Эмили задумалась, ненадолго. Она не привыкла говорить о своих чувствах, даже с Ирмой было не то. Там Эмили говорила то, что хотели услышать, не более.
Но куда больше ставило в тупик построение вопроса. Она не любила вопросы, начинающиеся с "почему", на них не было ответов, никогда. Зато вопросы были, всегда и у всех.
– Не знаю. – она неуверенно пожимает плечами. – Привычка, наверно.
Хольм всё же переводит взгляд с гитары на Рауха. Она выглядит задумчивой, будто резко перестала понимать, где оказалась и что происходит. Второе отчасти было правдой, происходило нечто из ряда вон выходящее, Вэл узнавал слишком много информации, да ещё и добровольно, кажется. "Ну, если он сам задаёт вопросы, может, ему интересно? Из вежливости спрашивают более будничное. Ну или он хочет переключить моё внимание, что, в целом, тоже хороший порыв. Не стоит отвечать слишком резко."
От предложения забить на сомнения Эмили улыбается, скрывая усмешку. "А ты хочешь предложить то, в чем я точно буду сомневаться?" Это она озвучить всё же не решается, мало ли, угадает. Или идею подаст. "И чёрт его знает, как отреагирует. Мало ли, может только с виду такой молчаливый и брутальный, а на деле нежный? Ладно-ладно, в смысле, от переживаний совсем нервным мог стать и лучше лишний раз не трогать."
– Если я откажусь от сомнений, это, считай, большую часть жизни вычеркну. – она смеялась, но и в этой шутке, увы, была доля истины. Улыбка становится грустной и Хольм отводит взгляд. – К отсутствию некоторых ограничений привыкнуть тяжелее, чем от этих ограничений избавиться. Во всяком случае, у меня вышло именно так.
Эмили снова опускает голову, глядя на гитару, в этот раз уже от желания спрятаться. "Мне стыдно за то, что мне бывает стыдно? Твою мать, надеюсь, высплюсь и пройдёт. Слишком нервный день." Она думает, что лучше бы пошутила.
Эмили поправляет волосы так, чтобы не мешались, и старается слушать Валентина. Мысли это переключает хорошо уже тем, что она не может себе представить, как выглядит пальчиковый эспандер и как его использовать. Кистевой она знала, резиновая окружность, которую нужно сжимать. Кажется, у неё такой даже был когда-то, но точно Хольм сказать не могла. Не приходилось ей думать о силе пальцев. "Пальчиковый. Надо запомнить и загуглить, даже интересно, как это вообще может выглядеть."
- Понимаешь, не имея дома гитары можно учить только теорию. Да и то не всю. – Для неё стало проблемой выучить расположение нот на грифе, не имея перед глазами гитары, например. Примерно на этом Хольм и забросила попытки учиться играть на гитаре без своего инструмента. Она растерянно щелкает пальцами. – О! Ещё у меня проблемы с метрономом, сейчас наверно всё совсем плохо, когда занималась вроде начала попадать.
Песни, названные Вэлом, она не знала. Точнее, звучали названия смутно знакомо, но сама песня не вспоминалась. Да и из своих в голову ничего не шло.
– Я так сразу могу только забыть, какие вообще песни слушаю. – Неловко замечает она. "Это он так круто задаёт вопросы, что я зависаю, или я такая, ну, неумная? Сегодня может и второе." – Так что любую, мне всё равно... Хотя нет, не всё равно. Не слишком быструю и что-то мелодичное, так точнее.
Она растерянно пожимает плечами и снова переводит взгляд на Рауха, уже улыбаясь. "Ну да, если сам в замешательстве, то всегда можно подставить другого человека. Не лучший вариант, наверно."

Эмили кивает, взгляд от гитары пока не отрывает. Продолжать тему семьи не хочется, чтобы разговориться об этом, ей нужно слишком верить человеку. И ещё алкоголя, пожалуй. Правда, Эмили была не уверена, что сможет выпить столько, чтобы говорить о семейке Хольм. Да и человека она бы выбрала другого, более открытого что ли. Во всяком случае, не того, кого лишний раз тронуть не рискнешь. Слишком уж много в мире Хольм значили прикосновения к чужой коже, чтобы оставлять этот момент без внимания.
Замалчивать Эмили не любит, в любом разговоре ей важно поставить точку. Неважно, какой эмоциональной нагрузки, лишь бы обе стороны правильно поняли, к чему пришли в итоге.
– Ну, они много вложили в мое воспитание. – она усмехается и всё же поднимает взгляд на Рауха. Правда, тут же снова возвращается к гитаре. – Семья всегда оставляет отпечаток на поведении, мне кажется. Не всегда это можно сразу заметить, не всегда хочется замечать, но... Да и не только семья. – она пожимает плечами. Теперь, когда разговор всё же отходит от семьи, удаётся сфокусировать взгляд на музыканте. – Человеку свойственно меняться под воздействием окружающей среды, из-за общения с другими людьми, в каких-то мелочах, не сразу, но это нормально. – Эмили чуть прищуривается и, уже улыбаясь, добавляет. – Или скажешь, что ты для такого слишком толстокожий?
Эмили снова опускает взгляд, уже виновато. Она не любит задавать вопросы, особенно личные, боится, что заденет чьё-то слабое место. Знает, как это может быть неприятно, вот и отмалчивается, даже если раздирает любопытство. Любопытство, выходящее за нормы приличия, для неё было частым явлением. Но сейчас вопрос задан скорее в ответ, как защита. Хольм привыкла к равноценному обмену информацией, хотя бы по объему. Возможно, об этом стоило предупреждать. "Только по объему. Важного я вроде ничего не сказала."
Всё же, сейчас она не хочет обидеть Вэла, хотя её попытки шутить часто заканчиваются именно обидой со стороны собеседника. Отчасти Хольм надеется, что Раух совершенно равнодушно с ней согласится, это не самый плохой исход ситуации.
Ей было тяжело с малоэмоциональными людьми в единственном вопросе. Благодаря какой-никакой логике, Эмили понимала, что они ничего не скрывают, а показывают свою настоящую реакцию на происходящее. Точнее, полное отсутствие реакции. Но где-то на подсознательном уровне она, не переставая, накручивала себя, задумываясь над тем, что от неё просто устали, и вообще она всем мешает и лучше тихо слиться. Сейчас от этого защищала разве что некоторая опустошенность от недавней истерики.
– Домой? Забрать твою гитару домой? – она смеется. – Повтори это когда выспишься, хорошо?
"Или когда протрезвеешь. Ты много выпил или тебя так быстро развозит? Вот уж не ожидала." Пожалуй, на месте Вэла она бы и не подумала отдать кому-то свою гитару. Тем более кому-то, у кого этой гитаре может будет и не совсем хорошо.
Возможно, это было связано с воспитанием. Скорее всего это было связано с ним, как и большинство странностей Хольм. Девушка для себя объясняла это тем, что у неё долго не было ничего по-настоящему своего. Своего мнения, своего выбора, своих, в чём-то, вещей. Но, так или иначе, чувство собственности у неё было особо обострено. В истерики она, конечно, не впадала, да и старалась не привязываться к материальным, одушевленным и не слишком предметам. Вот только помогало это через раз, особенно когда кто-то из гостей лез к дорогим для памяти вещам.
В этом плане, пожалуй, было полезно равнять всех на собственное, пусть и странное, поведение. Во всяком случае, если не трогать чужие вещи, точно не выйдет кого-то задеть.
– Я люблю фолк. – "И ещё с сотню разных жанров." Она пожимает плечами. – Да, знаю.
Уже когда Вэл начал наигрывать, она вспомнила, что слабо помнила несколько песен The Rasmus, которые также строились на аккордах. Одна на четырех, другая на шести, кажется. Но перебивать Рауха не хотелось, тем более что его выбор более чем устраивал.
Она наблюдала за игрой, стараясь вовремя переставлять пальцы. Эмили не играла, лишь зажимала нужные лады. То ли от нервов, то ли от алкоголя, пальцы путались. "Просто надо быть спокойнее. Ничего страшного нет в том, чтобы ошибаться." – повторяла она сама себе. Помогало слабо, ошибаться Эмили ненавидела. А сбивалась сейчас практически всё время. То не тот лад, то не та струна, то не тот палец. Собственно, поэтому она и не играла, а просто копировала постановку пальцев. Для начала хотелось услышать мелодию, её правильную версию. "А потом можно и начать издеваться над его слухом."

Она предпочитает отмолчаться от вопроса Рауха. Эмили не умеет определять, пьян человек или трезв, тем более не зная толком человека в адекватном состоянии. Девушка пожимает плечами и неопределенно кивает, она выбирает вариант отмолчаться.
– Ладно.
Эмили думает, что, если они все же договорятся о занятиях, то неплохо было бы приносить булочки из пекарни. Это было не слишком сложным, а он, кажется, любил выпечку. Заказ Рауха она вспомнить не могла, что было объяснимо, но выпечку, пожалуй, любили все, это было даже вернее сладкого.
– А про обучение мне тяжело что-то сказать. Я попытаюсь, честно. Просто я не люблю ошибаться, не привыкла.
Школьная программа была несложной, там приходилось заставлять себя учиться из-за того, что было слишком скучно и нудно. В университете ситуация не сильно отличалась, разве что программа объемнее. А учиться на кухне толком не пришлось, рецепты и алгоритм действий укладывались в голове настолько быстро, что уже через пару дней требовалось что-то новое.
Тут Эмили щёлкает пальцами и растерянно поднимает взгляд на Рауха, пара секунд уходит на то, чтобы сформулировать ответ.
– Каждый раз, когда я училась чему-то интересному для меня, главное было в том, чтобы уловить суть. В кулинарии запоминалась определенная последовательность действий, в истории для меня было главным не пытаться зацикливаться на датах. Везде что-то своё. А для тебя есть что-то главное в игре на гитаре? – она растерянно поправляет волосы, откидывая их с лица. – Я имею ввиду... не знаю, как сформулировать. Что главное нужно знать о игре на гитаре, на что никогда нельзя забить? Ритм, положение рук, то, как бить по струнам? Всё сразу?
Она неловко улыбается. Эмили нечасто задаёт вопросы. Она привыкла, что является ужасно любопытной и это досаждает людям, почему и старается чаще отмалчиваться, уже не разбираясь в деталях. "Сейчас другое, сам же предложил урок. И я не лезу в его личную жизнь, а до этой границы все вопросы уместны. Почти все."
– Тебе нравится учить, объяснять что-то?
Она растерянно моргает, вопрос срывается неосознанно. Хольм неопределённо кивает и снова опускает взгляд на гитару, будто намекая, что отвечать необязательно. Гриф она уже отпустила, на пальцах всё равно заметны характерные красные полоски от струн. Девушка растерянно потирает пальцы.