Услышав подкол друга Вэла Эмили лишний раз подумала, стоит ли ей садиться в эту машину. По-хорошему, адекватно оценив ситуацию, она должна была отказаться от поездки. Но к сегодняшним поступкам, если их придется кому-то описывать, Эмили вряд ли сможет добавить что-то в роде "хорошо подумав, я..." или просто "подумав".
Садясь в машину Хольм нервно поправляет волосы. К подколам она относилась положительно, отвечала чаще всего тем же, но сейчас предпочла просто пропустить мимо ушей.
Эмили всегда выбирала задние сидения. Во-первых, ей не слишком нравилось возиться с ремнем безопасности и тормозить людей на моменте входа или выхода из машины. А с ремнем она путалась всегда, по ряду неизвестных причин. Во-вторых, через пару минут езды Хольм имела привычку засыпать, прислонившись головой к стеклу. Распространялось это на любой вид транспорта, в особо вымотанном состоянии она могла дремать стоя в автобусах, было бы за что держаться. Удивляло тут только одно: она до сих пор не пропустила ни одной остановки по причине того, что спала в нужный момент.
В этот раз поспать не дали, возможно оно и к лучшему. На взгляд Вэла девушка только кивнула, так же пытаясь изобразить улыбку, она не понимала, за что сейчас можно обидеться на друга Рауха. Эмили любила живых, активных, эмоциональных существ. За примерами далеко ходить было не нужно, та же Молли, хоть и действовала на нервы, а из еды после неё оставались только шкурки и корочки, да и то не каждый раз, умела поднимать настроение, отвлекать. И за эти качества Эмили её просто обожала. К той же категории она относила Микки, пускай и знала парня совсем не долго. Он, в добавок, казался более проницательным. "И возможно было бы лучше, нарвись я сегодня на него." Конечно, она была рада видеть Вэла, пускай обстоятельства и были не самыми приятными, да и от ощущения, что навязывается, Хольм отделаться никак не могла.
Она заерзала на месте, устраиваясь удобнее. Наблюдать за общением Вэла и его друг было забавно, это все же расслабляло. Правда, быть втянутой в этот разговор она не слишком хотела. Что бы отвечать нужно было хоть как-то улавливать суть разговора, для этого нужно было думать, а это уже было сложно.
Когда Эмили было грустно она слушала "Лимонное дерево", на повторе. Эта песня действовала на Хольм максимально положительным образом, в особо тяжелых случаях даже заставляя танцевать. Благо, окружающие этого чуда не видели, танцевать Эмили не умела совершенно. А в случаях, когда "Лимонное дерево" по каким-то причинам не работало, вспоминались все любимые песни Битлз и Стинга. "Да, если в плохом настроении включить депрессивную музыку - ничем хорошим это не кончится. Плохое настроение надо исправлять, а не подкармливать."
Песню же, исполненную водителем, она не знала. Да и не прислушивалась, мучительно пытаясь вспомнить, представлялся ли этот парень и как к нему обращаться.
- Да, к слову! - Эмили улыбнулась. Она выглядела уже спокойнее. - Я послушала, я его знала раньше. Мне понравилось. - Хольм пожала плечами. Мало что в этом мире могло вызвать в ней фанатизм, а большинство вещей и явлений, оказавшихся в её вкусе, она оценивала как "мне понравилось" и "не плохо", затрудняясь с критикой и подробным разбором. - А почему он плохой собеседник?
На сколько она могла помнить, одна из целей общения в компании - прицепиться к кому-то из этой компании и проверить на стрессоустойчивость. Среди её друзей объект подколов, как правило, в долгу не оставался, но с Вэлом она так шутить пока не рисковала, мало ли. Да и плохим собеседником он все же не являлся.
На картину набережной она отвлеклась с удовольствием, разглядывая огоньки. Подобные моменты Эмили любила с детства, ей вообще нравились огоньки, фонарики, звезды. По закону подлости, правда, никак не появлялись обстоятельства запустить с кем-то бумажный фонарик, такое мероприятие было веселым в компании. И когда фонарик не один. А компания, увы, не собиралась. В основном из-за того, что она никого особо и не собирала, конечно.
Она кивает словам Вэла, не отрываясь от окна. Но тут же поворачивается, вопросительно глядя с одного собеседника на другого.
- Какое нападение?

Мультик, названный водителем, Эмили не знала, но сообщать об этом не посчитала нужным. С названием у неё ассоциировался знакомый ей "Магазинчик самоубийств", который Хольм считала едва ли не самым позитивным произведением из изученных. Но французский, на сколько она помнила, мультик явно никакого отношения к аниме не имел, да и саундрек там был другой. "Хотя я уже не помню."
Музыка, на самом деле, стала бы прекрасным фоном для обзорной видео-экскурсии по любому городу, ненавязчивая, мягкая, мелодия хорошо дополняла проплывающую за окном картинку. Она бы с удовольствием устроилась сейчас забившись в угол сидения, прижавшись виском к холодному стеклу, и разглядывая проплывающий за окном город, но разговор в салоне казался интереснее.
На слова водителя о характере Рауха она ответила не сразу, припоминая, о чем они разговаривали в день встречи. Тогда она записала Рауха в ряд не самых общительных людей и боялась, что поторопилась с выводами. "Нет, видимо оказалась феноменально догадлива. Правда, я тогда думала, что он сонный."
- Коротко. - Лаконично отвечает Эмили на, кажется, риторический вопрос. - И, наверное, по-делу. Я сама не умею общаться с не разговорчивыми людьми, всегда кажется, что слишком много говорю и на нервы действую.
Этого девушка не скрывает и, по собственному опыту, считает нормой. Большинство людей, не получая в ответ соразмерной реакции, либо обижаются, либо ищут проблему в себе. Если речь идет не о двух людях с минимальными, так сказать, потребностями в общении. Последний случай вообще был идеален, во всех отношениях. Если встречаются человек общительный и неразговорчивый один из них может ощущать дискомфорт, если два общительных - они не дадут друг другу высказаться. Увы, Эмили была общительной, иногда даже слишком.
"Тема позитивнее - это первая, или любая другая, смерть домашнего любимца?" Желание участвовать в диалоге отшибает моментально. После того, как Эрвина увезли на скорой оптимизм и так приказал долго жить, а теперь ситуация вырисовывалась все лучше и лучше.
Она не могла желать Вэлу смерти, она такого вообще никому не желала. Для тех, кто, по мнению Хольм, позорил звание человека разумного, смерть была слишком легким способом уйти от проблем и чего она им желала лучше было не знать. В другой группе были люди, которых она любила, которых ценила, которыми дорожила, на которых было плевать и те, кто её недостаточно задел. Раух, разумеется был во второй группе. Ему она не только не желала смерти, Эмили была вынуждена признать, что её бы сильно расстроила смерть музыканта. Мягко говоря.
- Слышала что-то, да. Я редко читаю новости, но об этом все говорят. - Улыбка пропадает окончательно, она отводит взгляд. - Понятно теперь, почему ты так хочешь быстрее уехать.
"Вот только если эта ерунда ритуал и ты их цель вряд ли расстояние поможет. Ритуалы проводят фанатики, а этих никогда ничто не остановит." Хольм все же проваливается к дверце автомобиле, переводя взгляд на пейзаж за окном, который уже не слишком интересует. состояние транса благополучно возвращается. Сейчас она не видит и не слышит практически ничего вокруг, а мысли благополучно путаются в такой клубок, что Хольм сама не совсем понимает, что творится у неё в голове.

Некоторые вещи лучше узнавать, как говориться, "постфактум". Так просто будешь меньше себя накручивать, когда уже все ясно, когда ничего не сделать и никого не спасти. Период ожидания Эмили не выдерживала никогда, не умела. В этот период она накручивала себя на столько, что иногда переживать приходилось уже за неё. Увы, в таком порядке ей редко доводилось что-то узнать, Хольм везло становиться участницей событий, хотела она того или нет. "Хотя... нет. Если бы я не переживала этот период, пока ждешь и ничего не можешь сделать, я бы думала, что могла бы что-то сделать. Это ещё хуже."
Из общего шума разговоров в голове застревают слова водителя о дружбе и общительности. Она усмехается, но комментарии сдерживает. Эмили, не смотря на всю свою общительность, друзьями считала пару человек, остальные - максимум приятели. Она могла в первую встречу выложить едва ли не всю свою родословную, был такой грешок. Но друзей она определяла иначе. Тем, насколько сильно может вторгаться в личное пространство другого человека. Тем, что от неё готовы стерпеть. Тем, на сколько можно забыть о самоконтроле с этим человеком, на сколько быть уверенной, что никто не фыркнет о культуре речи или адекватности поступков.
Ни один из этих пунктов от общительности, увы, не зависел. тем более что в болтовне слишком много воды, слишком много вранья из раздела "я такой как надо" от людей, не принимающих самих себя. Хольм же пыталась быть честной, хотя бы с собой. Даже это, увы, выходило через раз, особенно дома. "А если ты врешь себе - соврешь и другим, в проблемном вопросе. И, зная не трудное утверждение о связи дружбы и честности высокой степени можно сделать не самые радужные выводы." Сделать радужные выводы, хоть в чем то она сейчас не могла.
Она не сразу понимает, что прозвучал вопрос, реагирует так же медленно, отрывая взгляд от картины за окном и все же переставая прижиматься к стене автомобиля.
- Что?
Растерянно переспрашивает Эмили, пытаясь сообразить хотя бы кто задал вопрос. Это так же оказывается слушком сложно.

Её участие в диалоге, благо, не потребовалось. Эмили сегодня проявляла не свойственные ей чудеса инфантильности и, в целом, согласна была идти куда угодно. "Может он и прав и лучше будет встряхнуться. В конце концов я уже ничего не могу. Это, конечно не повод веселиться, но отвлечься от переживаний все же стоит."
Топа у входа её тоже не слишком вдохновляет, особенно пьяные крики, но она искренне надеется, что оптимизм водителя оправдан и плетется за сопровождающими в сторону очереди. Место, где она оказалась, знакомым ни кажется. В более адекватном состоянии она могла бы сказать точно, доводилось ей здесь находиться или нет.
- Первое.
Моментально отвечает девушка, кивая самой себе. Она говорит правду, конечно, нет смысла врать Рауху. Но говорить правду совсем не значит говорить её целиком. "И о том, что он напомнил. На то, что он сказал, плевать." Эрвин, конечно, знал о том, насколько живо в голове Эмили возникают ассоциации, особенно в вопросе семьи. Но она сильно сомневалась что братик, при всей своей гениальности, был в состоянии создать такой план в тот момент. А на пустые слова, произнесенные на эмоциях, обижаться глупо. "Можно обидеться на тон, знает же, как к крику отношусь. Но, опять же, вряд ли он пытался меня обидеть."
От вспышки она щурится и принимается торопливо вытирать глаза. Нормальная реакция на яркий свет для Хольм - слезы, а если это заметят, свою адекватность на сегодняшний вечер будет доказать ещё сложнее.
- Ну будет забавно почитать, что придумают.
Эмили смеется, впервые это выходит спокойно. Она представляет как примерно сейчас выглядит. Растрепанная, бледная, с отсутствующим взглядом и не отличающаяся фотогеничностью, она могла бы вписаться разве что в заголовок типа "неизвестная девушка на входе в клуб пыталась напугать известного композитора своей пародией на зомби".
Протерев глаза она уже не замечает Вэла рядом, как и его друга. Композитор обнаруживается быстро, всего в паре шагов, но мешать общению с поклонниками не хочется. "Мало ли, вдруг ему нравится. По Вэлу его интересы так сразу не установишь, выражение лица у него всегда одинаковое."
Она делает шаг в сторону, машинально, пропуская несколько девушек, желающих вписаться в очереди по-ближе к знакомым. О том, что Эмили теперь прекрасно скрыта и от охраны, и от Вэла, и тем более от его друга, которого вообще не видит, она думает только после предложения потанцевать.
- Нет, спасибо, не умею.
Она отвечает на автомате, вежливо и аккуратно, улыбаясь. Так проще избежать конфликта, возвращение с ночных смен научило. Во всяком случае так появлялось время от этого самого конфликта удрать, а Нэс удачно прикрывала спину. Увы, Нэс рядом не было, а о том, что помощь можно позвать и из двуногих она просто забыла. Не привыкла Хольм, что где-то в шаговой доступности есть люди, в целом готовые прийти на помощь. Хотя бы из-за того, что они рядом.
Кулаки сжимаются на автомате, так, как когда-то объяснял школьный приятель: рука прямая, большой палец "спрятан". Она никогда особо не дралась и этих навыков хватало. Оставалось надеяться, что она ничего не перепутала.
С аргументом из серии "э, ну чё ты" кто-то хватает её за рукав курки. Эмили "нечаянно" толкает плечом кого-то из рядом стоявших, желая привлечь внимание к проблеме и маскируя это под попытку устоять на ногах. Крупно попасть там, где есть люди, в принципе тяжело. В крайнем случае всегда можно растолкать остальных и забиться в центр очереди. Не сказать, что её та будут сильно рады видеть люди, отстоявшие свое время, но тех, кто рванется за ней, точно не пропустят. У этого сценария был только один минус - он, возможно, провоцировал массовое насилие.
Сейчас приходиться повернуться, просто что бы видеть агрессора. Удар в спину, все же, худший вариант. На очередную претензию примерно того же характера Эмили все же отвечает.
- Я же сказала, что не танцую. - Позвать на помощь двуногих сопровождающих она так и не додумывается, на все это действо с танцами уходит пара минут. Зато на вранье, при том из базового репертуара, мозгов хватает. - Меня тут друзья ждут, так что простите,  я спешу.
Компаний, особенно оглядывающихся в поисках "своих" в очереди много, но вариант оказывается паршивым. С аргументом "подождут" ей не дают сделать хоть пару шагов в толпу и попытаться затеряться.
Танцор хватает за рукав, дергая в свою сторону. Устоять на ногах и освободить руку получается и, при второй подобной попытке, Эмили бьет, попадая кулаком в плечо. Учитывая, что она ударила не успев это обдумать, результат сравнительно не плохой, вот только пальцы все же болят.
Секундная заминка и Хольм получает ответ, потным кулаком по скуле. Сознание от этого удивительно быстро проясняется и от второго удара она успевает увернуться, теперь попадает в спину кому-то из очереди.
И все бы хорошо, пускай поведение в роли "устрой заварушку и свали" не совсем в её духе, больше всего напрягает другое: валить тут, собственно, некуда.

Со школы Эмили помнила, как уворачиваться, а работа хорошо научила собираться на некоторый промежуток времени, пускай и не слишком длинный. Вот только дело осложняло то, что от пьяного человека можно было ожидать чего угодно, действовал он непредсказуемо хотя бы из-за того, что не контролировал собственную тушу. И это играло против Эмили, которую пару раз все же зацепило. Удар в плечо смягчила куртка, но не на столько, что бы совсем его не заметить. В остальных случаях она не понимала, куда целился противник, но руками закрываться успевала, от чего на левой отчетливо ощущалось несколько мест, где синяки не заставят себя ждать. Благо, на тонкую кожу Эмили никогда не жаловалась, а значит все внешние неудобства не на долго. Во всяком случае она на это надеялась.
На "противника" Хольм смотрела не отрываясь, ожидая очередного удара. И она, надо признать, была удивлена, увидев Вэла, да ещё и в таком выпаде. Опустить руки девушка решилась не сразу, на мужчину смотрела непонимающе, в голове у неё творилось черт знает что. К бледности и, теперь ещё большей, растрепанности добавился красный отпечаток на скуле и мелкие царапины на пальцах правой руки, которыми она неудачно проехалась по молнии на куртке нападавшего.
- Эй, ты чего?
Она не понимает. Не понимает его испуганного взгляда, не понимает даже зачем он вступился за, по сути, чужого человека. Зато понимает другое, что музыканта лучше успокоить. "Вот своих проблем ему мало." Увы, ни валерьянки, ни алкоголя, ни успокоительных у неё под рукой нет и приходится выбирать не самый действенный способ успокоить человека.
Стараясь не делать резких движений, Эмили все же проходит последние пол шага дистанции и обнимает Вэла, опуская голову ему на плечо, за одно так и скрывая пострадавшую часть лица. Хольм в целом не уверена, что музыкант будет в восторге от такого, по тому и не держит слишком уж навязчиво.
- Ну чего ты в самом деле? Все со мной хорошо, никто ни в чем не виноват. Ну, в смысле, ты тут точно не виноват,как тебе такое вообще в голову пришло?
Она старается улыбаться и говорить спокойно. Краем глаза девушка замечает, что водитель Вэла уже занял свое место. По хорошему сейчас надо отпустить музыканта и извиниться за свою эмоциональность, тем более проявленную на публике. Но она все же решает рискнуть и дождаться ответной реакции мужчины.

Хольм вздрагивает. В её жизни это обычно звучало как "я за тебя отвечаю, значит ты должна", а Эмили не хотела быть кому-то что-то должна. Снова.
Эмили уже открывает рот, что бы сказать, что думает о такой ответственности, но тут же передумывает. не сразу она замечает, что Раух обнял в ответ, да и сказано это было не так, без претензии. То, что он действительно сожалел и переживал о том, как все вышло, у неё в голове вряд ли уложиться, да она вряд ли и попытается это воспринять. "Ладно, мало тебе в жизни ответственности, можешь поиграть в неё, только не заходи слишком далеко, я и сама со всем справлюсь." Так было проще, она привыкла справляться сама, и подпускать других людей к руководству собственной жизнью не планировала.
Она кивает Вэлу, вроде как благодаря за открытую дверь, и усаживается в машину. Сейчас она думает над словами о том, что их снимают. И о том, могут ли эти фотографии, в нужных руках, навредить репутации Вэла. "Могут попытаться, но не думаю, что ему от прессы ещё не доставалось. Ладно, это будет даже забавно почитать." Она бы переживала о себе, но репутации Эмили было невозможно навредить, её просто никто не знал. На работе новости читало пару человек, да и те наверно просто не подумают, что девушка на фотографиях - это Хольм.
Она почти усмехается. Напиваться Эмили не привыкла, девушка не испытывала тяги к алкоголю в целом, а желание выпить у неё выражалось максимум в тяге попробовать новый вкус. Да и не было у неё никогда возможности сильно напиться, что бы до неприличного состояния, это запрещала или работа, или владельцы квартир, или Ирма. При жизни в родительском доме, не возникало даже мыслей такого рода.
"Эми? Серьезно?" Её имя как-то редко пытались коверкать.
- Нет, не против. Я... я не хочу домой.
Признаваясь в этом она отводит взгляд, будто говорить что-то плохое, что не должны слышать. Забыв о том, что пыталась не проверять нервы музыканта на прочность, она поворачивается к нему как раз подбитой скулой. Какое-то время она разглядывает пейзаж.
- А настольные игры я люблю. Только не играла давно.
Эмили улыбается. Шок от факта драки отходит, теперь боль в местах ушибов ощущается ярче. Из положительного она теперь понимает разве что тот факт, что зубы на месте и кости целы. Это, конечно, радует, но подозрений как-бы и не возникало.
К музыканту она не поворачивается, но руку сжимает в ответ, не сильно. Эмили пальцы не разжимает.

Всю дорогу она так и смотрела в окно, ни о чем не думая. Только когда машина остановилась, Эмили поняла, что во время не отпустила руку. "Ну, похоже, наплевать."
В доме она почувствовала себя спокойнее. Закрытое, тёплое, светлое помещение, почему бы и нет? Другое дело что жилым это помещение казалось с натяжкой. Слишком большое, слишком чистое. Как из журнала, как по шаблону.
Да и быстро вспомнилась двухэтажная квартира семьи Хольм в Монреале, которую этот дом напоминал чистотой и размахом. "Видимо, теперь семья мне будет часто напоминать о себе. Надо как-нибудь написать Эрвину, или позвонить. Вдруг помощь нужна, а родители не могут приехать."
Вэл на скейте напоминает персонажа фильма "Богатенький Ричи", что вызывает улыбку. Она не думает, что Раух хвастается, по этому и реагирует адекватно, хоть он и выглядит несколько глупо, переиграно.
- Да все нормально, честно.
Машинально отмахивается она, вешая куртку. Фраза звучит заучено, а водолаза с рукавами 3/4 как на зло не скрывает и следы не руках. Увы, подвело даже запястье, на котором остались бледные следы от пальцев.
- А что там случилось я и сама не очень поняла. Слишком быстро, как на каком-то аттракционе. Фиговом таком аттракционе.
Девушка оставляет обувь в углу. На кухню она идёт молча, стараясь думать о чем-то отвлеченном. Например о том, как не вписывается в этот дом в своих разноцветных носках и водолазке со смешным рыжим котом. Нет, в таких домах обычно живут более серьёзные люди, которые сочли бы многое из ее поведения ребячеством... А за остальное признали бы недееспособной. "Да я вообще вряд ли в его жизнь вписываюсь, что уж там."
- Как тебя звать хотя бы?
Вздохнула Хольм, сдаваясь на обработку синяков. С начала она кидала печальные взгляды на холодильник, припоминая, завтракала ли сегодня. Потом внимание привлек уже Вэл, только сейчас она заметила не утешительное состояние музыканта. Упреки по поводу попытки выпить из горла даже не появились, она смотрела на мужчину скорее сочувствующие, немного испуганно.
- Вкусно?
Спросила она, кривая на мешанину в стакане. "А может тебе и лучше напиться? Говорят, в таком состоянии прекрасно спится." Сейчас она лишний раз заметила, на сколько помятым выглядел Вэл и невольно подумала о здоровье музыканта. "Не пришлось бы вторую скорую вызывать."
Получив свободу от обработки синяков и ссадин она улыбнулась, кивая водителю.
- Спасибо.
Первое, что Эмили сделала, так это отправилась к холодильнику. В животе тихонько заурчало, а это нужно было срочно перебить. Кто вообще может думать о травмах на голодный желудок? "На голодный желудок вообще думать тяжело, если на то пошло." Да и на моральные переживания Хольм реагировала тем, что оккупировала холодильник и сметала от туда все, чуть видит. "Дурное влияние Молли, как никак."
К окружающим она повернулась уже с бутербродом в зубах.

Отредактировано Emily Holm (26.05.2015 10:00:08)

Эмили улыбается, убирая бумажку в карман. Он думает, что не плохо было бы запомнить его номер, мало ли что может случиться и куда ей приспичит ехать ночью. В крайнем случае кому-то может понадобиться номер таксиста и тогда это будет к стати. "В общем, главное с джинсами не постирать, а то у меня так уже ни одна визитка умерла."
- Лучше просто виски.
Усмехается она. Этот коктейль Эмили пробовала и решительно не понимала, не для неё было это сочетание. Колу девушка любила, виски тоже оценила, на сколько помнила, но вместе они были каким-то глупым экспериментом, на вкус Хольм.
- Забавное умозаключение. - Она не сдержалась от улыбки. - Не логично только, не кажется? Ну, просто, если б ты испортил себе ауру, получил бы, по всем законам логики, тоже ты, а не Эрвин. Не обижайся, но не похоже, что ты на столько эмпатичен, что бы страдания посторонних людей доставляли тебе реальный дискомфорт. Ты, конечно, размяк на нервах, это видно, но не думаю, что все на столько... серьезно. - Эмили усмехается. - А вот Эрвин карму загадить мог. Тут уже логика прослеживается, но твое присутствие, опять же, ни о чем. И, в общем, если у тебя есть идеи круче, то я с удовольствием послушаю.
Она улыбается и выходит, утянув второй массивный бутерброд. Сейчас, когда паника улеглась, она действительно списывает поведение Вэла на его состояние. "Переутомился, бывает. Ну, переутомился тут, конечно, не достаточная оценка, ладно. Но будем называть это состояние так, хоть прилично получится. А его поведение это, наверно, как в случае с алкоголиками в завязке. Сам бросает, а других пытается споить. Ну, в смысле, не может защитить себя и пытается защищать других. Печально."
В то, что в другой ситуации Влу было бы дело до неё и её припадочного брата она не слишком верила. А вот свое объяснение сочла логичным, но высказывать все же не решилась.
- Знакомая песня.
Она садиться с боку от стола, на кресло. На сколько Эмили помнит настолки, игроки должны рассаживаться с разных сторон, что бы было удобнее. К телевизору девушка не поворачивается.

Виски она, на протяжении всей игры, потягивала не слишком заинтересованно. На столько не заинтересованно, что к концу игры в стакане виски ещё осталось, пусть и на пару глотков.
Самым интересным в игре были перепалки Джерома и Вэла, в которых она оставалась только наблюдателем. Эмили была не заинтересованна в победе, хотя игра, в целом, понравилась девушке. Она просто в целом не интересовалась победой в чем бы то ни было, побеждать было скучно, а некоторое время ещё и ожидаемо. Кроме того победа оставляла чувство незавершенности, желание большего, желание соревнования. А в посиделках за настольной игрой это было глупо.
- Вэл, чего ты мучаешься? Если немецкий знаешь зайди в интернет, найди эти правила, и переведи.
"А если не знаешь - не гони на переводчика." Эмили равнодушно пожимает плечами. Сама она учила немецкий, но давно, на дополнительных, а сейчас была совсем не уверенна, что у неё остались хотя бы базовые знания.
Она забирает стакан со стола и удобнее устраивается в кресле, растекаясь по спинке, скрещивая ноги по-турецки и обхватывая бокал уже двумя руками.
- Я не хочу спать. А в игру я бы ещё поиграла, но у кой-кого, такими темпами, будет нервный срыв.
Она улыбается, глядя на Вэла. Говорит девушка беззлобно, она скорее действительно переживает за Рауха. "Нет, в самом деле, если он так переживает из-за этой игры, как он вообще живой после этого нападения? Бедняга. Нельзя же быть настолько серьезным, особенно когда все и так дерьмово."
Спать Эмили действительно не хотела, не сейчас. На нервах её исправно накрывала бессонница, приходящая с желанием сжевать все, что хоть как-то пригодно в пищу и жаждой деятельности, совершенно любой, Лишь бы не сидеть на месте. Если разобраться, то становилось понятно, откуда росли ноги у повальной любви к кулинарии. Особенно если учесть, что повод понервничать дома был всегда.
Она допивает виски и возвращает уже пустой стакан на стол. В компании цветной картонки, ушедшего в мир правил Вэла и говорливого Джерома становится неожиданно одиноко. Одиноко в этой обстановке, Эмили здесь как будто не на месте. "А дома ещё хуже, там ведь действительно одна." Джером веселый, но за пару часов это все же немного утомляет.
- Ладно, вы тут решайте, а я пойду ограблю холодильник.
Вспомнить о том, что переживания всегда сопровождаются зажором было большой ошибкой. Бокал она оставляет на месте, выходит из комнаты не торопясь, да и на пути к кухне темп не сильно набирает. Хольм достает доску, уже начатую индейку и хлеб. Запоздало, она вспоминает о том, что неплохо бы чем-то залить хлеб и утыкается в холодильник в поисках горчицы.

Горчица не нашлась, зато на глаза попалась сковорода и моментально созрел план переделать бутерброды в тосты с индейкой. Нарезанный хлеб быстро отправился на разогретую сковороду, девушка же принялась за нарезку индейки. И все шло  нормально, пока на втором куске она не проехалась ножом по пальцам. Кровь не остановилась ни после попытки зажать салфеткой, ни после поливания ранки водой из крана. "Ладно хоть на работу не рискнула ехать, убилась бы уже ко всем чертям."
Она не сразу вспомнила, что аптечку Джером принес из ванной. Вспомнить, где находится ванная оказалось ещё сложнее. Из кухни она удалилась довольно быстро, оставив всё на своих местах. Ну, точнее, нож - в индейке, тосты - уже прогорающими на сковороде.
Джером, к несчастью, проявлял чудеса чистоплотности и аптечку убрал. На поиски заветной коробочки ушло достаточно времени, что бы создалась иллюзия, что пластырь от туда уже и не сильно требуется. Ну и испачкать пару ящиков.
Перевязки не были чем-то принципиально новым, работая на кухне, какой бы собранностью она в этот момент не могла похвастать, остаться целой иногда бывает тяжело. Тем более не могла занять много времени и задача "приклеить пластырь на три пальца". Вернуть аптечку на место и стереть пару пятен так же было не сложной задачей.
В этот раз скорость обработки не спасла. Сигнализацию Эмили не услышала то ли из-за задумчивости, то ли из-за возни. Запах гари не чувствовался, пока она не вышла в коридор. Уже там Хольм вспомнила про тосты и поспешила на кухню, где уже ждал Вэл и горящая сковорода.
- Прости я... я про неё забыла.
На выдохе признается Эмили, застывая едва переступив порог. За порчу чужого имущества никто не похвалит, это точно. Она на похвалу и не надеялась. "Ну, судя по жилищу, из-за одной сковородки он переживать не будет. А вот попытка устроить пожар - это уже повод. Молодец, Хольм, именно так ходят в гости!"

Эмили искренне пыталась искать положительные моменты в сложившейся ситуации. И они ведь действительно были! Сковородка, например, разбила какой-то предмет в раковине, а не о её голову. А это ведь был существенный плюс. По оценке Эмили, Вэла от того, что бы пробить её голову, отделяли лишь смутные нормы морали, типа "нельзя бить девочек сковородками, даже если они напросились в ваш дом, портят ваше настроение и имущество, а ещё вполне могли вас убить". Хольм в "нельзя бить девочек" не верила, считала это не честным. Во всяком случае сейчас считала именно так, была уверена, что, без повода, нельзя бить и мальчиков, а за дело могут получить люди не зависимо от пола. В детстве казалось иначе, тогда драться было запрещено. Тогда казалось что мальчики отнимают что-то веселое и интересное, от чего и ввязалась в драку при первой возможности. Тогда и поняла, что бить нельзя никого, если это выходит за рамки самозащиты.
Хорошее, тем не менее, искалось достаточно трудно и мучительно. Поискам мешал звук удара, продолжающий звенеть в голове, и напрочь отбивающий желание думать. В такой ситуации хотелось сбежать, забиться в темный угол и уже там попытаться успокоится. Какой-то страх, который она никак не могла забыть, кричал о необходимости побега от угрозы. Кричал о том, что сейчас будет как дома, тогда тоже с начала разбивалось что-то из посуды, а потом начинались довольно шумные придирки к её характеру. Сейчас эти придирки, особенно те, что затрагивали умственные способности (точнее их отсутствие) были как нельзя кстати.
Эмили "тормозила", запоздало реагируя на происходящее. Зато от двери она почти что отпрыгнула, уступая дорогу Вэлу. Сейчас на него не хотелось даже смотреть. Такой Вэл слишком пугал. Тот, что сидел у неё на кухне, был мягче, спокойнее, пускай и выражал безразличие ко всему окружающему миру. А тот Раух, который сейчас пошел ко входной двери, был слишком чужим, слишком отстраненным. Пожалуй, если бы он сидел в кафе в таком состоянии, разговаривать с ним Эмили бы не рискнула, что уж и говорить о приглашении в гости.
Она не вслушивалась в разговор, происходящий в коридоре. Откровенно говоря было плевать. Сейчас все слишком напоминало родной дом, который, говоря на чистоту, вспоминать не слишком хотелось. И большое, слишком демонстративное, помещение. И битая посуда. И Вэл. Для полноты картины ему не хватало, выходя, кинуть фразу типа "да чего ещё от тебя можно ожидать" и была бы вылитая Мари. Эмили поежилась, обхватив себя руками снова вошла на кухню.
В детстве она пряталась в ванной или сбегала на улицу, дома ругали даже за слезы. "Проявление слабости" и "лучше бы ты над собой работала", на сколько могла вспомнить Эмили. Сбежать из закрытого дома было трудно.
Она доходит до угла за дверью и усаживается на пол так, что бы виском опереться на холодильник. Способность плакать она в себе ненавидит и долго радовалась, что особых поводов не было. Хотя бы там, где могут заметить другие. Показывать эмоции, тем более такие, всегда считалось слабостью. Она сгибает ноги в коленях, притягивает к себе. Эмили немного выпадает из реальности и различает уже тот момент, когда слезы текут по шее. Девушка продолжает попытки задавить всхлипы за сжатыми зубами и прикушенными губами, получается или нет она не слышит, в ушах до сих пор стоит звон битой посуды.
Она утыкается лбом в колени и зажмуривается. Хочется верить, что сюда никто не зайдет, что её никто не увидит. Такую Эмили видеть не должны, плохие эмоции, эмоции показывающие слабость, это не для посторонних.

Эмили вздрагивает, моментально выпрямляя спину и пару секунд тупо глядя в упор на Вэла, будто не до конца понимая, что происходит. Осознав, что её всё же застукали, Эмили сжимается чуть сильнее, немного отдаляясь от Вэла. Деваться ей, по сути, некуда.
– Ничего.
Выговорить ещё удается без запинки, пускай голос и хрипит. Конечно, не нужно быть гением, чтобы понять, что человек, у которого всё в порядке, выглядит немного иначе. Без заплаканных глаз, мокрых щек, прилипших к лицу и шее волос. Без красного носа и покрасневших от попыток сдержать всхлипы и закусываний губ. Без нервно дрожащих пальцев, окончательно похолодевших на кончиках и трясущихся так, что Эмили их даже сжать не могла. Плачущие люди бывают красивыми только в кино, да и то лишь в кино для девочек, в том, которое пытается показать, что слезами можно кого-то разжалобить или толкнуть на подвиги. "Если только постановочными."
Мысли быстро меняют русло. Губы вздрагивают, но сказать что-то она так и не решается. Эмили опускает голову, сильнее вжимаясь в угол. Она бы сейчас с удовольствием провалилась сквозь землю, вросла в стену или спряталась бы под холодильником, как сбежавший от света таракан. Увы, сменить место локации оказалось труднее.
По-хорошему ей нужно было встать на ноги, улыбнуться, извиниться за концерт и выйти в ванную, привести себя в порядок. А потом убраться из этого дома, дабы не портить психику тем, кому её и так успешно терроризируют. Зная особенности своего организма Хольм представляла, как это будет на деле. Она резко поднимется, её "поведет", и девушка снова окажется на полу, поскольку ухватиться тут было не за что, ручка дверцы холодильника и та не подходила. В одном из вариантов, приземлившись на музыканта. Из дома её выгонят, а потом она будет обходить этой район десятой дорогой, как когда-то танцевальный класс.
Она стирает со щёк слёзы непослушными пальцами. Кожа становится розовой, а слёзы текут как и текли. Эмили знает, что нужно успокоиться, что дальше момента, когда становится тяжело дышать заходить нельзя. Знает, но сделать ничего не может и в который раз ненавидит себя за слабость. Спокойствия это не прибавляет, и поступает она по странной схеме. Не в состоянии успокоить себя, она переключается на Вэла.
– Извини, ладно? – она не поднимает голову. Злым Вэл не выглядит, сейчас он скорее растерян. А ставить людей в неловкое положение Эмили не любит. Нет, в самом деле, не из-за неё же. – И за это, и за то, что напугала.
Очередной всхлип-вдох шумный и проходит будто в два этапа, Эмили сжимается сильнее. Снова пытается сцепить пальцы, не выходит ровным счётом ничего. Она бы попросила его уйти, но дом всё же принадлежит Рауху и командовать здесь Хольм не решается.

Она не отвечает. С одной стороны, и хочется его остановить, по привычке, чтобы не мешать человеку в его же доме. С другой стороны, она прекрасно понимает, что смотреть на плачущую девушку на его же кухне – удовольствие на любителя, а ждать от Вэла порывов её успокоить как-то глупо. Оставшись одна, она всё же позволяет себе разрыдаться, уже просто от всех навалившихся эмоций, переживаний.

Из ванной Хольм выходит в более адекватном виде, пускай убрать мокрые пятна с одежды и не вышло, а она на пару минут зависла над раковиной. Эмили просто до сих пор не может привыкнуть к тому, что выражать эмоции – это нормально и, в целом, не так уж и осуждается. Принять тот факт, что, выплеснув эмоции, жить намного проще, оказывается ещё сложнее. Но со всем этим она будет разбираться позднее.
Из ванной она уже собиралась уйти на поиски свободной комнаты, но остановила музыка. По дому Хольм передвигалась тихо, в студию тоже заходить не рискнула, только прижалась плечом к косяку и осталась на пороге.
– Красиво.
Робко вставляет она в первом же перерыве. Мелодия действительно трогает, даже заставляет улыбаться. Девушка неуверенно теребит рукав кофты. Лицо всё ещё красное, наверное от желания то скрыть она и не смотрит на Валентина. Только заговорив, Эмили опускает взгляд в пол.
– Не хочу, чтобы ты думал, что как-то расстроил меня. Просто эта ерунда с шумом и резкими звуками... – она невольно морщится, чуть сбиваясь. – Да и день выдался тот ещё. Шесть лет брата не видела и вот так прекрасно погуляли, потом добила тебе нервы, чем продолжаю заниматься сейчас.
Хольм сжимает губы, прерывая собственную речь. Она просто не знает, стоит ли говорить что-то ещё. Но подавить необходимость объяснить своё поведение Эмили не может, отчего и выдаёт всё это. "Вот сдалось ему этот бред слушать, конечно."
– В общем, не травматолог мне нужен, а психиатр.
Произнесено это было с ощутимой долей иронии. По номеру доктора с визитки, выданной Вэлом, она так и не позвонила, нога благополучно прошла. Ненадолго, конечно, но прошла. Но уже то, что Эмили помнила о существовании "неплохого" доктора было большим шагом вперёд, возможно, она даже когда-нибудь позвонит в эту клинику. Когда-нибудь, когда в очередной раз вывернет ногу.
А вот про психиатра, точнее, про психолога, Хольм едва ли шутила. Она понимала, что со многими своими проблемами никогда самостоятельно не разберётся, вот только и в помощь "мозгоправов" Эмили не верила. Точнее, не верила в то, что придёт к незнакомому человеку, вывалит ему свои проблемы и от этого мир станет неожиданно прекрасен. Она понимала, что здесь нужно другое и даже знала, что нужно именно ей, но не было у Хольм настолько близкого человека, чтобы ему доверить все свои заскоки. "Повезло же этому человеку, что мы не знакомы."

"Ну, они все одинаково полезны." Что Эмили могла с уверенностью сказать о разнице этих профессий – психиатр имел право назначать какие-либо препараты, а остальные нет, только рекомендовать что-то на уровне валерьянки. Да и занимался психиатр людьми, которые имели минимум шансов на адаптацию в социуме, минимум шансов победить проблему. У неё всё было не настолько критично. Во всяком случае, сейчас.
Когда-то ей уже говорили, что нельзя всё держать в себе, что с комплексами надо бороться, и так далее. Рекомендовали и какие-то способы борьбы с этими самыми комплексами, но на Хольм всё срабатывало в другую сторону. Она просто перестала верить тем, кто говорил что-то хорошее о выпечке или о ней, с годами это превратилось в пустой шум, как и негативная оценка. Хотя ко второй, в адекватном исполнении, можно было прислушаться. Зато взятый из собственного воображения негатив имел статус священной коровы в Индии.
– Сеанс у психолога, психотерапевта или психоаналитика основан на доверии к специалисту. А верить человеку, который получает зарплату за то, что у тебя есть проблемы, как-то странно. – Эмили пытается улыбнуться, пошутить. – Да и, в любом случае, это люди, а люди, с образованием или нет, редко когда могут помочь другим со внутренними проблемами. У психологов, как и у остальных, просто есть какие-то схемы.
"А схемы на живых людях работают редко." Возможно, дать выход эмоциям и правда нужно, хотя бы иногда, хотя бы не всем. Так она, сейчас, лучше соображает, да и контролировать себя легче. Вот только фразы заминает всё так же торопливо, запоздало думая, что слишком много болтает.
Она оглядывает помещение с интересом, пускай и не понимает смысл собрания инструментов, да и особой разницы между гитарами не улавливает. Разве что надпись "Yamaha" кажется знакомой, эта марка обозначалась на инструментах какой-то группы в их клипе, во всяком случае, на барабанах точно была эта надпись, первая ассоциация была с этим.
В студию она заходит нерешительно, продолжая оглядываться. Эмили любит новое, новые места, новые вещи, новые эмоции. В студиях Хольм ещё не бывала и сейчас больше занята тем, чтобы осмотреться, поэтому на слова Рауха реагирует не сразу.
– Хочу!
Она улыбается, от такого предложения даже глаза заблестели. Как-то глупо, по-детски, но она действительно рада, что Вэл сам повторил предложение. От собственных эмоций она тут же смущается, опускает взгляд, благо краснеть Эмили не склонна.
– Да, не соберусь. Я тогда сразу забыла, а потом подумала, вдруг ты занят или ещё что.
Растерянно закончила она, забирая у композитора гитару. Хольм заняла свободный табурет, как держать гитару она ещё помнила, пусть и смутно. Двигаться Эмили старалась аккуратно, порчи чужого имущества на сегодня хватит. И всё же, при попытке удобнее взять гриф, пальцы неудачно задевают несколько струн, отчего вздрагивает сама Хольм, звук выходит резким.