Если бы у Ала спросили, в какой именно момент вся его жизнь пошла наперекосяк, он бы не нашелся с ответом. Когда Хлоя сказала, что беременна, и он сделал ей предложение? Или еще когда напился на той вечеринке на кампусе и опрометчиво остался с ней наедине? Или в те разы, когда сдавался, не в силах противоречить своей природе, и искал забытья с мужчинами в ничего не значащих встречах на одну ночь? Или до того, тогда, когда решился покаяться отцу в своих греховных влечениях? Или, может, вообще когда впервые в себе эти влечения осознал?
Он не знал и не был уверен, что хочет. Все равно прошлое от этого не изменится, а нынешнее не станет лучше. Сидевшая на его кровати с поджатыми под себя ногами Хлоя не исчезнет, не исчезнет кольцо с ее пальца, и тем более никуда не исчезнет его грех.
— Ты не хочешь постричься?
Хлоя рассеянно пыталась привести его волосы в порядок. Склонившийся над книгой Ал терпел и пытался читать, но ее присутствие не давало сосредоточиться на тексте. В плохом смысле не давало, несмотря на гримасы, на которые расстарался его сосед Дрейк, когда она объявилась на пороге их комнаты общежития с термосом и капкейками из его любимой кондитерской.
Он бы предпочел, чтобы Дрейк остался, а она никогда бы и не приходила.
— Если бы хотел — уже бы постригся, нет? — ответил он и поморщился: Хлоя неприятно дернула ему волосы. — Ай.
Хлоя у него за спиной вздохнула и отложила расческу, и решительно сдвинулась так, чтобы оказаться уже перед ним. Ал, перестав в очередной за последние минуты леденящий душу раз пытаться уловить смысл абзаца на пять строчек, стиснул пальцами переносицу, закрыл глаза. Он догадывался, что сейчас будет.
Он не ошибся.
— Алан. — Хлоя решительно забрала с его колен книгу, откладывая ее в сторону, и взяла его свободную руку в свои. Взглянувший сквозь полуприкрытые веки Ал ненароком увидел кольцо на безымянном пальце ее правой руки, и его затопило отдающимся где-то в костях чувством вины — и если бы только за резкость.
Лучше бы она продолжала его причесывать.
— Алан, — повторила Хлоя настойчиво, — посмотри на меня.
Он посмотрел исподлобья, но ей было достаточно.
— Я понимаю, тебе плохо, но если ты не начнешь со мной разговаривать, я ничего не смогу для тебя сделать, ты понимаешь, да? А когда-нибудь тебе все равно придется. Начать разговаривать. Мы женимся через два месяца, ну.
Ал молча притянул ее к себе и обнял. Разговаривать ему потрясающе не хотелось. Не с ней. Несмотря на то, что она была ни в чем не виновата. А, может, наоборот — именно поэтому. Ведь не ее вина была в том, что она пять лет была в него влюблена и общалась с ним без поползновений на что бы то ни было после того, как он сказал ей, что испытывает исключительно дружеские чувства; не ее вина была в то, что он был на той вечеринке пьян в хлам — а он помнил достаточно, чтобы знать, что все, от начала и до конца, было его какой-то напрочь сорванной попыткой… исправиться? Этого он уже не помнил.
Не ее вина была в том, что он чуть не погиб в пожаре и что она потеряла ребенка. Она не сказала ничего о том, когда, но он-то был уверен, что это наверняка было связано.
Не ее вина была в том, что он бы не смог полюбить ее так, как ей хотелось, даже если бы очень постарался. Не ее вина была в том, что он знал, что стараться бесполезно. Если так подумать, виновата она была только в одном — в том, что его проклятая совесть после всего этого не дала бы ему ее оставить, даже если повода для свадьбы больше не было. Особенно теперь, когда повода для свадьбы больше не было.
Лучше бы он в той церкви сгорел. Он знал, что так грешно было думать, но уже просто не мог себя корить еще и за это. Слишком устал.
Грех частенько, если подумать, вот так брал его измором. Стоило ему устать, как он обнаруживал себя прижатым к стенке в туалетной кабинке какого-нибудь гей-бара, а потом несколько месяцев замаливал этот грех — пока не совершал следующий.
— Алли… — пробурчала Хлоя откуда-то из его плеча.
— Хло, я не готов об этом разговаривать. Ни о чем из этого, — сказал он и отстранился, стараясь случайно не взглянуть на ее правую руку снова. Поднялся, подошел к шкафу, выуживая оттуда свитер. — К тому же мне пора.
— Куда?
— Я обещал отцу помочь сегодня с работами в церкви.
Отец ни о чем его не просил, но ему позарез нужно было сбежать — подальше от душных стен комнаты, подальше от тяжелых мыслей. Церковь была идеальным вариантом: на стройке работы было невпроворот, и он нашел бы, чем отвлечься.
— Пойдем, я провожу тебя до дома сначала, — сказал Ал устало.
Хлоя смотрела напряженно и недовольно, но поднялась следом.
***
На пороге церкви Ал замялся на несколько секунд. Входить туда было странно и немного страшно — после пожара-то. Люди роились, отстройка спорилась, отец зычным голосом раздавал волонтерам и наемным рабочим указания, а у него перед глазами все равно стояло ревущее вокруг пламя, жалившее жарче адского, и рухнувшая у него аккурат перед носом балка, закрывавшая последний путь к отступлению.
И вынырнувший из ниоткуда пожарный, который буквально вынес его на себе после того, как Ал потерял сознание. Ал даже не знал, как его зовут, чтобы найти и поблагодарить. Может, оно и к лучшему, учитывая, что благодарным он себя чувствовал с большой натяжкой.
Отец наконец завидел его и, нахмурившись, пошел к нему навстречу.
— Алан. Что ты тут делаешь?
— Помочь пришел, — Ал обезоруживающе улыбнулся. — Подумал, что еще две руки лишними точно не будут.
— Только не твои, сын. — Отец поднял брови. Улыбка Ала пригасла. Неужели прогонит назад на кампус? — Врач говорил, тебе следует поберечься, так что никаких тяжестей. Но. Раз уж пришел, можешь подменить меня, пока я отойду на обед. Если тебя не затруднит.
Ала совсем не затруднило бы. Отвлечься ему все еще было нужно, а работа отвлекала, даже если делать ее приходилось не руками.
***
На вошедшего в церковь мужчину Ал обратил внимание не сразу: работники и волонтеры сновали туда-сюда постоянно, и помнил он, разумеется, далеко не всех. Не занятые в отстройке прихожане тоже заглядывали — кто-то искал его отца для срочных душевных излияний, кто-то что-то приносил, кто-то был до сих пор не в курсе, что случилось.
Того, что к нему обратятся, он тоже не очень ожидал.
— Да? — спросил Ал, оборачиваясь. Мужчина был смутно ему знаком, но больше даже не внешне — хотя и внешне тоже, у него было слишком необычное лицо, и Ал его где-то точно встречал, — а образом эмоций.
Мужчина быстро дал ему понять, где.
— О. Вы тот пожарный? — Ал вежливо улыбнулся и крепко пожал протянутую руку, и чуть нахмурился, не понимая, что не так. А потом посмотрел на мужчину с чуть расширившимися от удивления глазами: понял, что ему было не противно дотрагиваться. И это после Хлои-то, из-за которой его нелюбовь к чужим прикосновениям взлетела до небес.
Он осознал, что слишком долго молчит и таращится, и закусил губу.
— Нормально, как видите. Благодаря вам. — Он слабо хмыкнул. — А покой — дело наживное, успею еще.
Ал не переставал украдкой рассматривать мужчину дальше. Отметил, что тот был чуть ниже, и общую ухоженность, и любопытство вполне определенного толка, и поймал себя на ответном. Это было настолько грешно, особенно в Божьем доме, что у него аж дыхание перехватило от собственной никчемности.
Он сунул руки в карманы, перестав улыбаться.
— Вы, наверное, к отцу?[icon]https://www.dropbox.com/s/3z2hjmmycnli8p2/cameron-monaghan-23-1.gif?dl=1[/icon][charinfo]<b>Алан Рирден</b><div>22 года, студент, сотрудник центра для трудных подростков со способностями к эмпатии и эмпатической мимикрии</div>[/charinfo][status]For now we see through a glass, darkly[/status][sign]Take me high and I'll sing
Oh you make everything okay, okay, okay ('Kay, Okay, Okay)
We are one in the same
Oh you take all of the pain away, away, away ('Way, away, away)
Save me if I become
My demons
Starset — My Demons[/sign]