Леон потуже завязал на шее красный шарф и последний раз за последние пятнадцать минут посмотрел в зеркало, что во весь рост стояло в бывшей комнате его старшего брата. Теперь в ней поселился брат младший. Не сказать, чтобы эта рокировка что-то принципиально изменила в их отношениях даже посмертно: для Леона Линдси по-прежнему оставался той еще кабачковой икрой, которой после хорошего секса на стене пишут "Ура!". Однако, приходилось признать, что хотя бы в плане быта средний из братьев Коэн устроился лучше.
Ну кто еще к тридцати пяти годам оформит на себя просторные двухкомнатные апартаменты с гигантской кладовой, да так, что ни одна канцелярская крыса не подкопается?
Такую же просторную постель пришлось покинуть по велению собственной зудливой левой пятки. За последний месяц она неоднократно сподвигала Леона на совершение увлекательных прогулок с интересными людьми, выучила его быстро изобретать способы оригинального вранья и при этом не палиться лицом, а кроме того, теперь Леон мог смотреть людям в глаза даже после того, как без каких-либо последствий убил троих человек, двое из которых оказались самыми что ни на есть обыкновенными людьми.
Один из них так и вовсе делит квадратные метры могилы с Линдси.
Леон набрал номер Сета, вышел из квартиры и привычным движением было ее закрыл, но потом понял, что ключ следует проворачивать три раза и в другую сторону. Пришлось прижать трубку плечом к уху.
— Сет, ты чего, как? Я уже собрался и еду, да. Извини что так поздно — отодрать себя от такой удобной постели ну ужас как непросто, особенно в свой законный выходной! Мне было так хорошо в ней одному, ага... ага... — он рассмеялся и закрыл дверь. Пнув ее напоследок и отдав тем самым дань памяти старшему брату, Леон быстро сбежал по лестнице и уже через полминуты резво забирался в такси и диктовал водителю адрес квартиры Сета. — Нет, ну серьезно, матрасы у Линдси были полный улет! Эргономичные пиздец, и греют отлично! Забегай как-нибудь попробовать. Фильмец, может, какой-нибудь посмотрим. Ладно-ладно, я буду спать на диване! Все, грей чай, скоро буду.
Леон прекратил вызов, откинулся на спинку пассажирского сидения и расслабленно улыбнулся. Тело молило об отдыхе. Любая активность воспринималась не так бодро, как, скажем, вчера, когда Коэн бодро катил тачку с трупом на территорию городского кладбища. Сил это предприятие пожрало изрядно,  а раскопка могилы — еще больше. Поэтому Леон был дико рад любой возможности не шевелиться.
Он попросил водителя остановить машину, затем расплатился и вышел. Такси еще не успело скрыться за поворотом, а Леон уже доставал второй комплект ключей — на этот раз от машины. Открыв водительскую дверь, он потянулся к зеркальцу и снял с него миниатюрный видео-регистратор.
— Ну что, Сет, прекращаем танцы, — с некоторой долей сожаления сообщил в глазок камеры Леон, отключая питание. Заперев машину, он сунул прибор в потайной карман куртки и как ни в чем ни бывало зашагал к двери квартиры Сета.
Звонить не стал, постучал в нее серией бодрых пинков.
— Открывай, Сетти! Пух пришел!

К перманентным приступам раздражения Сета Леон относился как к явлению природы. Он давно убедил себя в том, что тот на самом деле не хочет никого намеренно обидеть, причинить боль колким словом или взглядом, временами трудноопределяемым, а он просто такой, каким его создала мать-природа. Коэн пока ждал ответа по ту сторону двери, успел даже отпустить про себя шутку на тему того, что  Сет не могпоявиться на свет естественным путем. Вероятней всего, он вылезая из утробы матери сам тихо представился Сетом, спросил, в какой стороне находится дом и, запеленавшись, уехал, мрачно ворча по дороге на тему некомпетентности врачей и чрезмерной радости по поводу его появления на свет.
— Какое счастье для нас обоих что я не причислен при жизни к лику дибилов, — Леон ввалился в квартиру, пинком закрыв дверь. Сбросив с себя обувь и не особенно озаботившись вопросом аккуратности, он повесил куртку и метнулся на кухню, куда его так приветственно пригласил Сет. По дороге Леон успел взлохматить ему волосы, зажать в кратковременных, но оттого не менее крепких объятиях и ущипнуть за бок.
Умело совместив кипяток с чайным пакетиком, парой ложек сахара и кружкой, Леон занял свое место за кухонным столом и с любопытством оглядел интерьер помещения. В квартире Сета он, помнится, впервые. Мерно размешивая ложкой сахар в чае, Леон вертел головой, стараясь запомнить все, что видит. Мало ли, пригодится на будущее.
Ноги он подобрал под себя. Так сидеть было удобнее. Шарф свисал с его шеи до самого пола.
— Хочу сказать, что вряд ли ты смог помешать мне, возжелай я проникнуть в твою квартиру, — метким броском ложка улетела в раковину. Леон отпил из чашки, легкомысленно махнув свободной рукой в воздухе. — Ты же меня знаешь: если мне чего-то надо, я способен свернуть многое! Горы, шеи... кхм. Кхм. Да. Так вот, Сет, не бухти. Я в любом случае нашел бы к тебе дорогу. Лучше поведай-ка мне, чего хочешь? Не от жизни, понятное дело, от нее ты вряд ли хочешь больше, чем поспать и чтобы я побыстрее испарился, но все-таки: о чем болтать будем?

Леон повторил легкомысленный взмах рукой, только на этот раз придал жесту театральности. Сет, будучи эмоциональным сухарем, нуждался в ежесекундной подпитке и Коэн был счастлив обеспечить ее, пусть даже таким с виду идиотским способом. С чего он взял, что Йонссон — сухарь? Интуиция. Она нехило помогла Леону, когда тот изобретал способ раз и навсегда покончить с Юстасом; подсказала напугать обгоревшего мужика и навела руку с пистолетом, и Леон промахнулся намеренно; помогла не засветиться перед особенно интересующейся юной особой прекрасного пола и свинтить с пожарища раньше, чем его запалили пожарные. Короче, Леон доверял своей интуиции и решил с ней априори соглашаться. Она говорит, что Сет — сухарик, и Коэн кивает сухарику.
— Ой, брось. Ты вряд ли добежишь до бункера, если вдруг в Галифакс прилетит ядерная боеголовка.Бегаешь ты хреново, как и я... Я что-то читал о таком... это я о бомбе... классе в выпускном, по-моему это было. Ну и вот, скажу тебе на это, друг мой ситный, что все. Конец. Капут. Профукали мы свой шанс получить третью мировую. Не побегать больше с атомными гранатами наперевес!.. — Леон достал заварочный пакетик и отправил его в полет до раковины. Отхлебнул из кружки, издав мерзкий по меркам немногих его знакомых из приличной семьи, звук. После чего продолжил рассуждать об упущенных перспективах. — Но в общем ты прав, я тебя откопаю.
И Коэн подарил Сету одну из самых широких своих улыбок.
— А? Про Акки? А что с ним? — С первого раза Леон не врубился, о чем толкует Сет. Он и не поверил, что тот хочет, ни много, ни мало, обсудить своего родственника. — С ним что-то случилось или что?
Оторвать взгляд от сетовского чая было и впрямь очень сложно. Леон не сумел побороть искушение еще раз взглянуть на применение способности Сета. Он даже подумал, что не совсем понимает, чем именно ему импонирует Йонссон: пирокинезом? Личностными качествами? А может, это было и то, и другое?
— М-м-м-м, — глубокомысленно промычал Леон, с трудом оторвав взгляд от закипающей жидкости. — Не особо я в курсе, подобен ли он Юстасу. Все-таки, Акки меня за руки не лапал... да и вообще не лапал... даже в той комнате, где мы вели разговор о его трудойстройстве... не лапал. Вообще. — Леон поперхнулся чаем, встретившись с Сетом взглядом. Чтобы привести дыхалку в норму потребовалось несколько раз ударить себя по груди. — В смысле, он меня. А я его только чуть-чуть. По плечу.
Извиняющийся тон был обусловлен странной уверенностью в том, что если Акселю причинить хотя бы минимальный дискомфорт, то Сет снесет ему башку. Леон сосредоточенно нахмурился, уставившись в свою кружку и задумчиво нарезая подушечкой большого пальца круги по блестящей ручке.
— Меня скорее интересует другое: связан ли он как-то с эмпатией? — И принялся объяснять как мог внятно. — Понимаешь, когда мы только встретились, а он рот открыл, то произнес кое-что, что заставило меня напрячься. Ну так, слегонца. Акки видел нас всего-ничего, а уже спрашивал, не сходимся ли мы. — В этом месте Леон просто не мог не поднять голову и не поиграть игриво бровями. — Интересовался, как давно мы вместе и что между нами происходит. Как будто видел нас на каком-то отличном от восприятия человека уровне. Понимаешь, к чему я клоню?

Аксель приехал в среду, так что с выходом на занятия на этой неделе не очень получилось: пока он обустроился, пока выяснил, что у него там, собственно, с учёбой планируется, уже и пятница настала… Да и вообще, начинать ходить на занятия с середины недели – как-то не по-царски.
Поэтому Акки остался дома с чётким намерением ничего не делать целый день, оправдываясь тем, что ему нужно акклиматизироваться. Не каждый день тебя выпихивают… то есть, ты переезжаешь в другую страну, в конце концов. За два дня особо не привыкнешь, правда?
В доме родственников Акселю было относительно спокойно. Мэри была весьма приятной женщиной, эмоционально его не давила, и это было для Акки очень новым и необычным ощущением. В родном доме он всегда со всех сторон ощущал дискомфорт, а тут… Как будто даже дышать легче стало. Уже хотя бы потому, что его никто особо не трогал. Порой, конечно, Мэри хотелось, например, поговорить, или, ещё хуже, накормить новоприбывшего родственничка… От «покормить» Аксель упорно отбивался. Он попросту не мог представить, как человек может осилить столько еды, сколько ему предлагалось, за один присест.
Так вот, планы у Ингвара на сегодня были такие: заниматься чем угодно, только не делом, с перерывами на чай и покурить. Но, увы, план провалился из-за засевшего в одном небезызвестном месте шила. С самого утра, принимая из рук у Мэри чашку с кофе, Аксель случайно вытянул у доброй женщины порядочную дозу тпла. Та, вдруг озябнув, извинилась и ушла в комнату, чтобы поискать что-то из более теплой одежды, удивляясь, чего она вдруг так замерзла.
Акки, пробормотав что-то бессвязное, юркнул обратно в свою комнату, проклиная свой непонятный «вампиризм». Что делать с этой странной способностью, он до сих пор не знал, и мало понимал, на что она годна. По опыту он знал, что забранную у человека энергию можно использовать точно так же, как, например, другие люди используют энергию от еды. Только увлекаться этим не стоило: однажды Акки решил, что ему совсем не надо есть, раз он может получать чистую энергию и, в итоге, его подкосил серьёзный авитаминоз с неплохим таким истощением, пониженным гемоглобином и целым букетом прочих прелестей. Больше Ингвар таких экспериментов не повторял. Он не был особо большим фанатом капельниц.
Ещё он знал, что, если использовать полученную энергию одним махом, действие было сходно с эффектом от мощного энергетика. Он чувствовал себя бодрым, не ощущал усталости и готов был совершать подвиги и грабить караваны. Но, опять же, печальный опыт доказал, что отсутствие чувства усталости не значит, что организм не истощается вовсе. Проведя несколько дней, постоянно подстегивая себя чужой энергией, Аксель становился похож на человека, который практически не спит и серьёзно злоупотребляет кофе. К счастью, Акки вовремя перестал испытывать судьбу и в больницу в тот раз не попал (а он частенько умудрялся загреметь туда по самым разным причинам), зато проспал, как убитый, полдня, как только «зарядка» закончилась.
Так что Аксель не совсем понимал, зачем ему такая странная особенность, которая отмораживает окружающим конечности, а ему особой пользы не приносит. Может, конечно, он пока не совсем понял, «как этой штукой управлять», но факт остается фактом – ни забирать тепло специально, ни толком распределять его потом он не умел.
Сейчас Акки, чувствуя себя виноватым перед Мэри, решил быстренько использовать образовавшийся запас. И выпил ещё большую кружку кофе. Так что стоит ли удивляться, что очень скоро он стал похож на заводного кролика с «дюраселом» в заднице?
Полный энтузиазма, Акки решил на большом полотне в красках изобразить недавнюю встречу со своим кузеном и Леоном. Ему очень понравилось, какую цветовую гамму составляли эти двое, так что Аксель принялся за работу. Перерывы делал только для того, чтобы покурить, да заварить новую кружку сладкого крепкого чая.
Он как раз выбирал подходящий оттенок нежно-голубого, когда в комнату постучались. Ингвар промычал нечто нечленораздельное, продолжая увлеченно смешивать краски. Этот переход от глубокого синего к белому должен был стать совершенным!
В дверь ещё раз постучались, и в комнату зашла Мэри. Оказалось, звонил Сет.
Аксель совершенно сбился с ритма, с сожалением посмотрел на наполовину законченный рисунок, и пообещал кузену приехать.
- Сет сказал, что устроит мне экскурсию по городу, - сказал Аксель. Заметив, что Мэри с любопытством разглядывает рисунок за его спиной, Акки смущенно откашлялся. Он не любил, когда кто-то видел незаконченную работу.
Ингвар изучил присланный адрес и пояснения к нему, надеясь, что врождённый топографический кретинизм всё-таки позволит ему добраться туда, куда надо.
Аксель быстро вымыл все кисти, вылил воду, распихал по местам лишние наброски и отодвинул мольберт в угол. Также быстро он оделся в первое, что попалось в шкафу, попрощался с Мэри и двинулся к пункту назначения, поминутно сверяясь с инструкциями брата.
Выйдя на улицу, Акки обнаружил, что набросившаяся на него из шкафа одежда его подвела, оказавшись недостаточно тёплой. А он был ужасным мерзляком. «Как будто ты и не на Севере родился», - шутил обычно Гримар.
Стуча зубами от холода и проклиная общественный транспорт, на чём свет стоит, выйдя не на той остановке и прошагав пару кварталов в неизвестном направлении, Акки всё-таки сумел найтись и вернуться на нужный маршрут. С горем пополам, но он добрался до нужной квартиры.
«Если мне откроет не Сет, буду слёзно умолять, чтобы мне вынесли горячего чая, - решил Акки. – И вылили его на меня. Или вцеплюсь бедняге в руку, авось, и выкачаю из него немного тепла. А лучше всё тепло. Вообще всё. Нафиг, короче. Нафиг так жить. Всё тлен».
От холода у Акселя начинали путаться мысли, так что он поспешно позвонил в дверь.

Леон моргнул. Мотнул головой. Затем на моторных рефлексах дернул кончиком носа, нахмурился. И только его лицо явило собой фрагмент портрета под кодовым названием «что за херня?». Растерянным у него было лицо. Дыхание сбилось. Взгляд застыл. Наверняка так себя чувствуют те, кто вот-вот утонет. Собственное бессилие смешивалось с отказом в веру приближения собственного конца.
Он определенно не понимал эмоциональные реакции Сета. Отчего тот так завелся? Раньше было проще: в предыдущие встречи Йонссон редко демонстрировал что-то отличное от плохо скрываемого раздражения. Леона это в принципе устраивало, вернее, будет сказать, он не особенно задумывался — да и времени не было — о том, есть ли, помимо него, что-то еще. Ну, ворчит и ворчит; но ведь делает все, о чем Леон его просит: стоило вспомнить хотя бы ставший хрестоматийным случай с убийством Юстаса. Воспоминание о старом-мертвом друге чуть охладило эмоциональный фон Леона. Точнее будет сказать так: оно просто его вырубило. На несколько кратких мгновений, прошедших между моментом, когда Коэн увидел ярость Сета и моментом, когда он ее осознал, переварил и выплюнул новым — уже своим — потоком раскаленных эмоций — от него не шло практически никаких ощущений.
Вопреки инстинкту самосохранения, пальцы на пояснице Акселя сжались в кулак. Леон прижал кузена Сета к себе рефлекторно, действуя на инстинктах, а сам во все глаза следил за проявлением самой яркой на его памяти вспышке гнева.
И видел ее последствия.
Мятные листья в чае обратились в труху.
Вода выкипела в секунды.
— Охуенно, — только и смог выговорить Леон, смотря в спину Сета. Ладони разжались, он отпустил Акселя. А потом вдруг почувствовал, что ему не хватает кислорода. Ярость Сета была подобна в обостренном от кратковременного страха восприятии рождению сверхновой звезды. Его определенно выводило из себя какое-то из последних действий Леона.
Только когда его отпустило от первого шока, Леон понял, как сильно поднялась температура в помещении. Часто открывать рот он забывал и делал крупные вдохи ноздрями, пытаясь загнать в легкие как можно больше воздуха.
Возвращение Сета он встретил молчаливым кивком и расширенными зрачками.
Йонссон что-то сказал Акселю. Аксель пересел на другой стул. Голова начинала кружиться.
Леон, не обращая на них внимания, вскочил и понесся к раковине. Бежать всего ничего, пара шагов всего, было. Мощная струя холодной воды могла привести его в чувство. Пальцы скребнули край раковины, Леон протянул руку и выкрутил ручку крана на полную.
Сет и Аксель о чем-то говорили. Леон наклонил голову. Послышался глухой удар — подбородком о раковину. Коэн попытался ухватить сознание за шкирку, но оно в ответ продемонстрировало все торжество материи над сознанием, опрокинув  его лицом вниз .
Так он и лежал на полу кухни Сета — скрючившись, уткнувшись носом в кафель.
А вода все хлестала из крана.

Отредактировано Leonhard Cohen (02.06.2015 22:24:35)

- Да, - наконец-то восстановив дыхание, проговорил Аксель. – Да, я эмпат. И вампир, - пошутил он, но шутка получилась какая-то тухлая.
Было очень странно говорить это вслух. Об эмпатии Ингвара до сих пор знало всего два человека – мама и Гримар. И то, матери он раскрылся не сам – та сама обо всем пронюхала, обладая телепатией. И мать строго-настрого запретила маленькому Акки говорить кому-либо о своей особенности. Даже брату, да-да. Даже отцу. И Аксель слушался, нарушив слово, данное Ингрид, всего один раз, когда открылся Гримару. Других людей со способностями он тоже не встречал и, если честно, слабо себе представлял, часто ли такое встречается. Мать с детства вбила в голову Акки мысль о том, что быть человеком со странностями – это отклонение от нормы, и ему стоит стыдиться того, кем он является. Наверное, у Ингрид была такая позиция в основном из-за того, что ей её способность доставляла только страдания, и она на подсознательном уровне хотела, чтобы её младший сын страдал тоже. Правда, стыдиться у Акселя не особо получалось. У него вообще со стыдом по жизни всегда беда была.
И вот теперь он так напрямую говорит кузену о том, что он – ненормальный. Может, это не такая и редкость? Ведь Сет так сходу определил его, как эмпата… Хотя чего тут удивительного? Акки тоже легко поставил себе диагноз – что такое «эмпатия» в варианте, отличном от нормы, он прекрасно знал – в основном, из научно-фантастической литературы.
А вот названия своей второй способности Аксель не знал, и сомневался, что Сет тоже сможет так вот с лёгкостью его назвать. А если и сможет, то Ингвару будет даже лучше – наконец-то его кто-то просветит. Потому что про способность забирать тепло не знал никто, даже мама. Даже Гримар.
«Не убьёт же он меня, в конце концов, - беспечно подумал Акки. – В конце концов, он сам не так прост».
Иногда до Ингвара доходило очень медленно, но вот в голове потихоньку стали всё-таки складываться кусочки головоломки: слишком большое количество тепла, полученное от Сета, вскипевший чай, поднявшаяся в комнате температура.
- Я-то эмпат, а ты кто? – с напускной серьёзностью спросил Акки, копируя выражение лица кузена. – Хотя это потом. Сейчас мне не нравится Леон.
Как приятно было говорить, не оглядываясь на то, не выдаст ли он себя! Хотя ладно, Ингвар и до этого не был особо осторожным, постоянно ляпая то, чего не следовало бы.
Исчезнувший из поля зрения  Коэн, хотя и напрягал Акселя, но всё-таки не так сильно, как Коэн, пропавший из его «эмоционального поля зрения». Вот тогда Акки не на шутку забеспокоился и поспешил за Сетом, метнувшимся к потерявшему сознание Леону.
Это так странно, когда человек вроде бы есть, а никаких эмоций от него нет. Даже спящие люди испытывают эмоции. А вот так… Акселя пробрала жуть: ему всегда казалось, что если он не чувствует человека на эмоциональном уровне, значит, тот мёртв. Вместо ярких красок, которые он вроде бы уже привык видеть вокруг Леона, образовалась пустота. А вот эмоции Сета, наоборот, снова набрали силу.
- Я чем-то могу помочь? – быстро спросил Аксель, как только его кузен собрался. Всё-таки в присутствии одного только спокойного Сета было куда проще сделать что-нибудь правильное. Если, конечно, ты не совсем бестолковый. А то, что он совсем бестолковый, Акки знал с самого детства – так твердили ему родители.
«Не знаю, кто такой Маршалл и чем он может помочь в такой ситуации, раз его признают эффективнее врачей, но с этими двумя, кажется, мне такой Маршалл тоже скоро понадобиться. Эдакий универсальный решатель проблем», - подумал Аксель.
Он пожалел, что умеет только забирать энергию, и совершенно не умеет её отдавать. Может быть, если бы Аксель мог обратить процесс, Леону это могло бы помочь? Кто знает…
Главное – в попытках помочь не коснуться незащищённой кожи Леонхарда. А то знатная будет помощь, если он из человека, и так находящегося без сознания, ещё энергии выкачает. Зная себя, Аксель понимал, что он вполне способен на такую глупость, так что он старался держаться осторожно и не предпринимать ничего лишнего без команды кузена.
- Позвали, блин, пообщаться они хотели, - пробормотал Аксель. – Вы всегда так общаетесь?