— Ты, блядь, чего трубку не берешь?! — Энди отвел телефон подальше от уха, чтобы не слышать вопля Молли.
— На пожаре я был, Молли, не поверишь, — он отозвался, поморщившись.
Какого черта ей было нужно от него посреди ночи? Энди в целом в последнее время начинал от нее уставать, а ведь знакомы были всего ничего. Но он постоянно встречался с ней на лестничной клетке, она не менее постоянно заруливала к ним домой, один раз уже даже напоровшись на ссору. Молли становилось слишком много.
— Так чего тебе? — резковато спросил Энди.
— Ала на скорой увезли, я вызывала, — быстро ответила Молли, и внутри Энди все обмерло. — Я стукнулась, дверь открытая, а он на полу без сознания валялся. А ты, блядь, трубку не берешь!
— Куда его повезли?
Молли назвала больницу, Энди отключился. Он обернулся на Ронни, обеспокоенно нахмурившегося.
— Ал в больнице, — бесцветно сказал Энди. — Мне...
— Иди отпрашивайся быстро, — хлопнул его по плечу Ронни.

Отпустили его только на час, благо, больница была неподалеку. Туда же свозили и всех пострадавших с их пожаров. "Своя" больница, по сути. Он с доброй половиной парамедиков оттуда был знаком.
Пока Энди несся, из больницы же ему и позвонили — Алан во время оформления эмансипации успел и записать его в экстренные контакты. Вот только по телефону ему сказали, что угрозы для жизни нет, значит, явиться он может только в приемные часы, а никак не ночью. Слушать про "какие на хуй приемные часы?!" на том конце провода никто не стал.
Не ближайший же родственник.
От беспокойства его едва ли не колотило. Ал был без сознания, а Молли паникершу не напоминала, чтобы из-за ерунды вызывать скорую, но, мать их, приемные часы.
Обратно он, конечно, не повернул. Опять таки — знал половину парамедиков, как-нибудь по знакомству да мог бы сунуться. Увидеть Ала, убедиться самостоятельно в том, что угрозы для жизни нет, ему было необходимо. Они ведь только начали жить вместе. Только-только поругались и помирились. Энди только привык к тому, что просыпается не один, а когда приходит ранним утром после смены утыкается физиономией не в подушку, а в чужой загривок.
Дьявол, он не смог бы спокойно работать, если бы не убедился, что все действительно не смертельно.
Благо, уже из-за стойки регистратуры Энди усмотрел крашеную в рыжий макушку Эммы. Эмс и в прошлый раз его к Алу легко пропускала, даже сама чуть не пнула в нужном направлении. Да и вообще всегда казалась Энди нормальной девчонкой, с которой иной раз можно даже поговорить.
Он подошел к стойке, облокотился на нее и без прелюдий обратился к медсестре:
— Эмс? Слушай, к вам пациент сегодня поступал. Рирден, Алан. Мне очень надо его увидеть. Это просто дело жизни и смерти, Эмс.
Энди поджал губы, глядя на девушку. Не приукрашивал даже.

— Я — Мейсон, да, — на автомате ответил Энди.
А следом замер, не понимая, что именно до него доносят. Да какие, к черту, приемные часы? Да она офонарела что ли? Вон в прошлый раз сама предлагала Ала проведать, а тут на тебе. И ведь на этот раз он даже в списке экстренных контактов, а тогда был так, спасшим из горящей церкви хреном с горы.
Энди раздраженно хлопнул обеими ладонями по регистрационной стойке. Предполагалось, что он, весь такой со смены, влетит к Алу в палату, убедится в том, что тот живой сам, а не со слов работников больницы, да понесется обратно работать. Так нет же. Выходило, что он все-таки летел сюда впустую. Эмс из славной девчонки разом превратилась во врага народа.
Он закусил губу и осмотрелся. Нет, не хотелось ему возвращаться вот так и как на иголках сидеть весь остаток смены. А вдруг случится вызов? Он же не сосредоточится нормально. А от его работы, так, на минуточку, чужие жизни зависеть могли.
— Эмс, — снова наклонился он к девушке, — я тебе еще раз говорю — дело жизни и смерти. Ну, да, я не родственник. По бумагам не родственник.
Как-то до этого момента четкого осознания того, что они и правда живут вместе и, наверное, даже где-то могут считаться семьей, у него не было. Теперь же появилось. А ведь времени всего ничего прошло. Не только с переезда, но и с начала отношений. И когда успел так прочно привязаться?
Энди побарабанил пальцами по стойке. Надо было что-то делать. Но не прорываться же с боем в палату, номер которой он даже не знал?
— Мне нужно буквально десять минут, окей? — попробовал увещевать Энди. — А потом я спрошу у тебя и как твои дела, и даже принесу после смены нормальный кофе. Эмс, я обещаю.
Это было важно. Почему она не могла понять, насколько? А. Действительно. Не знала же. Никто практически не знал, кроме родственников, да Ронни с Молли. А Энди едва не трясло. У Ала ведь только недавно была трещина на ребре. И слишком отчетливо в голове выстраивались все неприятности, что опускались на их головы за последнее время. Будто провидение было откровенно против того, чтобы они были вместе.
К чертям провидение.
— Эмс, я с ним живу, — прямо сказал Энди. — Я — его партнер.
Не просто так ведь в списках оказался. Не с ангелхранительской доли. Потому что очевидно, что ангел-хранитель из него выходил отвратительный. Как и пророк — столько всего не смог предвидеть и предотвратить. Вот знал бы заранее — очередной выходной запросил бы. Отрабатывать бы задолбался, конечно, но смог бы вовремя предотвратить.
И только спустя несколько секунд после того, как он это сказал, до него дошло, что именно.

Он терял время. Если продолжить пытаться уговорить Эмс, явно пребывавшую не в лучшем настроении, времени потеряется еще больше, а отпустили его всего ничего. Не охранник ведь в магазине, чтобы абы где шататься половину смены. Голову открутят. Тем более что с переездом он и так не слишком хорошо отличался, а ведь только перешел из кандидатов в пожарные.
И тем более он не свою личную жизнь пришел тут обсуждать.
— Да, парень, — кивнул он, глядя прямо на Эмму. — С ума тут дуреть не надо, как и трепать по всем углам. Мне просто надо его увидеть, черт побери.
Голос начал повышаться — на нервозном, на раздражении. Энди не обратил внимания на то, что руки, лежащие на стойке, сжались в кулаки.
— Знаешь, что? — начал Энди, высоко поднимая брови и едва не скрипя зубами. — Зови главврача тогда. Прямо сейчас. Быстро. Если тебе так тяжело пойти на уступку и на каких-то десять минут меня пропустить, я потрачу эти минуты на скандал.
Скандалистом он тоже не был никогда. Правила предпочитал соблюдать, а не устраивать драму почем зря. И ведь если он не добьется ничего, так зря и выйдет. А Эмс ведь была той еще трещеткой. Понимание этого только начинало напрягать. Он совершенно постороннему человеку сообщил о том, что живет с парнем. Пусть в экстренной ситуации, но все же. Теперь и отступать как-то неправильно тем более.
— И расскажу, как в прошлый раз ты меня к нему же, между прочим, пускала вообще без проблем вне часов посещений, — продолжил Энди. — И надавлю на то, что теперь ты мне отказываешь в посещении, именно зная о тонкостях наших взаимоотношений, а не потому что нельзя.
В том, что надавит, уже не сомневался. Колотило его жутко. И от собственной сумасбродности, и от режущего беспокойства, и от мыслей о том, что на работе башку отвернут ко всем чертям. И от возможных последствий такой откровенности перед Эммой — колотило не меньше. Клиническим идиотом он себя чувствовал тоже. Но она первая начала, правда ведь? Надо же головой понимать, что просто так пожарный со смены не прибежит.
Тем не менее, как бы паршиво перед нормальной в целом девчонкой он не стал бы себя чувствовать за хамство в последствии, Энди выразительно поднял брови, склоняя голову чуть набок. Мол, давай. Или прекращай ломаться, или зови главврача.

Энди выдохнул и облегченно опустил плечи. Сработало. Даже странно как-то. Он действительно считал, что добиваться чего-то лучше мирными разговорами, чем угрозами скандалов. Но на мирные у него времени не было совсем.
— Извини, — сказал он. — Стресс, мать его. У нас с переездом геморроя было выше головы, а теперь он еще и в больнице, а меня  с работы отпустили буквально на час.
Неловко улыбнуться, впрочем, не вышло. Вышло криво как-то. Зато в его руках оказался пропуск и это было самым важным. За кофе дело не станет, чего уж там.
Он понесся искать палату едва ли не очертя голову и накидывая шнурок холдера с пропуском на шею. Времени оставалось все меньше. Нужную он нашел достаточно быстро, тут же сунулся внутрь. Посреди ночи здесь никого не должно было быть так и так — ни других родственников, ни персонала. К койке, на которой разместили Алана, он шагнул со смешанными чувствами. Имелось некоторое чувство дежа вю — в прошлый раз он приходил при свете дня и не имел ни малейшего представления о том, что в ближайшем будущем в лице спасенного подростка обретет возлюбленного, ради которого решится на все категорические шаги, на которые так никогда бы и не решился ради себя даже со всем своим эгоизмом единственного ребенка в семье.
К этому дежа вю примешивалось еще и повторное "я не знаю, что буду делать, если его в моей жизни не будет". Казалось бы — только все устаканилось, а тут такой поворот. Очередной удар под дых, со всеми прилагающимися. Седина близко, однозначно. Но Алан хотя бы действительно был жив, а его грудная клетка вздымалась.
Энди подтянул к койке гостевой стул, опустился на него и протянул одну руку до руки Алана, а затем подался ближе и, коротко прогладив его по волосам, коснулся губами лба.
Окончательное моральное облегчение пришло, Энди сжал руку Ала.
— Я думал, у меня сознание взорвется, когда Молли позвонила, — пробормотал он, на момент прикрывая глаза.
Теперь и разговор с Эмс казался каким-то сюрреалистичным. Полноценное понимание того, что она однозначно разнесет всем и вся, еще не достучалось до него, не начало вызывать конкретную панику.
Зато с пропуском он мог и весь день, как смена закончится, проторчать с Аланом, не рассчитывая часы посещения. Ну и скандалов не устраивая тоже.

— Я отпросился, как только поступил звонок, — ответил Энди. — Правда, времени у меня мало. Я после смены еще приду. Тебе принести чего-нибудь?
Следом почувствовал себя Энди откровенно паршиво. После ссоры еще этой утренней. Подумать только, перепалка из-за дурацкого статуса при иных обстоятельствах могла стать последней в их жизнях. Казалось, что только сложности и настигали. Но просто потому что ярче отзывались — так-то положительные моменты сожительства все же перекрывали проблемы. Ну потому что чего еще для счастья надо? Кормят вкусно, секс регулярный, киношку посмотреть по телевизору тоже есть с кем. И вроде бы какие могут быть проблемы с этим у общества? Они же в чужие жизни со своим уставом не лезут. И не мешают никому.
Только половина друзей, когда вскроется, все равно отвернется, как пить дать.
Энди сжал руку Алана крепче — уже в двоих своих.
— Я сказал, — отозвался он. — Меня не хотели пропускать, я угрожал скандалом на почве дискриминации. Представь, а? — Энди фыркнул, но посерьезнел в момент. — Я не мог, понимаешь, просто развернуться и пойти обратно на работу. Я бы места себе не нашел.
Продержать пару дней — не так страшно. Как раз выпадало на его выходные, можно было из больницы действительно вылезать только для того, чтобы сбегать выгулять Хана. Собаку в палату точно не протащишь.
Уходить не хотелось уже. Хотелось натащить в палату всяких апельсинов, комиксов и вообще всякого, что под руку попадется, чтобы как-то эту пару дней больничного уныния Алу скрасить. Его конкретно близкие редко в больницы попадали, к пострадавшим парням из части обычно ходили в приемные часы и гурьбой, да и самого его эта чаша миновала. Мастером по больницам Энди не был. Доходило только, что Алану с сотрясением однозначно нужен покой, а не суетящийся бойфренд, понятия не имеющий, что ему делать.
— В общем, отдыхай, — сказал Энди, легко улыбаясь. — Я утром приду, — повторил он, — теперь-то меня точно не прогонят.
Он постучал пальцами по холдеру. Не было худа без добра. И без большего худа. Энди очень надеялся на то, что случится чудо и весть о его отношениях с несовершеннолетним парнем не разнесется. Но надеяться и понимать, что возможность чудес сомнительна — разные вещи.