, 30.04
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » FREAKTION » Архив завершенных эпизодов » 2014.12.04 bye-bye, my love
bye-bye, my love
В эпизоде:
4 декабря '14;
дом Ясперса;В ролях:
Билли, Штефан и То, Что Осталось От Миссис Риордан
марго хотела уиллу в череп
залезть тихонько посмотреть
но вышло все совсем иначе
но вышло все наоборот
Отредактировано Stephen Riordan (10.07.2015 12:50:02)
Раздражение зарождается под легкими, неприятно щекоча нервные окончания. Пальцы сжимаются на кресле практически до побеления костяшек. Он не слышит, что она говорит, потому что Голос перекрывает все окружающие звуки своей беспрерывной болтовней. Уильям больше не может держать себя в руках. Он чувствует свою беспомощность перед сложившейся ситуацией, а Марго, являясь на данный момент единственным из раздражителей, который можно устранить, все не уходит. Время ее приема постепенно подходит к концу, но эта женщина не в курсе, что значат словосочетания «чувство такта», «личная тайна» и «неудобные вопросы». Ей вообще всегда удобно, что бы она ни делала, что бы ни говорила, а вот окружающим в ее присутствии — строго наоборот.
– Миссис Риордан, – он, кажется, перебивает ее, устало вздыхая и потирая переносицу. – Я ведь уже неоднократно говорил Вам о том, что я стараюсь быть с пациентами максимально открытым, но на столько, на сколько мне позволяет моя личная зона комфорта, – он старается не показывать того, что на самом деле даже не слышал, о чем она спрашивала (а он уверен, что она делала именно это). Он выдерживает паузу, убеждаясь, что это ненадолго прервет поток сыплющихся из ее уст фраз, а затем продолжает:
– Все, что я мог, я уже Вам рассказал... Уберите пожалуйста ноги со стола, – он лениво и небрежно протягивает руку в ее сторону, указывая на водруженные на кофейный столик ноги пациентки.
Марго сразу показалась Уиллу довольно резкой и местами грубоватой женщиной, и после знакомства с ее мужем он почему-то этому даже не удивился: они казались несколько похожими. До определенного момента. Марго всегда ловко уходила от разговоров о себе, подкармливая доктора Ясперса ненужными и иногда лживыми фактами, которые Уильям каждый раз распознавал. «Показания» Штефана и Марго сильно отличались, а, так как Уильям всерьез верил в желание мистера Риордана излечиться, он принимал в качестве правды именно его слова.
– Ты постоянно уходишь от ответов, а те факты, что я о тебе знаю, Уилл, больше похожи на попытку меня усмирить, заткнуть, называй как хочешь, – говорит она, убрав ноги со столика и садится, наклоняясь вперед и опираясь локтями о колени. – Я чувствую, что ты что-то скрываешь, но почему ты не можешь мне открыться?
– Откуда Вы можете это знать? – из-за назойливого голоса в голове Уилл даже не слышит, на сколько громко говорит. – Интуиция? Шестое чувство? Вы что, экстрасенс, ясновидящая? Вам мало того, что Вы выкручиваете мне мозги на протяжении всех этих чертовых сеансов?! – он резко повышает голос и вскакивает с места; чувствует, как от быстрой смены дислокации начинает кружиться голова, а ноги немного подкашиваются.
– Хотите знать правду? – он делает шаг к ней, огибая столик, а затем низко наклоняется к Марго, чувствуя на своей щеке ее взволнованное дыхание. – Я убил свою сестру. И приехал сюда, чтобы скрыться от копов. Такая правда Вам была нужна?
Головокружение перерастает в неистовую головную боль, которая резко обрывается с приходом темноты. Уилл теряет сознание, но не падает, а неловко оседает на кофейный столик, на мгновение поникнув.
...
Билли чувствует, как зудят мышцы рук, как кровь приливает к паху; он резко вскакивает. Тело Вилли никогда ему не нравилось, но что можно взять с дохлого ботаника-заучки? Вместо того, чтобы потеть в зале или хотя бы побегать утром, он в детстве и юности брал книги в библиотеке и читал. Вместо того, чтобы играть в футбольной сборной университета, а по вечерам трахать девочек из группы поддержки, Вилли сидел за учебниками и учил анатомию центральной нервной системы. Как скучна была жизнь Вилли, как скучно было Билли все это время сидеть и молча наблюдать за тем, как Вилли теряет драгоценные годы, как уходит его юность, все прелести которой он так и не познал. Если бы не Билли, то к своим тридцати трем Рид все еще остался бы девственником. Если бы не Билли, если бы не окрепший сейчас Билли, жизнь психотерапевта доктора Ясперса никогда бы не приобрела этих алых красок.
– Слушай, мразь, – Билли хватает женщину за горло и с силой притягивает к себе. – Если ты заорешь, я нахуй вырву твой грязный язык, ты поняла?
Явно не ожидавшая такой резкой смены Марго только сдавленно хрипит, пальцами пытаясь отодрать руки Уильяма от своей шеи. Но Билли умеет правильно применить силу, пусть даже находясь в таком хилом теле.
– Убери… руки… – она начинает дергать ногами, недостаток кислорода отражается на наливающихся сливовым оттенком губах. – Пожалуйста…
Билли толкает Марго и та с грохотом перелетает через софу, ударяясь затылком о пол. Он медленно обходит софу, по пути захватив стоящую на полу белую вытянутую вазу с длинным горлом, которую очень кстати удобно держать в одной руке. Билли опускается на колени, одной рукой поднимая голову Марго за волосы; она откашливается и красными от инъецировавшихся сосудов глазами, полных ужаса, смотрит ему в глаза. Билли нравится, когда жертва смотрит ему в глаза — у него от этого встает.
– Знаешь, что я с тобой сделаю, прежде чем уебать этой вазой? – он показывает ей будущее орудие убийства, подкидывая его в руке. Она отчаянно машет головой, но Билли понимает, что это она так не на вопрос отвечает. Просто Марго, видимо, осознает, что ей конец, и таким образом просит о пощаде.
– Вилли не умеет справляться со стрессовыми ситуациями, – он широко улыбается; лицо Уильяма принимает совершенно другое выражение, все мышцы лица напряжены, веки сильно подняты, взгляд одернут нескрываемым безумием. – Для этого есть я. И я знаю, мерзкая блядь, что твой сраный болтливый язык обязательно упечет нас в тюряжку или, что еще вероятнее, на тот свет. А я этого не хочу. Но ты можешь напоследок сделать мне приятно, если не будешь сильно дергаться.
Но, как обычно и бывает, жертва не понимает адресованного ей послания и начинает отчаянно сражаться за собственную жизнь — так же делает и Марго. Она ловко выворачивается и, ногами ударяя Билли в живот, пытается встать и дотянуться до укатившейся к противоположной стене вазы. Билли сгибается пополам от резанувшей чуть выше паха боли, но этого слишком мало для того, чтобы обездвижить его полностью; у Марго дела обстоят гораздо хуже. Он делает резкое движение к ней и прижимает ее своим телом к полу. Она бьется лицом о паркет, кажется разбивая нос; Билли чувствует запах крови и это еще больше раззадоривает его. Марго пытается развернуться, но Билли выворачивает ей одну руку и тогда миссис Риордан ничего не остается кроме как отчаянно трясти ногами и руками, а еще истошно орать.
– Тварь, ты меня довела, – ослепленный яростью и врывающимся в ноздри запахом крови Билли хватает катавшуюся по полу вазу и с силой три раза ударяет женщину по голове в области затылка, попутно удивляясь, насколько крепка эта ваза и насколько бесполезными перед ней становятся человеческие кости.
Кэролайн, узнав о том, что у него уже есть жена, охает и закрывает рот ладонью. Штефану приходится постараться, чтобы донести до нее истинное положение дел, и постараться вдвойне, чтобы мать Мойры поверила: он действительно считает свой брак с Марго фиктивным и на самом деле подает на развод. Такие новости существенно умаляют его авторитет в глазах старшей Уилан, но, в конечном итоге, имидж доселе безупречного по всем фронтам Штефана Риордана играет ему на руку. Кэролайн, хоть и отчитывает его, как мальчишку, за то, что скрывал свой статус женатого мужчины, в итоге предсказуемо сдается. Особенно, когда он вскользь подмечает, что готов забрать Мойру в свой дом — вместе с маленькой Мэгги, щенком и всем, что им только придет в голову прихватить с собой.
Проблем не возникает и с самой Мойрой, которая, хоть и смотрит на него удивленно округлившимися глазами, в итоге верит Штефану на слово. Он обещает, что к середине декабря от Марго не останется даже воспоминания. Родной Краков и девичья фамилия — единственная ее перспектива на будущее, говорит Иерусалим и легко предлагает Мойре выбрать новый дом. На случай, если ей не захочется жить там, где совсем недавно была хозяйкой другая женщина.
Веселье начинается, когда он ставит Марго перед фактом. Польская шлюха матерится, показывает в ответ средний палец и сквозь зубы цедит угрозы: что растреплет всем о нюансах их брака, или заявит в полицию о побоях, или придумает еще черт знает сколько способов усложнить ему жизнь. Ничего не добившись, Марго принимается надрывно рыдать и умоляет его подождать каких-то полгода. Всего несколько месяцев, чтобы ей дали гражданство. Штефан ласково гладит ее по спутанным волосам, протягивает салфетку и говорит — хера с два, милая, у тебя есть ровно две недели, чтобы собрать чемоданы и отправиться на все четыре стороны. Будущее Марго его абсолютно не волнует. Как и судьба любой вещи, отработавшей свое по назначению и теперь бесполезной. Иерусалима, ко всему прочему, искренне раздражают женщины, задающие вопросы. Женщины должны молчать, улыбаться и изредка болтать о приятных пустяках. Как это делает Мойра, к примеру, увлеченно выбирающая мебель в будущую детскую.
Так или иначе, развод не удается оформить моментально, и это заставляет его пересматривать планы. Вместо того, чтобы выставить дом на продажу и решить, что брать с собой, а что продавать, Штефан вынужден мотаться по инстанциям и общаться с личным юристом. Марго, разумеется, тоже хочет нанять себе адвоката, но заблокированная карточка не оставляет ей шансов: Иерусалим последовательно перекрывает супруге кислород, лишая ее средств к существованию. Все, что у нее остается — жалкие пара сотен наличкой, и те небольшие суммы, которые он выдает на еду. Целыми днями Марго слоняется по дому, наотрез отказываясь собирать вещи, ходит на заранее оплаченные сеансы психотерапии и дожидается поздней ночи, чтобы встретить Штефана на пороге с гневным (или, ситуативно, жалобным) выражением лица.
Их встречи с Ясперсом практически совпадают по времени. Иногда Иерусалиму приходится ждать, пока задержавшаяся супруга решит, что ей действительно пора уходить. Поэтому он приходит на пару минут позже установленного срока: не хочет лишний раз сталкиваться с Марго в дверях. В этот раз Штефан тоже немного опаздывает и появляется на пороге не в половину шестого, как обычно, а без двадцати — и еще на подъездной дорожке слышит приглушенные женские вопли. Он узнает голос. Кричит и умоляет о помощи его жена.
Сложно сказать, что его заботит происходящее с Марго. Возможно, еще полгода назад, до всех событий с Мойрой, пока она старательно готовила слипшуюся лапшу и ластилась к нему поздними вечерами, не спрашивая, где Штефан был целый день — да. Тогда ему действительно было бы не все равно, вздумай кто-то ей навредить. Теперь, когда Марго превратилась в надоедливую обузу, Иерусалим вовсе не против познакомить ее с серийным убийцей и оставить обоих наедине в замкнутом помещении, пока не выйдет кто-нибудь один. Правда, он слегка опасается, что выйдет жена. Тогда будет только хуже.
Он настороженно прислушивается и делает шаг в сторону, на газон. Окна кабинета Ясперса выходят на другую сторону дома, но многолетняя привычка делает свое дело: Штефан старается не шуметь, и поэтому не идет по гравию. Мягкая трава делает шаги бесшумными. Новые двери открываются без малейшего скрипа. Дорогой свежий паркет тоже не выдает появления в коридоре гостя. Иерусалим жалеет, что оставил дома пистолет — он привык полагаться на огнестрельное оружие, хотя, впрочем, и без него на многое способен. Он останавливается неподалеку от кабинета и прислушивается к возне внутри, не забывая цепко поглядывать по сторонам. Марго больше не кричит. Штефан на слух определяет примерное местоположение второго действующего лица (сложно признать, что им является Уильям, но выбор не такой уж большой) и поворачивает ручку, потянув дверь на себя.
Ему требуется всего несколько мгновений, чтобы оценить обстановку. Марго лежит на полу, раскинув руки, ее затылок представляет собой кровавую кашу, волосы уже слиплись от крови. Следы потасовки угадываются в окружающем беспорядке, который Ясперс себе никогда раньше не позволял. Сам Уилл все еще держит в руках белую вазу, обагренную кровью, и смотрит на Иерусалима со странной смесью ярости и веселья. Штефан облизывает губы и идет вправо, заставляя его сместиться в сторону. Несколько шагов по идеальному кругу. Он касается двумя пальцами шеи; отмечает учащенный примерно до девяноста пяти ударов пульс.
— Уже придумал, что скажешь копам? — кивнув в сторону мертвой жены, любезно уточняет Иерусалим.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]Он ударяет ее еще раз, и тело Марго сотрясается; смерть знаменует свой приход завершающей период агонии судорогой. От вида оголившихся мозгов Билли пребывает в экстазе и, возможно, уровень возбуждения достиг бы своего пика, если бы не ноги, чужие ноги, которые Билли увидел краем глаза. Он не узнал эти ноги, но, в любом случае, они ему уже не понравились — хотя бы потому, что оторвали от дела.
Билли медленно поднял голову, следя за тем, как вошедший передвигается в пространстве по кругу, а сам, машинально сползая с еще теплого тела Марго, неуклюже отстраняется чуть вбок. Билли видит, как Штефан облизывает губы, и повторяет за ним это движение; чувствует на языке соленый вкус крови, которой обрызгало его лицо. Как же ему это нравится.
– Нахуй копов, – Билли медленно встает, а потом аккуратно ставит вазу на кофейный столик; как ни в чем не бывало, вытирает рот рукавом и не перестает смотреть на Иерусалима в упор. – Я знаю, у тебя с ней отношения не ладились. Ты говорил об этом Вилли. Я слышал все ваши долбаные сеансы.
Он поворачивает голову в сторону лежащей на полу бывшей миссис Риордан, а потом, едко улыбаясь, исподлобья смотрит на ее мужа. Точнее, вдовца.
– Можешь сказать мне спасибо, Штефан, – он раскатисто смеется, откидывая голову назад, а потом, еще раз облизывая губы, громко продолжает. – Я решил проблему с твоим сраным разводом!
Уильям боялся Риордана и сам не понимал, почему. Зато Билли очень нравился Иерусалим — хотя бы за то, какой страх он внушает своим видом. Голос, сидевший в голове Уилла долгое время, смог изучить своего хозяина достаточно хорошо для того, чтобы понять, что тот чувствует, о чем думает. Уровня развития пока не хватало для того, чтобы разобраться в реальном положении вещей и провести анализ, но определенные выводы Билли для себя обозначил. И один из них — с мистером Риорданом нужно быть осторожнее.
– Надо что-то делать с ней, – Ясперс неопределенно машет рукой в сторону трупа, опустив глаза в пол и пытаясь восстановить нормальный ритм дыхания. – У тебя есть варианты?
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:25:00)
Куда больше самого факта убийства Штефана смущает то, как разговаривает Уильям. Он вполне понимает, почему несчастный психиатр не выдержал и прикончил его жену. Будь у Иерусалима чуть больше свободного времени, и находись Обри прямо сейчас в городе — и он бы с удовольствием сам свернул Марго тонкую шейку, заодно позаботившись о том, чтобы ее тело больше никто и никогда не обнаружил. К сожалению, Обри из города уехал, и ликвидацией трупов до его возвращения заниматься совершенно некому.
Другой (и очень хороший вопрос), откуда в приличном мистере Ясперсе проснулось сквернословящее нечто с шотландским акцентом. Люди, даже в состоянии аффекта, не меняют прононс. Не будучи лингвистом, Иерусалим все-таки в этом уверен. И его догадки подтверждаются, когда тварь продолжает говорить, упоминая собственное тело, как постороннего, пускай и хорошо знакомого человека. Раньше Штефан читал о раздвоении личности разве что в художественной литературе и редких научных публикациях. Видеть подобное чудо собственными глазами ему не приходилось.
— Ты абсолютно прав, — сощурившись, отвечает Иерусалим и медленно идет к столу. Он не знает, держит ли Ясперс в одном из ящиков пистолет, но если так, лучше пресечь попытку твари завладеть оружием и нафаршировать его пулями. Усевшись на край стола, Штефан скрещивает руки на груди и без сожаления разглядывает сперва Марго, а потом многочисленные кровавые пятна. Заранее прикидывает масштаб работы: за время сотрудничества с Обри он уже научился прибираться на месте преступления так, чтобы полиция рыдала родниковой водой, не имея ни единой зацепки.
— У тебя есть имя? — как ни в чем не бывало интересуется Штефан, предположив, что называть тварь Уильямом чревато последствиями. Вдруг она представляется каким-нибудь Брюсом Уэйном и впадает в священную ярость берсерка, когда кто-то путает ее с основным владельцем тела. Всякое может быть. Иерусалим располагается поудобнее, притянув одно колено к груди, и скептически хмыкает:
— Ну, хоть у кого-то стоит на мою жену.
Он зевает, клацнув челюстями, и ждет ответа. Штефан еще не знает, хочется ему помогать встрявшему по самые гланды Ясперсу и твари из его головы, или проще вызвать полицию и разыграть драму.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]Билли видит, как опасливо двигается Иерусалим, хотя последнему, конечно, не привыкать к виду своей убитой супруги — одна уже так кончила. Но Билли быстро понимает, что дело вовсе не в трупе, замечая, как отстраненно и скупо отреагировал на смерть своей жены новоиспеченный вдовец: дело в самом Билли. Действительно, не каждый день увидишь раздвоение личности, а, учитывая, что Билли иногда забывает о том, что на самом то деле тело не его, ситуация может выглядеть крайне абсурдно и временами даже комично.
– Бля, точно, – Билли картинно бьет себя по лбу окровавленной рукой, весело хихикая. – Забыл представиться. Я Билли.
Он протянул Штефану руку для рукопожатия, но, посмотрев на подсохшие сгустки крови и частички отколовшегося черепа на ладони, опустил ее и небрежно обтер о штаны.
– Когда живешь в чужом теле, особенно таком убогом, как у Вилли, приходится смиряться с положением вещей, – он ухмыляется, приподнимая покрытую кровавыми пятнами белую рубашку и хлопая себя по плоскому животу. – Разве мужик должен выглядеть вот так?
Билли весело смеется, словно ни в чем не бывало, но подернутое безумием и очень напряженное выражение лица выдает его с потрохами; эйфория медленно сходит, и Билли начинает немного злиться на Иерусалима за то, что тот его прервал (сколько всего интересного он мог сделать с миссис Риордан, пока она еще была теплой). Но это ощущение быстро сменяется любопытством. Краем глаза Билли следит за передвижениями Штефана; даже несмотря на то, что Билли его не боится, он не настолько туп, чтобы пренебрегать их с Вилли безопасностью. Мало ли что может взбрести в голову бывшему военному. Тем более, когда перед тобой чокнутое альтер-эго твоего психотерапевта.
– Да, она была горячей бабой, – он еще раз осматривает труп Марго, нервно облизывая губы. – Но остывшей она мне нравится больше. Она так много пиздела. Почему ты раньше ее не грохнул?
Билли смеется, а затем поворачивается к Штефану спиной и вплотную подходит к трупу, ногой прижимая отяжелевшую голову Марго и несколько поворачивая ее лицом к себе. Билли не смущает то, как из отверстия в затылке начинает вытекать кровь вперемешку с размозженными мозгами и осколками костей, ему это зрелище даже нравится. Какой же он все-таки больной ублюдок.
– Это дурацкое тело не подходит для тяжелой физической работы. А твое как раз сгодится, – он приседает, как-то очень ласково и даже трепетно убирая рукой окровавленные и прилипшие волосы с лица женщины, в контраст к предыдущему грубому жесту, а затем поворачивается к Иерусалиму и говорит через плечо:
– Поможешь мне ее вынести?
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:25:12)
Какого-нибудь другого человека — более впечатлительного или менее отбитого на все извилины, — наверняка бы смутило зрелище окровавленной супруги, чью голову рискует раздавить чужой ботинок. Иерусалим тоже морщится, всем своим видом демонстрируя крайнее неодобрение, но по иной причине.
— Ну и куда ты ее потащишь? Хочешь, чтобы Ясперс пришел в себя в доме, забрызганном мозгами? — покачав головой, спрашивает Штефан и смотрит на Билли бесконечно терпеливым взглядом, какой обычно приберегает для своих особо одаренных студентов. На демонстрацию оголенного торса он практически никак не реагирует, хотя дернувшиеся в улыбке уголки губ тот мог бы заметить, если бы пригляделся к Иерусалиму повнимательнее. В каком-то смысле Штефан вполне себе разделяет позицию Билли относительно мужских тел. Вот это тощее, ребристое и костлявое, что собой представляет Уильям Ясперс, на эталон привлекательности не тянет совершенно. Бедный Билли, ему не оставили выбора.
— Сперва расскажи мне, какого такого хуя я должен помогать тебе избавляться от трупа, когда можно просто позвонить копам, и уже завтра бедолагу психиатра посадят пожизненно. Это если повезет. Тут столько улик, что в одиночку ты это до выходных не уберешь. Поэтому можешь начать меня убеждать прямо сейчас. И придумай что-нибудь стоящее, — дернув бровью, ласково сообщает Иерусалим и умолкает в ожидании интересного представления.
— В камере будет некого убивать и трахать, Билли, — скучающим тоном протягивает Штефан после нескольких долгих секунд тишины. Ему кажется, что он слышит, как в башке у твари крутятся шестеренки.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]– Он не очнется в ближайшие два часа, – отвечает Билли, все еще сидя на корточках. – Он боится. Пока здесь будет кровь и я не стану чувствовать себя в полной безопасности, он не вернется.
Билли встает и выпрямляется, судорожно выдыхая. Дипломатия — не его конек, никогда им не был и не будет. Сейчас, чувствуя, что ни о никакой благодарности и взаимности (как можно так относиться к человеку, который избавил тебя такой тяжелой обузы?) не может идти и речи, Билли понимает, что им с Вилли может грозить что-то гораздо серьезнее тюремной камеры. И именно сейчас он очень расстраивается, что он — не Вилли. Тот умеет заговаривать зубы. Он также не удивлен тем, что Иерусалим не слишком жаждет убивать свое время на подтирание задницы обосравшегося психопата. Правда, Билли надеялся, что Штефан станет спрашивать «А что мне за это будет?» уже после того, как они все сделают. Но судьба — как, в принципе, и всю «жизнь» Билли — в данный момент показывает ему свою голую задницу.
– Я не умею вести такие беседы, – признается Билли, бессильно опуская руки. – Так ты лучше с Вилли разговаривай, он мастер решать такие вопросы мирно. А вот я очень хорошо умею врать. – он, все еще стоя спиной к Иерусалиму, откидывает голову назад и, шумно набирая в легкие побольше воздуха, продолжает. – Скажу, что ты хотел избавиться от своей женушки и заплатил мне. Я знаю, у нас тут новый шериф появился, видел краем глаза, как Вилли газету читал. Мне кажется, ему эта история понравится.
Не факт, что это могло прокатить, но у Билли не было выхода. Если забирать кого-то с собой на тот свет, то кого угодно да побольше, а учитывая, что Иерусалим ему был симпатичен (но не была симпатична вероятность сесть из-за него), такой сосед по геенне огненной ему бы подошел идеально.
– И тогда нам с тобой вдвоем не будет скучно в камере. – он поворачивается к Штефану, ловя его полный терпеливого ожидания взгляд. – Тебе не кажется, что сесть за соучастие в убийстве жены, не желающей подавать на развод — это хуевая перспективка?
Он криво улыбается ровными зубами Уилла, а потом подходит к своему... то есть, к столу Уильяма, на котором до сих пор сидит Иерусалим. Он заглядывает в ящик стола, затем в другой, а потом, словно опомнившись, резко выпрямляется.
– Я забыл, что этот мудак не курит. Есть сигарета?
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:25:23)
Штефан не любит, когда кто-то рядом с ним совершает резкие движения. В такие моменты он начинает нервничать, а нервничающий Иерусалим может наломать столько дров, что хватит обогреть небольшой аляскинский городок во время полярной ночи. То есть, дохренища. Билли, очевидно, об этом не догадывается. До того момента, как ему в горло упирается s-образное зазубренное лезвие: Штефан вытаскивает складной нож из-за пояса и разворачивается до того, как тварь успевает среагировать. Очевидно, у тела Ясперса куда больше недостатков, чем у того, которое годами выстраивал себе Иерусалим. И, очевидно, это самое тело не подумало, что человек его комплекции умеет двигаться настолько быстро.
— Только дай мне повод, — вежливо предупреждает Штефан, солнечно улыбаясь. Не нужно быть специалистом в холодном оружии, чтобы догадаться — тупой кухонный тесак он бы при себе носить не стал. Такая игрушка, как Civilian от Спайдерко, способна в правильных руках сделать из человека набор лоскутов в виде паззла "собери сам".
— Все еще хочешь мне угрожать? Подумай дважды, — изменившись в лице, шипит Иерусалим. Он терпеть не может, когда его пытаются поставить на место. Билли следует это запомнить. Иначе им придется тяжело.
Выдержав паузу и убедившись, что тварь не горит желанием попрощаться с жизнью — суицидальных настроений у Билли явно нет, и это хорошо, — Штефан все-таки убирает нож и как ни в чем не бывало отходит подальше. На вопрос о сигаретах он никак не реагирует: курит Иерусалим крайне редко, и привычки носить пачку с собой у него тоже давным-давно нет.
— Ты знаешь этот дом получше меня. Пищевая пленка, любая непромокаемая ткань... дождевой плащ, хотя бы. Все, что угодно подойдет. Я не буду класть в машину истекающее кровью тело, — сухо комментирует Иерусалим, обходя кровавую лужу по внушительному радиусу. Все-таки, жаль, что Обри так не вовремя уехал из города. Было бы значительно проще. А так — придется выкидывать тело, зная, что его рано или поздно обнаружат. Дерьмо.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]Естественно, Билли не успевает отреагировать на изменения, происходящие вокруг него — когда он поднимает голову, то Иерусалима уже и след простыл. Билли почувствовал необычное давление около шеи. От периферии до довольно развитого мозга Уилла, который Билли не умеет использовать на сто процентов, нервный импульс доходит не сразу, но дело тут даже не в способностях мозга. Дело в неподготовленности, а также в пониженной скорости реакции, которой Уилла наградила природа наряду с медленной свертываемостью крови. Билли очень запоздало понимает, что удар уже окончательно остывшей Марго давно сказался на нем, но боль в животе и неприятное давление от открывшегося капиллярного кровотечения дали о себе знать именно сейчас.
– Ты просил аргументы, – когда Штефан отстранился, Билли потер шею, а потом посмотрел на свои пальцы: пятна свежей крови поверх засохшей говорят о том, что кому-то придется убирать еще и кровь Уильяма. – Я их тебе предоставил.
Он пытается вспомнить, чем можно остановить кровь. Но его умственных способностей не хватает на то, чтобы вспомнить, как же называется этот препарат. Зато Билли знает, где он лежит.
– Погоди, Штефан, мне нужно сделать инъекцию ви… вида… вита… Блядь, я не помню, как называется эта хуйня. Короче, мне надо сделать инъекцию, иначе тебе придется убирать два трупа.
Помня о том, как быстро мгновением назад Иерусалим оказался у него за спиной, Билли очень выразительно посмотрел на Риордана, всем своим видом пытаясь показать, что никакой хуйни он больше творить не будет; кровь, стекающая по шее, щекочет кожу и Билли грубо скоблит ее постриженными до основания ногтями, размазывая ее по шее и раздражаясь от того, что зуд не уходит. У него сильно крутит живот, а это верный признак того, что ему стоит поторопить свою задницу и немного быстрее соображать.
Он вырывает ящик из стола и тот с грохотом падает на пол; Билли окровавленными руками хватает бумаги Уилла, вероятно важные для того, но являющиеся макулатурой для Билли — ему похуй на то, что Рид-перфекционист будет вонять по этому поводу. Пусть скажет спасибо, что Билли помнит о возможных последствиях порезов и травм.
– Сука, где эта чертова хуйня?! – Билли в порыве ярости разрывает бумаги, а потом, резко остановившись, взглядом находит на дне ящика шприц с названием какого-то там вещества. Он вынимает ремень из штанов, перевязывает им руку, разминает кисть, а потом, зубами открывая колпачок шприца, вонзает иглу во вздувшуюся вену. Билли помнил, что Уильям всегда делал точно так же, правда, обработав перед этим место инъекции и не с такой яростью вводя шприц. Такое понятие как асептика было для Билли обычным набором букв, а потому после таких операций у Уильяма повышался риск ампутации руки или, что еще хуже, развития сепсиса. Но не будем о грустном.
– Вот теперь я, возможно, не сдохну, – Билли бросает шприц в сторону и отправляет туда же ремень; здесь и так беспорядок, хуже не станет. – Ты так больше не делай. Если надо — просто дай мне в морду, не надо этих ножей. – Билли как-то очень грустно и будто бы обиженно смотрит на Штефана, поджав губы, а потом его лицо снова приобретает прежнее выражение, подобное психопатам, убийцам, насильникам и иже с ними.
– На кухне есть пищевая пленка, ее там много: Вилли каждый раз забывает, что уже купил ее, когда берет в магазине.
Он снова щупает кожу на шее; кровотечение не останавливается и Билли не знает, как реагировать, потому что не помнит, за сколько по времени должна произойти его остановка.
– У Вилли какое-то заболевание, я точно не помню, как называется эта хуйня, но суть в том, – он медленно поднимается с пола, неловко направляясь к двери из кабинета. – Что обычные травмы и порезы могут обернуться большой проблемой. Что-то там с кровью, она плохо останавливается. Короче, не повезло чуваку, совсем.
Билли откровенно любит попиздеть, особенно тогда, когда предоставляется такая возможность. Мало того, что во время пребывания «в голове» он практически не затыкается — Уильям, правда, с недавних пор научился прикрываться активной мозговой деятельностью, которая плавит мозги Билли и тот быстро сливается — так еще и во время «владения» телом он только и делает что говорит.
– Я принесу пленку.
Через пару минут Билли возвращается с пятью упаковками пищевой пленки. Они маленькие по ширине, но, как ему кажется, если грамотно их применить, то покатит.
– Короче, говори мне, что надо делать. Я в этом нихуя не шарю. – он аккуратно поднимает софу и укладывает на нее упаковки с пленками. – Мы в прошлый раз Агату просто так оставили гнить, ничего не убирали.
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:25:38)
Привычка быть всегда начеку не позволяет ему расслабиться, несмотря на то, что альтер-эго Уильяма изрядно его забавляет. Билли напоминает Штефану ребенка. Жестокого, дурного, больного на всю голову ребенка лет тринадцати, который делает то, что ему подсказывает изощренная фантазия, помноженная на вечный гормональный сбой. Нет смысла держать тварь за равного себе. Но и недооценивать Билли нельзя: мало того, что Ясперс сам по себе психически неуравновешен, так еще и его вторая личность демонстрирует все грани безумия. Не факт, что в следующую минуту Билли не стукнет в голову пришить еще и Штефана. Чисто за компанию, чтобы можно было сказать, что они с Марго жили счастливо и умерли в один день. Поэтому Иерусалим держится осторожно, и на некотором расстоянии.
Он наблюдает за тем, как Билли вкалывает себе какую-то дрянь, и кивает, показывая, что понял и запомнил: трогать это хилое тельце в следующий раз не стоит. Чего доброго, и в самом деле откинется. Полнейшая антисанитария подобных инъекций волнует Штефана мало. Если спустя неделю Уилла не станет, он особо не опечалится. Его вообще мало трогает чужая смерть как таковая. Хотя провоцировать, пожалуй, резона нет.
— Свертываемость пониженная, — подсказывает Иерусалим и ждет, пока Билли прибежит из кухни с пищевой пленкой.
— Ты бы ее пластырем залепил, дурень, — почти по-доброму советует Штефан, осторожно присаживаясь на корточки рядом с Марго. Вытаскивает из кармана куртки кожаные перчатки — потом можно будет выкинуть, не жалко, — и приподнимает голову жены за волосы, делая Билли знак, чтобы тот подошел.
— Держи, — командует он, а сам тем временем осторожно оборачивает разбитый череп Марго пленкой на несколько раз. До тех пор, пока пленка не ложится плотным слоем, скрывая под собой и алое месиво, и заботливо подложенные кусочки черепа. На всякий случай Иерусалим заматывает еще и шею, увлеченно превращая мертвую супругу в мумию, а потом оттаскивает ее в сторону. Чтобы не пачкалась.
— Тащи тряпки, воду и какое-нибудь моющее средство. Спирт, если есть. С телом потом разберемся. Надо дом в порядок привести, — говорит Штефан, радуясь, что крови не слишком много, а в кабинете практически нет мебели. Да и та, что есть, обтянута кожей. Будет легко оттереть случайно попавшие капли.
— И, кстати, что за история с Агатой? Тоже твоих рук дело, маленький ублюдок? — хмыкнув, спрашивает Иерусалим, когда Билли возвращается с необходимым минимумом отчаянной домохозяйки. Ползать, вытирая пол, конечно — не мужское занятие, но выбирать не приходится.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]Билли осторожно берет голову Марго и с интересом и каким-то благоговением смотрит на то, как Иерусалим бережно обматывает голову своей жены пищевой пленкой. У Билли горят глаза, он старается не шевелиться, чтобы не мешать. У Билли, как уже можно было заметить, довольно странное (читай: извращенное) понятие о красоте. Но чего можно было ожидать от внутреннего демона психотерапевта? Когда человек каждый раз сталкивается с чужими психологическими проблемами, которые частенько бывали и на сексуальной почве — Билли не вспомнит, сколько у Уилла было пациентов-извращенцев и фетишистов — он начинает относиться к этому практически нормально, так, будто в этом нет ничего особенного. Билли же всегда было интересно, что чувствуют люди, у которых развиты патологии такого рода — точнее, он просто не понимал, почему у них может на это вставать. Но по мере впитывания всего того дерьма, которым такого рода пациенты пичкали Уильяма, Билли становился таким же, как они. Он объединил в себе все сексуальные девиации, которые только можно, а когда эта квинтэссенция людских пороков помножилась на неутолимый сексуальный голод, вызванный извечным воздержанием Уилла от половых сношений, Билли окончательно сформировался в то, что сейчас с нескрываемым вожделением смотрело на работу Штефана.
– Кру-у-уто, – восхищенно произносит Билли, наблюдая за тем, как тело его жертвы постепенно превращается в мумию. – Будто бы в коконе!
Он улыбается все той же нервной улыбкой (не хватает только шрамов на щеках от уха до уха), не переставая через каждые двадцать-тридцать секунд облизывать горячие от волнения губы. От созерцания прекрасного зрелища его отвлекает просьба, но Билли уже не злится на Штефана — тот ведь согласился ему помочь. Билли быстро кивает Иерусалиму, а потом снова ненадолго уходит, дабы выполнить просьбу.
...
Билли приносит ведро с теплой водой, флакон с медицинским спиртом, мусорные пакеты и несколько полотенец — тряпки он не нашел; присаживается рядом с Иерусалимом, протягивая ему одно полотенце.
– Тогда я первый раз завладел телом так надолго, – Билли открывает флакон со спиртом и щедро наливает его на сложенное в четыре раза полотенце. – Вилли был пьян, бил себя кулаками по голове. Он сильно нажрался, потому я легко смог «выйти». Агата была с ним, пыталась успокоить и помочь. Вилли не нравился ее жених, он был каким-то распиздяем и частенько побивал ее. Агата всегда делала вид, что все хорошо, но даже, блядь, я понимал, что к чему. Мне он тоже не нравился.
Он встает и подходит к кофейному столику, затем снимает с него вазу и обтирает место, на котором она стояла, полотенцем.
– В итоге, когда я вышел, я попытался убедить ее уехать с нами. Она сразу поняла, что я не Вилли — он рассказывал ей о «Голосе». Блять, ненавижу, когда он меня так зовет.
Билли с силой сжимает вазу и очень зло смотрит на ее окровавленное дно, а затем берет мусорный пакет и отправляет ее туда.
– Агата мне нравилась. Ну да, они были братом и сестрой, но, бля, я то не ее брат. Если бы я трахнул ее, в этом бы не было ничего страшного, – он заканчивает вытирать софу и подходит к письменному столу, кидая на него полотенце. – Она сопротивлялась, и я ее убил.
Билли произносит это с сожалением, потому что в тот раз он тоже не смог насладиться телом Агаты после ее смерти: алкоголь, вырубивший Уильяма довольно быстро, не сразу подействовал на сознание Билли. Однако, он не учел, что тело у них все-таки одно.
– Очнулся я в машине, когда Уилли, свеженький и очень испуганный, ехал в аэропорт. Я снова хотел выйти, но повода не было. Пока твоя жена не появилась, – Билли поднимает с пола ящик и вытряхивает все его содержимое в мусорный пакет.
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:25:51)
Штефан несколько секунд ошарашенно наблюдает за тем, как Билли выливает половину флакона на полотенце и начинает протирать им то место, где стояла окровавленная ваза. Потом мысленно чертыхается про себя и с трудом сдерживает нервный смех: по большому счету, тварь ни в чем не виновата. Из них двоих только Иерусалим достаточно много работал с Обри, и имеет какое-никакое представление о том, что спиртом кабинет отмывать бессмысленно. Если, конечно, Билли не ставит себе целью надышаться и забыться.
На всякий случай Штефан решает не сообщать, что спирт просил принести для самого Билли. Точнее, для хоть какой-то пост-дезинфекции его пореза и проведенной в вену инъекции. Тварь выглядит довольно деятельной и активной. Иерусалим не видит причин ее так расстраивать: тем более, что спирт, будучи все той же жидкостью, в конечном итоге неплохо оттирает кровь. Воняет, сука, жутко, но с задачей справляется.
— О, моя жена заставила бы выйти кого угодно, — ухмыляется Штефан, поддакивая Билли по ходу истории. Причины, по которым Ясперс (теперь уже, впрочем, понятно, что фамилия действительно не является настоящей, тут он был прав в своих подозрениях) сорвался с места и переехал в Галифакс, становятся очевидными. Убийство сестры в состоянии измененного сознания. Тяжело объяснить такое полиции, а если и получится, учитывая прецедент с Билли Миллиганом, в дурдоме Уильяму были бы рады ближайшие лет десять, не меньше. Такая себе перспектива.
— Пройдись, погляди, чтобы осколков не было. Я сейчас, — говорит Иерусалим и выходит из кабинета. Поверхностный осмотр шкафчиков в ванной комнате и кухне приносит свои плоды: он находит и несколько пар резиновых перчаток, и невероятный арсенал чистящих средств. Уилл, в отличие от своего больного приятеля, явно заботится о состоянии дома и собственных рук. Неудивительно, если знать о его проблемах с кровью и травмами.
Штефан возвращается, щедро выливая в ведро с водой половину емкости со средством для мытья полов. Вода почти сразу становится розовой — стоит лишь прополоскать полотенце, — но его это особо не волнует. Потом можно будет поменять и повторить процедуру. Главное, убрать основной пиздец, тогда все будет значительно проще.
— Значит, ты грохнул его сестру и мою жену. Неплохо, неплохо... но слишком топорно. Копы вас рано или поздно найдут, если будешь вести себя так неаккуратно, — поцокав языком, отмечает Иерусалим и в очередной раз отжимает полотенце.
— В следующий раз звони мне сразу, как закончишь. Сегодня нам не очень повезло — Обри уехал к родственникам жены в Торонто. Обычно этим всем занимается он, и делает это намного быстрее. Раз его нет, придется где-то ее подержать, пока он не вернется... — задумавшись, сообщает Штефан и внимательно смотрит на Марго. Вспоминает, сколько места осталось в его морозильной камере в подвале. Никто не хватится ее раньше, чем придет время судебного заседания. А до ордера на обыск дома дойдет и вовсе нескоро.
— У нас есть еще часа... два. Влажный воздух, температура низкая, коченеть будет дольше, — скорее для себя, нежели для Билли, подсчитывает он.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]Он вставляет ящик обратно в стол, а потом, взяв со стола полотенце, протирает им ручку ящика. В нос бьет резкий запах спирта, но у Билли он не вызывает никаких неприятных ощущений; играет роль все то же извращенное восприятие реальности. То, что другому человеку по виду, запаху, ощущениям и вкусу кажется отвратительным, для Билли является вполне нормальным или даже прекрасным. Закончив с письменным столом, Билли поднимает голову и послушно кивает Иерусалиму. Прополоскав полотенце в ведре, он возвращается обратно к столу и, приседая, собирает разорванные и окровавленные листы с записями Уильяма. Он пробегает по ним взглядом — половину аббревиатур и определений он не понимает, но что-то все-таки проходит сквозь его глубокую неграмотность — и взглядом находит надпись «Штефан Риордан». Билли с интересом разглядывает листок, не забыв перед этим убедиться в том, что Иерусалим еще не вернулся. Ровный, практически идеальный почерк Уильяма читается очень легко, и Билли, не в силах побороть зудящее в груди любопытство, быстро читает написанное.
Пациент подвержен апатии, проявляющейся в попытке отдалиться от окружающих, их (и своих в том числе) переживаний и проблем, отсутствии сострадания. Много говорит, но разговоры по большей части на материальные темы: складывается ощущение, что тишина угнетает его и он пытается заполнить ее разговором. Он тяжело формулирует свою позицию на тему отношений между людьми, чувствами к кому-либо, переживаниями. Как правило, он может четко обозначить причину отрицательного отношения к человеку, но при вопросе о том, что ему нравится, пациент отвечает с позиции выгоды, об эмоциональной привязанности не упоминает. Диагноз: посттравматический синдром на фоне гибели близкого человека, проявляющийся в немотивированной бдительности, притупленности эмоций (основной синдром), приступообразной бессоннице и синдроме подмены. Он находит множество ассоциаций погибшей со своей нынешней партнершей, в результате примеряя на последнюю ситуацию, послужившую причиной ПТС. Ему тяжело говорить о случившемся, его рассказ имеет описательный характер: он не говорит о том, что он чувствовал в этот момент, что чувствовали окружающие, только то, что они делали или говорили. О своем отношении к их действиям и словам он также не упоминает.
Билли понимает меньше половины прочитанного, но определенные выводы делает. Затем он складывает листок два раза пополам и аккуратно кладет его в карман штанов. Пожалуй, эта штука еще может пригодиться им обоим.
Когда Иерусалим возвращается, Билли продолжает собирать клочки бумаги, разорванные во время поиска им нужного лекарства. Осмотрев помещение с этой позиции, он решил, что каких-либо осколков, кроме осколков черепа, здесь быть не может: вазы не разбились, стеклянных шкафов или иных предметов мебели здесь не было, а вот на бумаге было столько их с Уиллом крови, что можно было насобирать на завтрак вампиру. Кстати, ощущение стекающей по коже крови исчезло, а значит та штука все-таки подействовала. Билли облегченно вздыхает и, отправляя в мусорный пакет последнюю бумажку, поднимает голову на Штефана.
– Я тебя понял, – он смотрит на Иерусалима с нескрываемым удивлением, вспоминая, что было написано в той бумажке. – Номер у меня есть.
Не стоит лишний раз переспрашивать, что Иерусалим имел в виду — на это у Билли хватает мозгов, как и на то, чтобы воздержаться от вопроса о надобности такого специалиста, как Обри. В его голове выстраивается кое-какая логическая цепочка, собранная с горем пополам: быструю реакцию и мастерское владение холодным оружием можно списать на военное прошлое, но наличие «чистильщика», конечно, не наведет на определенные мысли только совсем дубового. Однако, любопытство берет верх над Билли — как, в принципе, и все его пороки — и он спрашивает:
– И как давно ты занимаешься… всем этим? – Билли с интересом смотрит на Штефана, завязывая мусорный пакет.
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:26:08)
Острое чувство жалости появляется внезапно и тревожит Штефана те несколько минут, что он старательно отмывает пол. Он споласкивает тряпку, вытирает кровавые разводы и думает о том, что Марго, какой бы капризной шлюхой ни оказалась ближе к финалу, все-таки не заслуживает подобной смерти. Только не от рук психопата, судорожно моля о помощи и выцарапывая право на существование. Да, от нее всегда хватало неприятностей, а суета с разводом изрядно попортила ему нервы, но, все-таки, стоило уладить вопрос самостоятельно. Штефан умеет убивать. И, в отличие от Билли, он умеет делать это быстро и милосердно. Разумеется, когда не задается целью как следует поразвлечься.
Приступ сострадания проходит так же быстро, как и завладевает его мыслями. Прагматичный ум Иерусалима не рассчитан на долгие сантименты — его эмоции моментально блекнут, даже если появляются, что тоже происходит не слишком часто. Штефан заставляет себя не думать о Марго и без особых проблем переключается на уборку дома: помогает собрать мусор, тщательно осматривает комнату и не забывает наблюдать за тварью. Он двигается свободно и легко, ничем не выдавая страх или беспокойство, но все равно старается не поворачиваться к Билли спиной. Убить человека — дело нехитрое, если задаваться подобной целью. Даже такого человека, как Иерусалим: один направленный удар по затылку легко может определить его дальнейшую судьбу, а этого Штефану совершенно не хочется.
— Чем "этим"? Убиваю? Или прибираю за теми, кто не в состоянии оформить все без шума? Если ты о первом, то с шестнадцати лет. Ну а доброй феей заделался только что, — усмехнувшись, отвечает он. Навскидку пол и прочие поверхности в кабинете выглядят чистыми от крови и возможных отпечатков пальцев. На первое время этого должно хватить, а позже подключится Обри и сделает все в лучшем виде: копы, даже если станут ползать по всему дому, с лупой изучая каждый квадратный сантиметр, не найдут ни волоска, ни пятнышка. Иерусалим уже догадывается, что платить за это придется из собственного кармана, но его это не слишком тревожит — Штефан и без того имеет куда больше, чем может потратить. Деньги в списке его приоритетов занимают одну из последних строчек.
— Нам повезло, что дома стоят изолированно, но тащить ее вот так — плохая идея в любом случае, — немного подумав, говорит он.
— Ты умеешь водить? Или только вазами расшвыриваешься? Впрочем, неважно. Ищи ключи. Закинем в багажник, а там разберемся, — деловито распоряжается Иерусалим.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]Билли удивлен и это очень хорошо отражается на его лице: он ошарашенно смотрит на Иерусалима, когда тот отвечает, что убивать начал в сладкие шестнадцать. И это далеко не пугает Билли — с каждой минутой симпатия к мистеру Риордану только возрастает. Билли никогда не нравились слабаки — как в физическом, так и в моральном плане. Уильям был силен духом, но эта сила выпестовала в нем то, что сейчас следует указаниям Штефана, ища ключи от старого ягуара. Но физические характеристики доктора Ясперса действительно оставляли желать лучшего: Билли бы с удовольствием занялся спортом, если бы не обстоятельства, из-за которых он может овладевать телом. Ситуации, категорически не подходящие для того, чтобы совершенствовать свои характеристики, а также небольшое количество отведенного времени не дают Билли привести себя в форму. Хотя такой спорт, как расправа с жертвой, ему явно по душе.
Билли очень льстит тот факт, что Шефан все-таки решил ему помочь. Он только сейчас начал в полной мере осознавать опасность, которая не миновала бы их с Уиллом, будь мистер Риордан менее лояльным. Видимо, Билли чем-то понравился Иерусалиму, иначе бы первый давно бы лежал на полу рядом с Марго.
– Я водил машину только два раза, – говорит Билли, взглядом находя на одной из полок стеллажа ключи. – Но я видел, как Вилли это делает. Смогу повторить.
Он тянется к ключам, замечая, что его руки все еще в засохшей крови, но его это не смущает; Билли берет брелок в руки и с интересом вертит его в руках. Уильям забрал старый отцовский форд после того, как определил своего отца в дом престарелых в Солфорде. Когда встал вопрос о том, куда уезжать из страны, Уильям крайне не хотел расставаться с автомобилем — то ли из-за воспоминаний об отце, то ли из-за комфортности мустанга: в любом случае, ту машину он очень нехотя оставил на стоянке аэропорта. Так же, как и отца с развивающейся сенильной деменцией в доме престарелых. Обстоятельства были сильнее его: у Уильяма не было времени на то, чтобы ухаживать за родителем; у Агаты была своя семья, а с остальными родственниками они не общались. Иногда Уилл вспоминает об отце, но этот образ слишком размыт, слишком далек, чтобы влиять на эмоции: отец, как, собственно, и мать, никогда не были для Уилла близкими людьми. Своей семьей Уилл всегда считал только Агату. Но Билли лишил его и этого.
Вместо старого красного форда после переезда в Галифакс Уилл купил себе ягуар 95 года, как последнее напоминание о том, что у него все-таки были родители: отец всегда мечтал об этом автомобиле.
– Как мы ее понесем? Машина стоит ближе к входной двери, но я могу подогнать ее во внутренний двор, – Билли еще раз устремляет взгляд на Марго, а потом снова смотрит на Иерусалима. Да, Билли определенно повезло, что мистер Риордан не слишком жаловал свою бывшую супругу.
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:26:20)
Марго уже перестает быть податливым обмякшим куском мяса; процесс окоченения, пусть и медленно, но все же развивается в теле, которое Штефан перестает отождествлять со своей женой. Его жена готовила отвратительную лапшу брикетами, умудрялась жарить рис вместе с кастрюлями и недовольно шипела всякий раз, когда он слишком сильно сжимал ее бедра во время секса. То, что теперь лежит на полу в кабинете Ясперса, хоть и принадлежит бывшей миссис Риордан, но больше ей не является. Обычное тело. Он видел десятки таких же, если не сотни. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что в пищевую пленку их заматывать доселе не приходилось. Эдакий элемент новизны в их с супругой отношениях. К счастью или к сожалению, последний.
— Значит, за руль сяду я. А ты умойся пока, — безапелляционно заявляет Штефан, складывая в пакет использованные тряпки, после чего идет выливать мутную воду. Вернувшись, он завязывает полиэтиленовый мешок узлом, чтобы ничего не выронить по дороге, забирает у твари ключи и жестом предлагает Билли взять тело за ноги. Теоретически, ничего не мешает Иерусалиму закинуть труп на плечо и так вынести из дома, но он решает перестраховаться — разбитая голова, если будет болтаться внизу, рискует протечь или и того хуже.
— Тут вокруг хренов лес, так что до машины уж как-нибудь дотащим, — беззаботно пожав плечами, сообщает он. Дом ближе к границе города, на самом берегу, стоил ему бешеных денег, но явно окупился добрый десяток раз: в отличие от типовой застройки Галифакса, где жилища привыкли лепить одно поближе к другому, их с Ясперсом участки больше похожи на мини-парк и находятся в отдалении от оживленных дорог. Шестьсот пятьдесят тысяч долларов — вполне приемлемая цена за уединение. И трупы можно носить туда-сюда целыми днями, опять же.
Вместе они аккуратно складывают тело в багажник ягуара — приходится согнуть его в два раза, но мышцы, пока еще эластичные, неплохо поддаются, — и Штефан обходит автомобиль, чтобы устроиться на водительском сиденье. Спустя каких-то пять минут шины уже мягко шуршат по гравию на подъездной дорожке его собственного дома. Иерусалим подзывает к себе тварь, подхватывает то, что когда-то было его женой, и без лишней суеты идет ко входной двери. Он не беспокоится, что на территории окажутся посторонние: прочный забор исключает вероятность того, что кто-либо забредет сюда по случайности, а незваных гостей у Штефана отродясь не водилось. Деревья надежно скрывают их от чужих взглядов, и вскоре они с Билли уже спускаются вместе с трупом в подвал.
— Ммм. Придется убрать брокколи в холодильник на кухне, — радостно комментирует Иерусалим, освобождая морозилку.
[icon]http://savepic.ru/7569449.png[/icon][nick]Billy[/nick][charinfo]<b><a href="ссылка">Билли</a></b><div>36 лет, альтер-эго психотерапевта Уильяма Ясперса</div>[/charinfo][status]латентный некрофил[/status]Билли послушно выполняет все просьбы Иерусалима; ему не становится скучно, его очень увлекает времяпровождение такого плана. Все-таки в их с Уильямом жизни редко происходит что-то действительно интересное. Хотя, практический каждый выход Билли сопровождается массой всегда захватывающих, но редко — лицеприятных приключений. Уилл не любит покидать пределы своего личного кокона, который тщательно охраняет от вторжения, закрываясь сознанием Билли; последний же крайне любит свободу. Но Уильям пока не позволяет Билли в полной мере насладиться собственным существованием — у Ясперса чертовски крепкие мозги.
Иерусалим говорит, что машину поведет он, а потом отправляет Билли умыться; действительно, если большому глупому ребенку не напомнить, что у него руки и лицо чем-то испачканы (особенно если это чья-то кровь), то он сам об этом никогда не вспомнит. Билли уходит в коридор и направляется к ванной, попутно замечая, что у него начинает кружиться голова. Видимо, его время подходит к концу.
Умывшись, Билли возвращается и помогает Иерусалиму дотащить тело Марго до автомобиля; всегда казавшаяся мелкой и отчасти худой бывшая супруга Штефана оказывается весьма тяжелой ношей. Во всех смыслах этого слова.
Билли не смущает тот факт, что они несут тело, пусть и запакованное, прямо на улице, никого не стесняясь. Такое понятие, как осторожность, Билли пока не слишком свойственно, о чем можно было догадаться по тому, каким образом он убил Марго. Однако, дети обычно быстро учатся у своих родителей. Или у учителей.
Они укладывают труп мисс Риордан в багажник, а потом оба садятся в машину. Старый ягуар, несмотря на всю свою старость, выглядит весьма свежо: Уильям потратил много денег на перекраску автомобиля из темно-зеленого облупленного в серо-зеленый. К тому же, перфекционистская натура Рида сработала и в отношении внутренностей: он заменил практически всю начинку, превратив старую развалюху в очень неплохой раритетный автомобиль. Конечно же, не своими руками: мастерскую ему порекомендовал один из пациентов.
Билли сидит в кресле, ощущая, как его мысли постепенно начинают путаться. Когда они доезжают до дома Иерусалима, Билли практически не слышит окружающие звуки, но не подавет виду и, взяв себя в руки, все-таки помогает Штефану дотащить труп его жены до подвала. Когда они входят туда, Билли уже вовсе не распознает, что говорит Риордан, и проваливается в темноту.
...
Уильям открывает глаза и тяжело дышит. Он чувствует, как ноет живот, и щупает его руками, пытаясь понять, что с ним произошло… и где он находится. У него сильно саднит рука, крутит живот; он долго не может сфокусироваться на том, что находится впереди него, а потому усиленно моргает. Когда зрение постепенно приходит в норму, внимание Уилла (помимо того, что он находится не в своем кабинете) привлекает силуэт впереди него. Уилл находится слишком далеко, чтобы понять, кто перед ним стоит. Он делает пару шагов вперед, щурясь, и внезапно узнает в стоящем напротив мистера Риордана.
– Что… происходит? – Уильям зажмуривается, потирая переносицу, а потом ему на глаза попадается обмотанный пищевой пленкой труп. – Что это?..
Он ошарашенно смотрит на лежащую на полу мумию, резко отскакивая в сторону. Уильям помнит, как накричал на Марго, а после — пробел; осознание приходит далеко не сразу. Уильям переводит взгляд с тела своей пациентки на её уже бывшего мужа и растерянно моргает.
– Голос... убил ее? – он сглатывает вставший в горле ком и мысленно просит мистера Риордана дать отрицательный ответ.
Отредактировано William Jaspers (12.07.2015 03:26:32)
Не вовремя. Все, что Штефан может сказать по этому поводу — как же, блядь, не вовремя. Он замечает, что тварь явно куда-то поплыла, слишком поздно. Только когда Билли разжимает пальцы, и ноги Марго оказываются на полу, Иерусалим, наконец, осознает: к такому его жизнь не готовила. В первые несколько секунд он еще подумывает подняться наверх за нашатырем, а потом Уильям приходит в себя. В том, что это именно Уильям, сомневаться не приходится: черты его лица неуловимо меняются, на смену хищному любопытству приходит растерянный страх. Штефан аккуратно кладет труп на пол, скрещивает руки на груди и щурится, прикидывая, что ему со всем этим делать. Если Ясперс впадет в истерику, будет плохо. Если убить Ясперса, будет еще хуже. Пожалуй, не стоит принимать поспешных решений.
Он решает подождать и некоторое время наблюдает за Уильямом, который осторожно ощупывает живот и касается пальцами шеи. Штефан молчит, позволяя ему сделать выводы самостоятельно, бросает выразительный взгляд на тело и не отвечает на предсказуемый вопрос. Сам догадается, что это такое. Благо, не идиот.
— Билли. Он представился так, — вежливо поправляет Иерусалим, призывая себе на помощь все запасы терпения. Он надеется, что ничего из ряда вон выходящего больше не произойдет. В конечном итоге, если верить твари, для Уильяма это не должно стать совсем шокирующим откровением. Справился ведь он как-то после убийства Агаты. Переживет и смерть Марго.
— Он разбил ей голову. В вашем кабинете, мистер Ясперс, — без улыбки поясняет Штефан; его голос спокоен и размерен, словно Иерусалим объявляет прогноз погоды по области на ближайшую неделю. В среду в Галифаксе будет солнечно и ясно. Ожидаются небольшие осадки. Кровь легко отмыть мыльной водой. Приятного вечера, уважаемые радиослушатели.
— К вашему счастью, — он делает акцент на местоимении, давая понять, что делает врачу нехуевое одолжение, — мы оба знаем, что наш с Марго брак давно зашел в тупик. Иначе у вас бы заметно прибавилось работы и сеансов в следующем месяце, — Штефан улыбается, на этот раз весьма ехидно, и жестом указывает на труп бывшей жены.
— Поможете? Я уже освободил морозильную камеру, — уточняет он.
Уильяму хочется думать, что все происходящее — это очередной его кошмар. Он хочет думать, что никого не убили, что у мистера Риордана нет холодильника в подвале и он не хранит там трупы своих мертвых жен. Но слова Штефана убеждают Уилла в том, что его дела плохи. Очень плохи.
– Билли?.. – он вскидывает брови и на его лице отражается весь тот хаос, который творится в его голове; то, что тварь называет себя каким-то именем — это очень... это крайне плохой знак. Уильям отмечает это про себя, но на него сейчас давит столько фактов, что ему сложно сосредоточиться на чем-то одном. Он снова потирает переносицу, сильно зажмуриваясь, а потом поднимает глаза на Риордана.
– Я… я не знаю… – он переводит взгляд на запакованное тело Марго, а от интонаций Штефана у него холодеют руки.
Он убил его жену. Да, Уильям знает, что этот брак был фиктивным, но… Это дико. Настолько дико, что Уильям теряет дар речи и молча упирается взглядом в труп, не в силах даже двигаться: Уилл никогда не оказывался в настолько тяжелой ситуации. Но, раз Билли ушел, значит раньше… раньше было хуже.
– Хорошо, – оцепенение сходит и Уилл подходит к телу, нервно дергая плечами. Он неуверенно приседает, стараясь не думать о том, как именно Билли ее убил: все-таки хорошо, что Уилл ничего не помнит. Отвратительный звук трения пищевой пленки заставляет Уильяма морщиться, но не только это является причиной отвращения: под складками пленки немного разливается кровь, когда Уилл приподнимает Марго за ноги, чтобы сложить тело. Иерусалим прикладывает не слишком много усилий, чтобы согнуть окоченевшие суставы своей жены; Уилл подмечает это даже несмотря на сильное эмоциональное напряжение. Он на мгновение жалеет, что Голос ушел так поздно.
Когда тело Марго оказывается в морозилке, Уилл тут же отступает назад; ему кажется, что Штефан вполне может выкинуть какой-нибудь не слишком приятный номер. Например, убить Ясперса. Почему бы и нет? От сегодняшнего дня можно ожидать чего угодно.
– Мистер Риордан, – Уильям пятится, чувствуя спиной холод бетона. – Я хотел сказать… что я… я сожалею… Мне очень жаль, что так вышло.
Уильям редко теряет дар речи. Он привык к неадекватным пациентам, к их не всегда приятным рассказам, жутким фотографиям самоубийств и виду мертвого человека и его мозгов. Но все это — работа, это привычная среда, в которой Уильям давно приобрел стойкую толерантность ко всем проявлениям человеческого безумия. Убийство — это другое дело. После смерти Агаты он, пусть и не до конца, но отошел от тех ощущений, которые испытывал при виде ее трупа. И, практически восстановившись, он попадает в ситуацию, аналогичную той. Конечно, он теряется, он в замешательстве, и ведет себя… не так, как обычно. Он выглядит как загнанный в угол зверь, который знает, что умрет, но отчаянно сражается за жизнь. Уилл чувствует, как подкашиваются коленки, но стойко держится, глядя на рот мистера Риордана. Он боится смотреть ему в глаза.
Странное ощущение появляется и заявляет о себе, пока Штефан не сводит взгляд с Уильяма. Тот выглядит потерянным и напуганным, мнется, совершает множество несвойственных себе суетливых жестов и с трудом решается прикоснуться к трупу. Впрочем, он все же берет Марго за ноги и помогает Иерусалиму ее поднять. Остальное Штефан делает сам, милосердно избавляя своего психотерапевта от необходимости складывать тело, прижимать колени к ее груди и утрамбовывать получившееся "лего" в морозилке. Захлопнув крышку, он опирается на нее ладонью и размышляет, что делать дальше. Предложить Уильяму кофе? Попытаться его утешить? Пригрозить свернуть шею, если он кому-нибудь растреплет? Последнее кажется ему маловероятным. Уж если совесть не проснулась в Ясперсе, когда он бросил мертвую сестру в своем доме, то надеяться на это в случае с Марго и вовсе не приходится. Судя по всему, польская сучка раздражала не только законного супруга.
— Вы ускорили процедуру моего развода, Уильям. Весьма нестандартно, но я ценю проявления чужой фантазии, — говорит Штефан с самым серьезным лицом, которое способен изобразить. Он видит, что Уильям в ужасе, и все равно не может отказать себе в удовольствии немного над ним поиздеваться. Совсем чуть-чуть, чтобы не перегнуть палку.
— Давайте поднимемся. Я налью вам выпить, — после паузы предлагает Иерусалим, решив, что на сегодня вполне достаточно плохих шуток. Тем более, что никому, кроме него, не смешно. Билли исчез, словно его и не было, Марго свое отсмеялась, а Уильям меньше всего похож на человека, который без подсказки гугла способен понять, что такое черный юмор и юмор в принципе.
Он проходит мимо Ясперса, подмечая, как тот шарахается в сторону и с трудом остается на ногах; первым следует собственной идее, выходя из подвала, и направляется в просторную светлую кухню. Хорошей еды здесь не было давным-давно, зато отменного алкоголя хватает: Штефан сумел избавиться от привычки пить, но так и не смог перестать периодически его покупать.
— Выдыхайте, мистер Ясперс. Я не собираюсь сворачивать вам шею за то, что сделал... Билли, — честно признается Иерусалим, кончиками пальцев пододвигая к Уильяму стопку водки. Возможно, профессиональный опыт подсказывает тому, что Штефан никогда не лжет — в любом случае, Уильям несмело приближается и вновь растерянно застывает импровизированной статуей.
Странное ощущение становится вполне понятным. Штефан чувствует, что Билли нравился ему чуть больше.
Он мог предположить, что реакция Штефана будет не слишком адекватной для человека, который несколько часов назад потерял жену; он хорошо знает своих пациентов, а, учитывая, сколько сеансов они уже провели с мистером Риорданом, он знает его даже лучше, чем многих других. Его на мгновение удивляет такое спокойное отношение Иерусалима к смерти своей жены, а затем Уильям вспоминает, какие пометки делал в своих записях. Но от этого ему не становится легче: он только убеждается в том, что мистера Риордана нужно бояться.
Трупа больше нет, он исчез где-то в недрах морозилки, Уильям больше его не видит. Это заметно облегчает его состояние, а приглашение Штефана заставляет Уильяма немного расслабиться. Но он все равно по инерции вздрагивает, когда Иерусалим проходит мимо. Уильям еще раз опасливо оглядывается и следует за мистером Риорданом наверх.
Уилл останавливается в проходе, все еще чувствуя неловкость, но заметно успокоившись. Штефан наливает ему водки и Уильям с недоверием смотрит на стопку; с алкоголем у него отношения довольно натянутые хотя бы потому, что он пьянеет на раз-два. Уилл молчит, смотря то на стопку, то на Штефана, а потом аккуратно берет первую в руки и выпивает залпом; он морщится, чуть отведя голову назад, а потом смотрит на Иерусалима, сведя брови.
– Пожалуйста, не называйте его так, – Уилл ставит стопку на стол и опускает голову, тяжело вздыхая. – Он не должен осознавать, что он личность. Это только способствует расщеплению.
Уильям не знал, что говорить и делать в такой ситуации; алкоголь несколько усмирил сотрясающее грудную клетку сердце и освежил голову. Уиллу стало легче и он спокойно подвинул к себе стул, сев на него.
– Это ужасно, – после недолгой паузы говорит Уилл, опуская голову, и проводит ладонями по лицу вверх-вниз. – Я не думал, что это снова случится.
Он понимает, что сказал лишнего, но уже слишком поздно. Уилл поднимает глаза на Иерусалима и не видит на его лице удивления.
– Он рассказал Вам про Агату? – обреченно спрашивает Уильям. Видимо, болтливость Голоса сохраняется даже при владении телом.
Воспитание все-таки приносит свои плоды, хотя сказать, что влияние Кирана на приемного сына было сколько-нибудь велико, все-таки нельзя. Тем не менее, Штефан при необходимости вполне может быть тактичным и вежливым. Он любит поговорить, но умеет молчать и держать свои мысли при себе. Сейчас, например, Иерусалим никак не комментирует просьбу Уильяма не называть свою вторую личность по имени. Лишь кивает головой в знак того, что понял и учел.
Ему кажется, что провокацией расщепления является сам факт того, что Уильям не отождествляет Билли с собой, но Штефан никак это не комментирует. Он не психолог и уж тем более не психотерапевт.
Но он наблюдателен и умеет делать выводы. Когда Уильям упоминает Агату, Штефан кивает вновь, но в ответ говорит совсем иное.
— Вам следовало прекратить сеансы с моей... бывшей женой, когда Марго начала пытаться лезть в вашу голову, Уильям. Надеюсь, впредь вы будете предусмотрительны, — безжалостно подмечает Штефан, вовсе не собираясь утешать Ясперса тем, что он ни капли не виноват в убийстве. Угрызения совести, присущие многим приличным людям, вряд ли доведут его до суицида, зато вполне могут заставить вести себя осторожно. Роль уборщика на побегушках у Билли (впрочем, вопрос, кто бегал больше, является спорным) Иерусалиму не слишком нравится. Он хочет оградить себя от повторения.
— Я возьму полицию на себя. Вы скажете им, что Марго не приходила на сеанс и не отвечала на звонки. Обойдемся без глупостей, хорошо? — уточняет он, заглядывая Уильяму в глаза. Потом наполняет стопку еще раз и убирает бутылку: решает, что этого будет вполне достаточно. Незачем ему напиваться, это может вызвать лишние подозрения, если кто-нибудь узнает. Штефан предпочитает предусматривать все.
Мистер Риордан кивает в ответ на вопрос об Агате; Уилл закрывает глаза, выдерживая паузу, а потом вновь открывает их, чуть встряхнув головой. Его не прельщает тот факт, что Штефан теперь знает о его «слабости». Уильям не может на сто процентов доверять этому человеку хотя бы потому, что… они не друзья. Да, за время довольно продолжительного лечения у Уилла в голове сформировался определенный образ, который полностью соответствовал истинной натуре мистера Риордана, но на этом все. Этот человек был крайне скрытен и все, что выходило за рамки его проблемы и не могло помочь в ее решении, было под замком. Именно поэтому Уилл не мог довериться ему, именно поэтому он боялся его; он понимал, на что может быть способен Штефан, но подозревал, что эту величину стоит умножить на три.
Водка делает свое дело и буквально через несколько секунд Ясперс окончательно приходит в себя. Правда, зрение немного ухудшается, но это вполне естественно.
– Да, Вы правы, мистер Риордан, – Уилл без какого-либо стеснения соглашается со Штефаном, потому что понимает, что он абсолютно прав. – Я виноват в случившемся не меньше, чем… мое альтер-эго.
…но он не чувствует этой вины. Хотя отвечает именно так. Он понимает, что говорит Иерусалим, понимает, почему он так говорит. Однако Уилл не считает себя причастным к этому. Он не мог этого предугадать, хотя были определенные сигналы. И в смерти Агаты он тоже не винит себя. Возможно, именно поэтому Уильям до сих пор не может справиться с этой проблемой и вылечиться: он просто не в силах принять тот факт, что Билли — это часть него. И что с этой частью либо придется смириться и провести синтез, либо когда-нибудь его посадят на электрический стул.
– Я понял Вас, – Уильям смотрит на Иерусалима в упор и в его глазах рождается немой вопрос; он не озвучивает его, потому что умеет держать язык за зубами и додумывать все самостоятельно. Видимо, его подозрения на счет деятельности мистера Риордана все-таки оправдались. Днем он преподает математику в университете, а ночами складывает трупы в морозилку. Очень милый у него сосед.
Уильям внимательно следит за движениями Иерусалима. Тот наливает еще одну стопку, но Уилл жестом отказывается от предложения выпить.
– Спасибо, но мне нужно еще перегнать машину. А я без очков, – он уже давно заметил знакомый брелок на столе, а потому сделал вывод о том, что труп Марго они перевозили в его машине. Замечательно, просто замечательно.
Уилл встает со стула, чуть пошатнувшись от быстрой смены дислокации и всосавшегося в кровь алкоголя.
– Отдайте пожалуйста ключи.
Уильяму сейчас хочется только одного: принять теплый душ и лечь спать. Сегодня у него был слишком тяжелый день.
— Нет, — единственное, что произносит Штефан после нескольких минут молчания, пока Ясперс собирается с мыслями и приходит в себя. Больше он не говорит вообще ничего; молча выливает содержимое стопки в раковину, ставит ее туда же, потом забирает ключи и указывает раскрытой ладонью на дверь в пригласительном жесте. Не дожидаясь, пока Уильям начнет что-то жалобно мурлыкать в ответ, Иерусалим сам направляется к выходу. Когда неуверенно плетущийся следом Уильям оказывается на крыльце, Штефан запирает дверь и включает сигнализацию — в отличие от бывшей жены, он ни на минуту не забывает о собственной безопасности. Теперь, ко всему прочему, добавляется еще одна причина держать визитеров подальше от дома. Хотя он бы не отказался, чтобы труп Марго кто-нибудь украл. В коллекцию, например.
— Я сказал, нет, — почти ласково повторяет Иерусалим, заметив, что Ясперс неуверенно прет к водительскому креслу. Это его не устраивает; Штефан плечом оттирает Уильяма, кивает ему отойти и сесть с другой стороны. Устроившись за рулем, он подумывает позвонить Обри — рассказать о случившемся заранее, — но вовремя вспоминает, как тот относится к беседам о работе в неурочное время. Если Обри и впрямь сейчас находится вместе с семьей, разговаривать он откажется совершенно точно. А потом еще и донесет Фредди на младшего брата, который беспокоит порядочного человека в законный уик-енд.
По дороге Штефан, не реагируя на Уильяма, прикидывает, как будет подавать заявление в полицию. Ему не нравится перспектива напрямую лгать о том, что он в глаза не видел жену последние несколько часов, поэтому он наперед предполагает суть задаваемых вопросов и наиболее корректные вероятные ответы. Иерусалим почти уверен, что сможет обойтись без вранья, если задастся такой целью. Даже Доран, несмотря на весь свой скептицизм, признает, что у него отлично подвешен язык. Фредди выражается куда проще, называя братца пиздоболом. Правы, по сути, оба.
— Машину и ваш кабинет почистят через пару дней. Я зайду на следующей неделе. Как обычно, — любезно улыбнувшись, сообщает Штефан, когда останавливается у дома Уильяма и выходит. Обратно он доберется пешком.
Уильям удивленно смотрит на мистера Риордана, когда тот отвечает ему отказом; ему на мгновение кажется, что Штефан передумал оставлять Уилла в живых, а потому он невольно вздрагивает, когда Иерусалим приближается и забирает со стола стопку. Пожалуй, Ясперсу стоит взять недельный отдых от работы — он давно не чувствовал себя настолько потерянным и разбитым.
Он следует за Штефаном, еле волоча ноги. Пожалуй, садиться за руль прямо сейчас — действительно плохая идея, но, как кажется Уиллу, выбора нет. Когда они выходят на улицу, он машинально двигается к водительскому сидению, но его останавливает довольно ощутимое давление; Штефан оттесняет его от двери и повторяет сказанное пару минут назад. Обычно Уильяму не нужно повторять дважды, но сегодня его состояние действительно оставляет желать лучшего. Ясперс послушно садится на пассажирское, даже не одаривая мистера Риордана взглядом, на протяжении всего короткого пути до своего участка смотря прямо перед собой.
Они медленно подъезжают к дому Уильяма, и мистер Риордан разрывает тишину.
– Спасибо Вам… за все, – единственное, что Уилл может выдавить из себя в ответ; сам не понимает, насколько глупо звучат его слова. У него просто нет сил думать: он хочет немедленно провалиться в сон, чему поспособствует уже завладевший головой алкоголь.
Он выходит из машины и принимает из рук Штефана ключи. Мистер Риордан смотрит на Уильяма понимающим взглядом, но Уилл не чувствует себя уверенным в завтрашнем дне. Что может помешать Иерусалиму сдать его? Клятва на Библии? Слово скаута? Ясперс не может доверять этому человеку, но сейчас это является меньшей из всех его проблем: он боится заходить в собственный дом, боится увидеть там то, что может его шокировать. Он не спрашивает, много ли там осталось крови — он просто не будет заходить в свой кабинет на протяжении двух дней. Уильям надеется, что воспоминания об этом дне будут упрятаны глубоко в сознании отколовшегося Билли. Он и не подозревает о том, что призраки мертвых вскоре будут навещать его в кошмарах.
Вы здесь » FREAKTION » Архив завершенных эпизодов » 2014.12.04 bye-bye, my love
